жадности. Хорошо, с этим я готов согласиться, но ведь мне приходится иметь
дело со всякими людьми, поэтому мне важно всегда самому назначать цену,
я-то знаю, что сколько стоит. Для меня это вопрос принципа. Если дать вам
волю, то что может вам помешать запросить за кресло, например, триста
крон? Вам это тем легче сделать, что речь идет, как вы знаете,
действительно об очень дорогом и редком предмете. Но это баснословная
цена, такое кресло мне не по карману; я заявляю вам это прямо, чтобы у вас
на этот счет не было никаких заблуждений. Я вовсе не намерен разориться, я
же не сумасшедший, чтобы отвалить вам за это кресло триста крон. Короче
говоря, я дам вам за него две сотни, - и ни шиллинга больше. Я всегда
готов дать за вещь ее настоящую цену, но не больше.
расширились от удивления. В конце концов она решила, что он шутит, и снова
засмеялась, но негромко и растерянно.
ассигнации и несколько раз помахал ими. При этом он не спускал глаз с
кресла.
бы вам, возможно, и больше, я хочу быть честным и поэтому не скрою, что
еще немного вы, скорее всего, могли бы выжать. Но я уже сказал вам свою
цену - двести крон, для ровного счета, ни шиллинга сверх этого, повторяю,
я вам заплатить не смогу. Поступайте, как знаете, дело ваше, но прежде
обдумайте все как следует. Ведь двести крон тоже на улице не валяются.
эти деньги при себе.
деньги не устраивают? Уж не думаете ли вы, что я их сам печатаю? Или
подозреваете меня в том, что я их украл, ха-ха-ха, так, что ли?
попыталась все это обдумать. Что надобно от нее этому сумасшедшему, чего
он добивается? Судя по его глазам, он на все способен. Одному богу
известно, нет ли у него какого-то тайного умысла, не ставит ли он ей
ловушки. Почему он явился именно к ней со своими деньгами? Наконец она как
будто приняла какое-то решение и сказала:
буду вам премного благодарна. Но больше я не возьму.
поглядел на нее, а потом разразился смехом:
впервые такое случается! Впрочем, я, конечно, понимаю, это шутка...
вас больше, чем сказала, я вообще ничего не хочу брать. Возьмите кресло
даром, если вам угодно.
восторг, да, в восторг, черт меня подери, над хорошей шуткой я готов
хохотать до упаду. Но, по-моему, нам пора уже до чего-то договориться, не
правда ли? Как по-вашему, не покончить ли нам с этим делом прежде, чем у
вас снова испортится настроение? А то, чего доброго, вы поставите кресло
обратно в угол и потребуете за него пять сотен.
это кресло за сходную цену, а что-то другое, - сказал он.
навстречу. Но мы, коллекционеры, еще не потеряли окончательно чувства
чести, хотя его и не всегда хватает, и вот это-то чувство чести и
удерживает меня, восстает, так сказать, во мне и не позволяет купить за
бесценок дорогую вещь. Моя коллекция потеряла бы в моих глазах - в глазах
ее собственника - всякую ценность, если бы в нее затесался предмет,
приобретенный таким нечестным путем, и вся она потеряла бы для меня свою
подлинность. Ха-ха-ха, это же просто смешно, все у нас получается как-то
навыворот, выходит, я вынужден отстаивать ваши интересы, вместо того чтобы
защищать свои собственные? Но что поделаешь, ведь вы меня сами к этому
принуждаете.
стояла на своем: пусть он берет кресло за крону или две, не больше, либо
пусть вообще его не трогает. Так как победить ее упрямство оказалось
невозможным, он сказал в конце концов, чтобы хоть как-то выйти из
положения:
мне, что вы не продадите кресло никому другому, не предупредив меня об
этом, договорились? Я не упущу его, даже если оно окажется несколько
дороже. Во всяком случае, я готов заплатить столько же, сколько любой
другой, а ведь все же я пришел первым.
