Чтение 25–й страницы книги ~Правосудие Бешенного~

— А девочку-то зачем было убивать? — спросил тихо, стараясь скрыть свой бушующий гнев.

— Так Лысый Нуга приказал! Хотя, если честно, и мне сначала не по себе было, но потом, когда я узнал, что эта баба у «хозяина» побывала, да еще и коблой была, то мне стало все равно: представляю, сколько она там девочек попортила! — Слюнявый криво усмехнулся.

— Откуда тебе известно, что она была коблой? — нахмурился Амиран.

— Так у нее наколка была: роза, кинжал и решетка! Тут и к бабке не ходи: кобла! — Слюнявый весело заржал, обнажая свои кривые зубы.

Страшным усилием воли Амиран подавил свои эмоции. Дело в том, что эта наколка находилась у Светланы внизу живота и заметить ее, не сняв трусы, было невозможно. И сделала она ее не за колючей проволокой и не потому, что была когда-то коблой, — она вообще не сидела, даже не привлекалась, а накололась в знак любви к Амирану-Мартали, когда он уже отбывал срок.

В одном из своих писем к нему в колонию Светлана написала:

«Милый мой, любимый, мы с Машенькой так соскучились по тебе, что кажется, я сойду с ума. Как жалко, что я не могу приехать к тебе на свидание… Почему такой несправедливый закон: жене, хоть и не любящей, разрешено свидание, а любящей без памяти, но не имеющей этого проклятого штампа в паспорте, — нет?

Любимый мой, у тебя скоро день рождения, а подарить тебе я ничего, оказывается, не имею права. И я придумала тебе самый оригинальный подарок, который ты сможешь увидеть, когда мы будем вместе. Чтобы все время, даже, извини, в туалете, думать о тебе, я сделала себе наколку в том самом возбуждающем месте, которое ты так любил щекотать с нежностью.

Это изображение состоит из трех предметов: кинжал за решеткой, а перед решеткой роза. Ты, наверное, уже понял, что кинжал за решеткой это — ты, а роза — я и моя любовь к тебе.

Хочу, чтобы ты знал: я дождусь тебя чистой и свежей, как эта роза! А твоя доченька Машенька прикладывает к письму свой подарок — свою ладошку…

Целуем тебя, любимый, и ждем.

Навсегда твои женщины Машенька и Света».

Амиран скрежетнул зубами: сначала, услышав рассказ Слюнявого о том, что он выполнял приказ Джанашвили, хотел его не наказывать, а отпустить восвояси, но, узнав о наколке, понял, что эта мразь не просто выполнила свою грязную работу, а еще наверняка и изнасиловала его любимую, а может быть… Господи, дай ему немного терпения! Он должен испить всю чашу горькую до дна…

— Слушай, Слюнявый, у меня к тебе задание одно есть… — как можно спокойнее проговорил Амиран.

— Для тебя сделаю что угодно! — радостно воскликнул подонок, уверенный, что Амиран принял его в свою команду. — Убрать кого или покошмарить чуток? — осклабился он.

— Там видно будет… Поехали! Они вышли, сели в машину, но тут Амирана неожиданно осенило.

— Посиди-ка, забыл кое-что! — бросил он Слюнявому и вернулся в дом.

Ему пришло в голову на всякий случай взять с собой видеокамеру, подаренную ему на день рождения Витей Камским. Почему-то Амирану подумалось, что она ему может пригодиться. Прихватил и еще кое- что.

Вернувшись в машину, он дал по газам. Слюнявый продолжал рассказывать о своих гнусных «подвигах», пока Амиран его не прервал:

— Слушай, Слюнявый! Я не прокурор, чтобы ты мне тут исповедовался.

— Я ж не исповедуюсь, а в курс дела посвящаю… — удивился тот.

Он же хотел, как лучше. Думал, Амирану интересно узнать, что тут творил его бывший партнер в его отсидку у хозяина.

— А мне по фигу твои откровения: о Нуге я знаю больше, чем ты думаешь, так что заткнись! Дай мне подумать…

Слюнявый судорожно кивнул и обиженно замолчал. Он сидел и спокойно смотрел по сторонам, пока не заметил, что они уже выезжают из города.

— Далеко еще? — нетерпеливо спросил он.

