безвременья, бескрайность и безнадежность, которые уже примерещились
однажды. Но на сей раз хоть ясно, кто склонится над тобой и какую вещь
осторожно возьмет из твоей руки.
должен погибнуть на дуэли. Вот чего хотел Чесс!
из Михайловского в Петербург. А он же верил в приметы - и повернул назад!
А потом - все, что с ним было. Ну, как если бы было! Как он остался один.
Как ему позволили жить в Петербурге. Как за ним следили. Как его вечно
подозревали. Как ему на жизнь заработать не давали... ну, все очень
просто! И как он не выдержал, и позвал на поле первую подвернувшуюся
скотину! Ты все еще не понимаешь? А последних уцелевших друзей позвал в
секунданты...
радиоточка. Валька пожал плечами - передач не было уже несколько месяцев.
Алик с колокольни держался на заводе, как и он сам, непонятно за какие
заслуги.
веселее работалось. Денис Григорьевич велел нарезать букв и дал образцы.
Примерно к середине концерта появился и он сам.
пластиковых букв для неизвестно каких лозунгов и девизов.
нужен. Карикатуры тебе рисовать приходилось?
листать старый журнал "Огонек". Он нервничал. Что-то он сегодня затеял.
Отложив журнал, он встал и выглянул из конурки. Если дойти до двери склада
и подняться на шесть ступенек железной лестницы, то просматривался весь
инструментальный цех. Парторг не поленился, убедился в этом и вернулся.
прокуренный голос Алика.
без всяких предисловий, работая под профессионального диктора, объявил
Алик. - Денис Григорьевич Буденко расскажет нам о последних событиях в
заводоуправлении!
в меру взволнованно гремел голос парторга. - Все знают, что у наших
соседей, на заводе "Коммунар" недавно провели большое сокращение штатов.
Все знают, что у нас цеха работают четыре дня в неделю. Но мы пошли на
это, чтобы никто из наших товарищей не остался без куска хлеба. Вчера же
стало известно, что большие сокращения ожидаются и у нас. Руководство
завода убеждено, что, прогнав людей, оно спасет завод. Вам с цифрами в
руках докажут, на сколько снизилось производство. Вам будут жаловаться на
поставщиков сырья и на торговые организации! Но посмотрим дальше
собственного носа! Те, кого волевым решением руководства прогонят с
рабочих мест, сядут на жалкое пособие. Продукция нашего завода будет им
уже не по карману. Нашим товарищам с "Коммунара" она уже давно не по
карману. Народ нищает, наши товары лежат на прилавках без спроса! И чем
больше нищих выбросят заводы - тем меньше шансов у заводов получить деньги
за свою продукцию! А это - новая волна увольнений!
на митинг.
увидел парторга на лестнице. Парторг слушал галдеж в инструменталке. И
когда первые энтузиасты потянулись к дверям цеха, он соскочил с лестницы и
чуть не сшиб Вальку.
писать и рисовать!
Денисом Григорьевичем.
сгоняли, то заманивали хитростью, а сейчас, поди ты, люди шли и шли. Лица
были возбужденные и злые.
Погоди, сейчас женщины заговорят! Они сразу вспомнят, как заводской детсад
закрывали!
было предоставлено женщинам. Валька взял самую большую кисть, чуть ли не
наугад тыкал в банки с гуашью и еще не просохшие плакаты люди выхватывали
у него из рук. Прямо в уши кричали ему слова для плакатов, и это в
основном было "Прочь!" и "Долой!". Со спортплощадки разгоряченные
заводчане рванули к корпусу заводоуправления. Валька задержался, собирая
свои художнические причиндалы, и толпа потекла мимо него, совершенно не
обращая на него внимания. Лица у людей были одинаковые - всем плеснули
поровну ослепляющей ярости, у всех разлетелось в клочки терпение.
Совершенно оглушенный шумом и эмоциями, Валька на какое-то время окаменел.
Он не узнавал знакомых лиц. В ушах стоял гул шагов, он складывался в ритм,
и ритм этот был до боли знаком, но откуда - Валька понять не мог.
его по плечу. - Иди, отдыхай! Сейчас без тебя обойдемся!
побрел в опустевшую инструменталку, соображая, что это за дурдом
начинается на заводе. Он чувствовал страшную усталость, как будто энергия,
которой зарядили этих внезапно одичавших людей, была высосана из него. Что
он такое писал на листах ватмана, с кляксами, не соблюдая грамматики? Кого
"долой"?.. Откуда "прочь"?..
вымели из головы и слова, и мелодию, осталось только их точное ощущение. И
этот ритм слаженной быстрой поступи полка, дивизии, дикой орды со штыками
наперевес. Мучаясь от невозможности вспомнить, Валька сидел на табуретке и
вертел в пальцах шариковую ручку, вертел, пока не сломал. Тогда он понял,
что лучше идти домой.
вдруг почувствовал такое отвращение к шуму, что, выйдя из инструменталки,
пошагал совсем в другую сторону - не к проходной, которая была в трех
шагах от заводоуправления, а наоборот, к одной из трех известных ему дырок
в заборе.
добрался Валька домой, а там теща встретила его похожей новостью.
побаловались, и будет... Демократы, тудыть их в качель! Валь, тебе женщина
звонила, эта, скульпторша. Просила срочно перезвонить в мастерскую. Кто-то
там приехал, она тебя познакомить хочет, говорит, это для тебя очень
важно.
надеялся, что к приезду мэтра приготовит и рисунки, и мелкую пластику, а
вместо того занимался непонятно чем. - Да, это действительно очень важно.
Тут судьба моих дизайнерских курсов решается.
вовсе не понимаешь, что творится? Жрать скоро нечего будет, а ему - курсы!
какие шиши выкупать? - спросила теща. - Лето на носу, а они мне зимние
сапоги всучили! Илонке сандаликов хоть две пары нужно, я ей в сентябре
покупала, думала, как раз к лету, а у нее ножка гляди как выросла! А на
толкучке сандалики - полторы тысячи! Детские-то сандалики!
встревает с глупостями. Поэтому он не стал спорить с тестем, а позволил
дочке дать ему в руки фломастер.
обнимая сидящую на колене девочку, а другой рисуя овал и примыкающий к
нему кружок. - Вот зайкина головка, вот зайкины лапки, вот зайкин
хвостик... А это что? А это зайкины ушки, а это зайкины глазки...
ее показать зайку маме, бабе и деду. А сам остался у края обеденного стола
с дочкиным альбомом и машинально стал чертить странную геометрическую
композицию, что посетила его недавно, похожую на классическое
пространственное изображение ядра атома.
призм и конусов, прорастающих друг в друга, особо старательно растушевывая
светотени и высветляя блики, А тут несколько шаров вписались в какой-то
интересный каркас, и в этом был смысл.
поближе к центру, ту самую заячью морду, которую нарисовал дочке, и еще
она была похожа на зайца из папье-маше, довольно неудачно оклеенного
кроличьей шкуркой.
вспомнить, чью рожу он нашлепывал гуашью подряд на десяти плакатах,
вдохновляемый галдящими девчонками со сборки. Рожа была родная, заводская,
даже популярная, но вот фамилия вылетела из головы, хоть тресни, и
повторить эту карикатуру сейчас на бумаге он бы тоже не смог.
Суворов Виктор
Русанов Владислав
Суворов Виктор
Глуховский Дмитрий
Херберт Фрэнк
Афанасьев Роман