Чтение 25–й страницы книги ~Светолия~

древнюю, теплую, живую толщу и говорил Томасу, который задрав хвост бегал
перед ним по траве:

- Как же прекрасна жизнь! Господи - небо, мать - сыра земля! Я прожил
двенадцать весен и не замечал всей этой... нет не красы, чего-то большего
чего и ни я, и вообще никто словами передать не сможет. Сама жизнь огромная,
с этим древним и молодым ветром в мою грудь вливается!

Так говорил он и очи его сияли, и, хоть не мог он выразить чувств
словами, так все равно рвались из него, в ответ солнечному ветру стихи,
прекрасные чувства. Он запел, начал со звука "А...", а потом громко,
свободно выкрикнул свое имя.

Но, когда он дошел до моста, то вспомнил бледный лик отца, его красные от
бессонных ночей глаза; впалые, посеревшие щеки.

Тогда Сережа остановился и все еще глядя на восходящий над лесами диск,
твердым голосом отчеканил:

- Нет... Прости, Светолия, но я приду после!

Затем он повернулся и, вместе с Томасом, побежал в сторону своего дома...

* * *

Наконец мы подошли к последней, самой печальной и, быть может, самой
светлой главе этой повести.

Еще издали Сережа заметил "джип" отца, стоявший около их подъезда. А
рядом с ним стоял и разговаривал с матерью и сам отец.

- Мама! Папа! - что было сил закричал Сережа и, распахнув объятия,
бросился к ним навстречу: - Мама... папа! - он заплакал светлыми,
счастливыми слезами.

А они стояли: бледные, осунувшиеся, совсем уставшие, измученные.

Мать, увидев Сережу, засмеялась и заплакала одновременно; отец проговорил
что-то невразумительное, восторженное.

- Сережа! Сынок! Сереженька! Сережа! Сыночек!.. - их голоса слились в
какое-то единое, милое сердцу пение.

Они, позабыв обо всем, кроме него - целовали обнимали своего сына;
спрашивали что-то и сами же на эти вопросы в умилении отвечали.

И Сережа их целовал и шептал: "Люблю." - и им, и всему весеннему,
приветливому миру.

Отец, не выдержал, заплакал и зашептал:

- Вот мы соберем компанию: большую, большую компанию и поедем на
природу...

И тогда, поглощенный чувством любви, Сережа забыл, что в мире существует
какое-либо зло, что одно может не принимать другое; он просто сказал, желая
чтобы и родители почувствовали тоже, что и он:

- Не надо больших компаний! Папа, мама - мы поедем в лес вместе - только
втроем; ну, не считая Томаса, конечно. Вы увидите там много чудес, со
Светолией познакомишься!

- Значит, в лесу они тебя держали! - сразу обо всем вспомнил и стал
предельно напряженным отец. - Ведь лес прочесывали - вертолеты, пешие с
собаками! Где же они тебя держали!

- Про то, где я был - совсем ничего не помню. Но со Светолией, с ее
лесным царством я познакомился еще раньше. Это прекрасно - это как весна! Я
только начал делать первые шажки, понимаете?! И вы должны узнать, увидеть
тоже! Здесь главное сделать первый шажок!.. Вы такие усталые, такие
измученные, напряженные - пожалуйста, поедем в лес прямо сейчас - на
рассвете!

- Что ты, Сережа! - мать гладила его по голове. - Сейчас пойдем мы
домой...

- Нет, нет! Я насиделся уже взаперти...

- Где? Место? - резко потребовал отец. - Кто тебя удерживал в заложниках?
Можешь вспомнить лица?

- Подожди же ты! - с укоризной обратилась к нему мать и вновь повернулась
к Сереже. - Пойдем сейчас домой. Ты поешь, отдохнешь, расскажешь обо всем!

- Милые мои, любимые! Я ничего не помню... Да и не важно, где меня
держали, теперь все это уже прошло и впереди жизнь прекрасная! Такая
прекрасная! - Сережа улыбнулся лучезарно. - Вот вы говорите - домой. А я
зову вас в лес, увидите Светолию - это и вам, и мне очень надо. - говорил он
проникновенно.

Отец нахмурился:

- Много их?

- Кого, папа?

- Ну в лесу этих... кто держал тебя?

- Да нет, нет, папочка! Никто не держал меня в лесу; я сам в лес теперь
бегу! Меня в городе держали, где - не помню и не вспомню точно. Но в лесу вы
увидите Светолию и сразу все поймете - не зачем будут никакие объяснения, да
и не объяснить этого.

- Так, ладно. - отец распрямился, отошел на несколько шагов, напряженным
голосом спросил. - Так ты покажешь, где прячется эта Светолия?

- Покажу, конечно! Вы такие прекрасные, я вас люблю! Она вас увидит -
тоже полюбит! Мы все вместе по лесу бродить будем! Как это здорово!