— Нет, скоро приедем…

Но ехали они еще долго, и вдруг Слюнявый почувствовал какое-то беспокойство: дело а том, что ему показалось, что он узнал место, куда они приехали. Малаховка? Точно — Малаховка! Зачем привел его сюда Амиран-Мартали? Беспокойство еще больше усилилось, когда машина остановилась: Слюнявый узнал и место, где он сжег когда-то несчастную женщину с ребенком.

— Узнаешь? — тихо спросил Амиран.

— Вроде… — не очень уверенно ответил тот. — Кажется, здесь и жила та кобла!

— Кажется? — нахмурился Амиран. — Или точно?

— Столько лет прошло… — Слюнявый внимательно огляделся и уверенно бросил, взмахнув рукой в сторону бывшего пепелища: — Точно, здесь! Но зачем мы сюда приехали?

— Хочу записать твои откровения прямо на месте совершенной тобой… — Варднадзе сделал паузу, подумав, что рановато наезжать на этого ублюдка: сначала он должен все повторить о Лысом Нуге на видеокамеру, а потому добавил: — Работы!

— Зачем? — испуганно спросил тот.

— Ну не для ментов же! — с усмешкой успокоил его Амиран и добавил: — Для сходки…

— Понял! — повеселел тот. — Давно пора кончать с этим скрягой! Все расскажу! Записывай, Амиранчик…

Амиран включил камеру, и Слюнявый действительно во всех подробностях расписал, как Джанашвили приказывал ему и его «пацанам» «мочить» тех, кто сочувствовал Амирану, а потом и о том, как Лысый Нуга поручил ему сжечь женщину с ребенком.

Когда Слюнявый закончил, Амиран, не выключая камеру, спросил его:

— А ты, Слюнявый, не догадываешься, почему я тебя привез сюда? Ведь ты мне не говорил, где находился этот дом? — В голосе его появился металл.

— Нет, не догадываюсь. — Слюнявый еще улыбался, думая, что «Вор в законе» с ним играет и сейчас расскажет какой-нибудь забавный анекдот.

— Женщина, которую ты сжег, — моя жена, а девочка — моя дочь!

Только сейчас до Слюнявого дошло, какое злодейство он совершил по отношению к Амирану-Мартали. Его охватил животный ужас, он упал на колени не буквально взвыл от страха:

— Амиранчик, дорогой, я не знал! Сукой буду, не знал! Мне и в голову не могло прийти, что эта лысая падла может решиться на такую жуть! Хочешь, я эту паскуду голыми руками удушу? — Этот подонок, прекрасно понимая, что творится сейчас в душе Амирана, пытался спасти свою шкуру, Амиран выключил камеру и осмотрелся вокруг: для задуманного им место не подходило.

— Ладно, их уже не вернешь, но Нуга должен получить свое, ты прав! — Он говорил спокойно и, как всегда, уверенно. — Садись, поедем домой — мысленно благодаря Бога за свое неожиданное спасение, Слюнявый наклонился и стал целовать ботинки Амирана-Мартали.

—: Поверь, я отслужу тебе! Собакой, рабом буду, глотку за тебя любому перегрызу…

— Ладно, поехали! — скрывая брезгливость, перебил его Амиран.

Выехав из Малаховки, Амиран свернул с дороги в небольшой лесок.

— Помочиться нужно: дальше негде будет! — пояснил он.

Когда они вышли из машины, Амиран вдруг приказал:

— А теперь расскажи, как на самом деле ты все проделал с ними! Только не ври: я не Нугзар, ремней из тебя нарежу!

Он проговорил спокойно, словно не угрожал, а обещал купить билеты в кино. Но от этого спокойствия у Слюнявого побежали мурашки по спине и потек холодный пот.

— О чем ты хочешь узнать? — чуть не всхлипывая, спросил тот.

— О том, как ты насиловал их!

— Амиранчик, сукой буду, она сама…

— Что ты сказал, падали кусок? — взревел Амиран и вытащил из-за пояса свой родовой грузинский кинжал. — Правду говори или на куски порежу! — В его глазах появилось нечто демоническое, зловещее. — Скажешь правду — шанс будет!

— Правду скажу, клянусь! — заверещал Слюнявый. — Она без памяти была, когда я ее трахнул, гадом буду! Она даже ничего не чувствовала…

— А девочка?

— Я… я… я… — Он понял, что не может признаться отцу в том злодействе, которое совершил с его дочерью.

Амиран аккуратно воткнул в землю родовой кинжал и вынул острый стилет, когда-то подаренный ему старым другом Васо Каландадзе.

