галлюцинации.
и не без помощи Рейвена. Катапульту на Стражнице развернули, и посланный
ей здоровенный камень рухнул точно туда, где поднимался на
древке черный на серебрянном поле орел. Прямо в середину скопления народа.
И, судя по беспорядку, который воцарился в ближайших рядах,
Гельмунд тоже был около своего знамени. Был! Одновременно передовой
отряд конницы ворвался на площадь. Дальнейшее превзошло мои самые смелые
ожидания. Только немногим удавалось прорваться сквозь проулки под
сыплющимся отовсюду железным дождем. Похоже, даже неугомонные мальчишки
взялись за луки и пращи. Я представил, как уцелевшие вырвутся из
ловушки, объятые ужасом, какой эффект произведет внезапная смерть рыцарей
и падение знамени... Нет, теперь настало время рисковать. Я рявкнул
Сэферту:
проход в баррикадах. - И сам бросился вслед за ним вниз, во двор.
против по меньшей мере десяти тысяч, находящихся в поле. Но когда
мы, в прямом смысле, по трупам вылетели из ворот, драться было уже
не с кем. То-есть, почти не с кем. Паника сделала свое дело, и большая
часть войск бежала, бросая оружие. Я никогда не видел, как с тонущего
корабля разбегаются крысы, но, наверное, это было очень похоже.
подобие хоть какого-то порядка и сзывает к себе тех, кто еще не
потерял голову от страха. И я, взмахнув флажком на копье, повернул к
нему коня. Противником себе в копейной сшибке я выбирал, естественно,
предводителя и, как только увидел его, понял, что рука моя просто не
сможет нанести неверный удар. Ошибиться было невозможно: передо мной,
на черном коне, гарцевал каким-то чудом уцелевший трандальский рыцарь.
Правда, щит его был из четырех черных и белых полей, вроде ландвальской
шахматной клетки, но в центральном щитке герба извивалась
знакомая тварь.
из седла, но и мой удар достиг цели. Конец копья попал рыцарю прямо в
шлем, и он подбитой птицей полетел с лошади. Потом мое копье сломалось,
застряв в груди следующего противника. Я выхватил палаш и начал
рубить открывающиеся спины. Организованного сопротивления не было уже
никакого. Мы просто преследовали бегущих. Я осадил коня. Увлечься вылазкой
означало слишком сильно рискнуть, пора было возвращаться. Но
тут рядом со мной, как из ниоткуда, возник Дэниел, тоже верхом, и рявкнул:
ему все кости, а он, тем не менее, стонал и даже делал судорожные
попытки подняться, но сломанные ноги ему, конечно, не
повиновались. Спешившийся Дэниел взирал на это зрелище с удивлением.
Потом наклонился и снял с поверженного шлем. Каким-то шестым
чувством, видимо, тем самым, что проснулось в ночь сумасшедшей
поездки, я вдруг понял, что сейчас увижу и не ошибся. Лицо
Гельмунда было изжелта-бледным, волосы пробила седина, а в побледневших
глазах плавали знакомые молочно-голубые блики.
Это крестообразное... в Сарголе... Там можно... бессмертие... - остальные
части его речи потонули в каком-то хриплом бульканье. Потом
Гельмунд закрыл глаза.
оказывается, тоже это видел, потому что он достал свой меч и нанес
удар. Потом мы переглянулись. В глазах Дэниела стояли слезы, и единственное,
что я мог сказать ему, было:
парило в дымке, словно глаз древнего бога войны, обозревающего поле
недавнего боя. По серым стенам цитадели плясали розовые блики, похожие
на несходящие кровавые пятна, и следы от метательных снарядов казались
открытыми ранами.
некормленных богов. По меркам феодальных войн сражение обернулось
настоящим побоищем. Десятки рыцарей нашли свою смерть под градом стрел
и щиты их, еще вчера блиставшие гордыми гербами среди
рати, стали украшением помоста на городской площади. Пали Эд,
Барна, которому новый герцог уже успел пожаловать титул барона
сэр Родвильд и сэр Брендон-из-Болот, владельцы земель близ
таальской границы, скончался от раны, нанесенной стрелой, Эдмунд Вирденский - и
это только из имеющих право распускать знамя. Более мелких
дворян считали десятками, воинов - сотнями. По самым скромным
подсчетам, всего у осаждающих погибло в бою около двух тысяч
столько же сдалось в плен. Правда, уцелел сводный отряд численностью
тысячи в четыре, способный к сопротивлению, но командовавший им Эдвин,
Эдмундовский брат, думал только о том, как бы побыстрее уйти обратно
за реку. Ему теперь не за что стало воевать: Гельмунд, надежда
баронов, погиб, и едва ли кто-нибудь из уцелевших рискнул бы
продолжить мятеж. Все войско просто растаяло, как снег под дождем.
радость победы. Конечно, не для тех, кто потерял вчера брата или отца,
сына или внука. Но их горе было как-то незаметно на фоне всеобщего ликования.
Видимо, так бывало всегда. А пока одни оплакивали погибших,
другие устанавливали на площади трофейные щиты
обыскивали трупы, в башне Альсток шел утренний совет.
ранами. У Лайонела гудело плечо, по которому пришелся не пробивший
кольчугу удар, капитан Ральф временами поправлял на перевязи простреленную
руку, Дэниел предпочитал вовсе не вставать, чтобы не показывать
хромоты. Правда, вспомнить, где и когда его задело копейное жало,
он так и не смог. Наиболее изможденным выглядел Рейвен, чьи темные волосы
просто представляли контраст с белым лицом. Однако, несмотря на
страшную усталость, речь его осталась четкой и
предоставилась возможность в этом убедиться, когда зашла речь о планах
на будущее, и Рейвен заявил:
надо полагать, занятие: падать в ноги.
сейчас все козыри на руках: Кариссу удержали, с орденскими справились,
отпадения Ближней Каринтии не допустили. И претендент в герцоги богам
душу отдал.
в наше время аргументом не является? И что бы там не думал Герберт,
вся эта придворная шушера очень быстро убедит короля, что выиграли вы
сражение совершенно случайно. И что не вы в поле жизнью рисковали и на
своих плечах держали всю оборону, а Гельмунд, в тюрьме из ума выживши,
кучу ошибок натворил и собственное войско под стрелы подставил, а орденские
рыцари и вовсе даже мышей боятся. Это
военачальникам весьма легко удастся, если за
принца, а у принца к вам теперь счет большой. Неуважение проявили - раз,
назначенного им командующего сместили - два, о здоровье престолонаследника
не заботились - три... И главное, что, если вы молодец,
то принц, следовательно, идиот. А такого в природе не бывает.
деле. Всем известно, чем закончился поход принца за реку.
на Деррика. Очень, знаете ли, удобно: мертвые не возражают. А барон
Герберт промолчит, ему жена в два счета объяснит, как все на самом
деле было, и будет потом почтенный муж жаловаться своему племяннику
и избранным друзьям на королевскую несправедливость. Тихонько так
жаловаться, и жалобы жареным мясом заедать, чтобы еще раз не выскочили.
правдиво описать события? Неужели не сможете рассказать так, чтобы вас
услышали? - И закончил упавшим голосом: - Я уже начал считать вас
своим другом...
задатки, право! Интересно, что с ним будет, когда он
Это ведь вам не прямолинейный маршал Дэниел! И если он не загонит
в себя поглубже гордость, честолюбие, честность, то сидеть
тюрьме, и это в лучшем случае. Впрочем, он может стать герцогом Каринтийским,