- Ладно, Сережа подожди! - отец отошел за машину и что-то заговорил -
Сережа смог разобрать только:

- ... У моста... опасно... возможно, много... две группы...

Когда отец вернулся, лицо его искажено было напряженной, продумывающей
что-то гримасой, быстрым голосом он сказал матери:

- Жди нас дома.

- Нет, я с вами поеду! Сашку берешь, и я должна все видеть!

- Ладно, будешь сидеть с ним в машине...

- Папа, папа. - затряс отца за рукав Сережа. - Ты только обещай, что
ничего плохого Светолии делать не будешь!

- На месте разберемся.

- Стоит только увидеть - вы все поймете. А кому ты звонил?

- Людям - одни же мы туда не поедем.

- Папа, люди не должны ее видеть... только мы. Иначе, ничего не выйдет!

- Так, ладно, Сашка. Спорить с тобой бесполезно... ты сбежал сегодня...
так времени терять нельзя, используем шок...

- Папа, что ты? - Сережа прибывал в совсем ином, нежели его отец мире. То
был мир весны, любви, мир чудесных духов и благородных людей; мир Перуна,
златистым облаком пробуждающим землю от зимнего сна. А отец пребывал в
мрачном мире - где в лесу скрывались какие-то зловещие похитители его сына и
сам лес, рассматривался, собственно не как лес, а как некое, весьма обширное
укрытие для преступников.

Через несколько минут их "джип" уже стоял возле моста; а Сережа смотрел в
окно, за которым съехалось еще несколько мрачных черных "джипов" в окнах
которых виднелись мрачные, откормленные физиономии.

- Папа, только без них!

Тут мать поцеловала его в лоб, а отец, сидевший рядом с плечистым
водителем, повернулся и сказал:

- Конечно! Сережа, они проедут с нами только до леса. Потом отстанут.

- Значит, ты обещаешь, что никому не расскажешь?

- Обещаю!

- Правда, папа? Только поклянись - ведь, понимаешь - от этого очень
многое зависит.

- Да уж - от этого, действительно, многое зависит. Хорошо - клянусь.

Сережа успокоился: теперь он был уверен, что эти черные "джипы"
действительно останутся на окраине леса - ведь, не мог же его обмануть отец
- нет, Сережа даже и представить себе такого не мог. Он только жаждал теперь
вырваться из тошнотворно мягкого, замкнутого пространства их "джипа" -
побежать... Он уже видел, как бежит по льду лесного озера держа за руки
родителей, как вбегает под дубовые корни - он даже и не подумал, что лед на
озере давно уже растаял, что май распушил уж зеленью ветви - в его сознании
озеро и осталось таким - закованным льдом, в глубинах которого двигался,
переливался живой золотистый парус.

- Мама! Папа! Как же здорово! - повторял он без конца, когда они ехали по
мосту, а потом - по полю. - Как же я рад! Когда вы все узнаете - так все
будет здорово! Когда вы будете чувствовать тоже, что чувствую я! Ну -
побыстрей бы уж теперь...

Сережа выглянул в окно и увидел, что поле изменилось: теперь зеленые
травы прорезало множество грязных, разодранных здоровенными колесами
строительных машин дороги. По сторонам же этих дорог сложены были бетонные
плиты, какие-то блоки, трубы. На самой же окраине леса, где в первый день
весны кидались бутылками пьяные да сами валились - на тот самом месте
дребезжали экскаваторы, разрывали, разравнивали землю, месились в грязи.
Чуть поодаль шумели краны и еще какие-то хитроумные машины - и везде в грязи
суетились люди, работали, отдыхали на спиленных деревьях; и ото всюду
звучала их, уже привычно слитая с ревом машин торопливая речь.

- Кто это?! Да что они здесь делают... зачем? - голос Саши задрожал от
ужаса. - Что они делают у леса?

- Так - может там? - отец указал на жалкие прямоугольные коробки,
окрашенные в облезлые, выжженные цвета.

- В лес... в лес. Но что же здесь будет, мама?

- Сереженька, построят здесь большой комплекс отдыха. Все там будет: и
рестораны, и кинотеатры, и бассейны, по лесу дорожки проведут
асфальтированные, поставят резные фигуры; все-все, что не пожелаешь там
будет! - она еще раз поцеловала его в лоб.

- Они не примут этого! Господи, мамочка - все это, кажущееся нам
правильным - чуждо для них. Все это не правильно, не правильно... их надо
остановить, мамочка.

Отец повернулся к Сереже, напряженно оглядел его грязное личико, его
исхудавшее тело, сказал:

- Ладно, ты нам только покажешь, а потом сразу в больницу. Здесь главное
- внезапность, ты ведь не давно сбежал, да?

Сережа ничего не ответил, так как чуть не плакал от переживания за судьбу