— Говори! — Амиран приставил к его уху стилет. Сталь неприятно холодила кожу.

— Нет, не могу! — выкрикнул подонок. Амиран чиркнул стилетом, и ухо Слюнявого упало на землю: фонтаном хлынула кровь.

— А-а-а! — взвыл тот от боли и страха. — Пощади, Амиранчик!

— Говори, паскуда! А то и башка отлетит! — Амиран приставил стилет к его горлу.

— Да! Да! Да! — истерически завопил Слюнявый. — Ее тоже! Прости, умоляю!

— Он вновь бросился на колени.

— А ты бы простил? — устало спросил Амиран, а потом, когда тот не ответил, добавил: — Выбирай: сам вздернешься… — он бросил ему веревку, прихваченную из дома, — или мне позволишь отвести душу, отрезая от тебя по куску твоего вонючего мяса?

Тот было взмолился о пощаде, но Амиран так взглянул на него, что тот уже больше не раздумывал: причитая и постанывая от неотвратимости своего близкого конца, трясущимися от страха руками Слюнявый сделал петлю, перекинул ее через толстую ветку, закрепил второй конец, обвязав им ствол, потом накинул петлю на шею и зло усмехнулся:

— А телки-то твои ничего были! А-а-а! — истошно заорал он и подогнул ноги.

Услышав его последние слова, Амиран хотел было почикать его стилетом, потом сплюнул и резко ткнул рукой по его плечам — раздавшийся хруст оповестил о разрыве шейных позвонков. Через несколько секунд все было кончено. Тем не менее Амиран не ощущал очищающего чувства отмщения, у него осталась лишь некая брезгливость, какую испытывает любой нормальный человек, который только что раздавил нечто скользкое, мерзкое и опасное…

Вернувшись в Москву, Амиран-Мартали прямиком отправился на блатхату, куда привозили Костю Рокотова, и провел там бессонную ночь. Он сидел в полной темноте на кухне, беспрестанно курил, иногда прикладываясь к стоявшей перед ним рюмке коньяка.

Бессильная ярость, неукротимая жажда немедленного и жестокого отмщения и горечь невосполнимой утраты — все эти чувства причудливо переплелись и смешались в его душе. Первые часы его страшно тянуло тотчас мчаться к Джанашвили, чтобы долго терзать и мучить его, чтобы сторицей отплатить за то зло, которое тот ему причинил. Но усилием воли он победил это естественное желание — нельзя быть рабом эмоций. Правда по всем «понятиям» на его стороне, и теперь у него на руках конкретные факты — Джанашвили сначала будет убит морально, а потом и физически…

Амиран всю ночь напряженно думал и к рассвету пришел к парадоксальному выводу о том, что хотя Джанашвили уникальный мерзавец, каких мало, но в гибели Светланы и Машеньки более всех повинен он сам. Во-первых, «понятия» помешали ему оформить их отношения официально, а если бы это произошло, то трусливый Нуга вряд ли бы посмел приказать убить его жену и дочь, а Слюнявый и ему подобные никогда бы не решились такой приказ исполнить.

Во-вторых, вечная его вина была в том, что он не только доверился Джанашвили, взял его партнером и поступил по отношению к нему благородно, пожертвовав ради него двенадцатью годами собственной жизни. Он сам фактически поручил ему своих жену и дочь, не предусмотрев для них никакой иной поддержки и защиты.

Единственные близкие — женщина, которую он любил, и его доченька погибли в жутких муках. После всего, что в его жизни было, он вряд ли кого-то сможет еще полюбить. Детей у него больше не будет, род его с его смертью угаснет… Так с рассветом ему стало ясно, что главный виновник всех его бед — он сам. Недаром он звался Амиран-Мартали…

Но в любом случае подлый Нуга должен был получить то, что ему причиталось…

Стараясь не светиться и вовсю используя Мишку-Зуба, который занимал в империи Джанашвили достаточно высокое положение, Амиран начал незаметно переводить дела Нуги на своих доверенных людей. Он хотел за все отомстить Джанашвили, но перед этим оставить Нугзара — таким же голым, как его лысая голова: во-первых, отобрать у него все доходы, во-вторых, лишить поддержки в криминальной среде, в- третьих, свести его политический вес к абсолютному нулю. И только после этого Амиран готовился предъявить ему свой личный счет за убийство любимой женщины и своей дочери, за загубленных Нугой его соратников…