был возбужден. До чего же упряма эта девушка, и как она бедна и
недоверчива! "Видел ли ты ее кровать?" - спросил он самого себя. Там нет
даже охапки соломы, не говоря уже о простыне, там постелены только две
нижние юбки, которые она, наверно, носит днем, когда холодно. И в то же
время она так боится впутаться в какую-нибудь темную историю, что
отказывается от выгоднейшего предложения! Но ему-то что за дело до всего
этого, черт подери? Да, собственно говоря, ему и нет до этого никакого
дела. Но что за существо! Истый дьявол, ведь верно? Если он подошлет к ней
кого-нибудь, чтобы взвинтить цену на кресло, то это ей, верно, тоже
покажется подозрительным. Просто дура какая-то! Настоящая дура! И надо же
было ему туда соваться, чтобы получить такой афронт!
гостиницы. Он остановился в недоумении, потом резко повернул и пошел
назад, вниз по улице, к портняжной мастерской И.Хансена; туда он и зашел,
отозвал мастера в сторону, и только когда они оказались с глазу на глаз,
заказал такой-то и такой-то сюртук и попросил портного держать заказ от
всех в тайне. Как только сюртук будет готов, пусть его незамедлительно
отошлют Минутке, то есть, Грегорду, ну, этому кособокому разносчику угля,
который...
Собственно говоря. Минутка может и сам зайти, чтобы вы сняли с него мерку,
почему бы и нет? Но ни слова, ни намека - договорились? А когда сюртук
будет готов? Через два дня? Прекрасно.
удовольствия, досада его улетучилась, он шел и пел. Да, да, несмотря ни на
что - несмотря ни на что! Только подождите! Придя в гостиницу, он тут же
опрометью взбежал по лестнице, влетел к себе в комнату и позвонил; руки
его дрожали от нетерпения, и не успела открыться дверь, как он крикнул:
изумлению, что в этом футляре, с которым она всегда обращалась так
осторожно, лежало грязное белье да какие-то бумаги и письменные
принадлежности, а вовсе не скрипка. Она стояла как вкопанная посреди
комнаты и глядела на футляр.
кажется, просил телеграфные бланки.
своему знакомому в Христианин, что просит его анонимно послать двести крон
Марте Гудэ, проживающей здесь, в этом городке. Двести крон, без всякого
объяснения. Соблюдать в тайне. Юхан Нагель.
его план никуда не годится. Не лучше ли подробнее объяснить, что к чему, и
приложить к письму деньги, чтобы быть уверенным, что его поручение тут же
выполнят? Он разорвал телеграмму на мелкие клочки, а потом тут же сжег их,
и второпях написал письмо. Да, так лучше, даже самое короткое письмецо
убедительней телеграммы, так, пожалуй, сойдет. Ну, он ей покажет, она еще
увидит...
задумался. "У нее опять может возникнуть подозрение, - рассуждал он. -
Двести крон - это круглая сумма, да к тому же как раз та самая, которой он
только что размахивал перед ее носом. Нет, это тоже не годится!" И он
вынул из кармана десятикроновую бумажку, распечатал конверт и вложил ее,
изменив общую сумму на десять крон. Потом он снова запечатал письмо и
отправил его.
нее в восторге. Это чудесное письмо свалится на нее прямо с неба, из
заоблачных высот, брошенное чьей-то таинственной рукой. Интересно, что она
скажет, когда получит деньги? Но когда он еще раз задал себе этот вопрос и
попытался себе представить, как она вообще ко всему отнесется, он снова
пал духом: план показался ему чересчур дерзким, одним словом, глупый,
никуда не годный план. Она, ясное дело, не скажет ничего разумного, а
поведет себя как последняя дура. Когда она получит письмо, она ровным
счетом ничего не поймет и обратится к кому-нибудь, чтобы ей помогли
разобраться. На почте она положит его на видном месте для всеобщего
обозрения, тут же сунет назад деньги почтовому чиновнику, будет от них
отказываться и ломаться: "Нет, нет, оставьте эти деньги у себя!" А этот
чиновник вдруг ткнет себя пальцем в нос и возвестит: "Подождите-ка,
стойте, я, кажется, нашел!" И он пороется в своих книгах и обнаружит, что
несколько дней назад отсюда была послана точно такая же сумма, чтобы не
сказать, те же самые ассигнации - двести десять крон, - по такому-то и