такую даль на мясокомбинат.
тыльной стороне руки сбиты в кровь, и рука перемазана.
Ухмыльнулся.
ссадины, Алексей подумал, что уходить ему отсюда совсем не
хочется. Проворчал:
очень подходящее для вас место.
пользуетесь. Стало быть, вашему месту грош цена.
предложение.
поступки. Кажется, он был прав.
почему мы с вами должны друг друга избегать?
календаре. Шутя пригрозил:
позвоните по этому номеру... хотя бы для того, чтобы сказать
"нет", я снова нагряну сюда с проверкой.
прокрутил отдельные эпизоды, связанные с хищением
мясопродуктов, и меру возможного участия в них Суходеева.
"Мелкий несун, не более того,-- решил он.-- Вся цепочка налицо:
экспедитор, водитель, грузчик. Что успели стянуть с весов, цдет
на стол и, видимо, родственникам. Мокрухой тут, пожалуй, не
пахнет".
кепке и усмехнулся. Терехина, экспедитор, тоже не в счет.
Карташов в то время еще не работал. Словом, очередная пустышка.
Для очистки совести он допросит всех троих, и можно ставить на
мясокомбинате точку...
"уазик". В окно высунулась улыбающаяся физиономия Махнева.
чемоданом эксперт-криминалист Дьяконов, полнощекий, с толстыми
красными губами и сочным, густым голосом. Поздоровались.
запрыгал по ямам.
вздрагивающим от езды голосом. Его полные щеки тряслись на
ухабах, и даже губы заметно пришлепывали.
баке нашли, угол Парижской Коммуны? в коробке с розовым эдаким
бантикам, ха-ха! -- Махнев был радостно возбужден, хотя предмет
как будто к веселью не располагал.
мера. Через повешение, ха-ха! Есть справедливость на земле.
Есть! И, между прочим, уже третий случай подряд. Сегодня,
скажем, мы обнаруживаем труп убиенного младенца, а через
день... максимум, два-три -- труп убийцы. Как правило,
родителя. Даже дрожь берет, словно это возмездие. Свыше! Ха-ха!
махнев. -- Не пожалеешь, обещаю.
историю.
в сортир, с постели поднялся и -- нет его. Поворочалась она с
боку на бок, и опять спит. Дескать, покурит, придет сам. А не
придет, так и леший с ним. Утром бабе на работу надо бежать, а
в постели рядом пусто. Нет мужика, не пришел. Во двор сунулась,
покричала, по улице туда-сюда... Нету. Вышла на огороды, а он,
глянь -- возле плетня стоит, на коленках. Да как-то странно
стоит... голову на бок повесил. А на голове ворона, глаз ему
долбит. Подошла баба ближе, а мужик у ней мертвый, на колу
висит. Воротником рубахи за кол зацепился, когда через плетень
пьяный перелезал, и сорвался, видать. Как петлей шею
перехватило. Высшая мера, ха-ха!
что сдох, палку из плетня выломала и давай лупить его куда
попало. С воем. Соседи понабежали, оттаскивают, а она, как
чумная. Он, кричт, гадина, ребеночка моего зашиб. В коробку
затолкал. А ей отнести велел и в мусорку бросить. Куда отнесла
ребеночка, говори, баба? На парижскую коммуну? Эта коробка?
Эта, эта! -- кричит.-- Туда отнесла.
одноэтажным, окраинным улочкам и, вильнув, юзом, тормознул
возле открытых настежь ворот и кучки зевак.
сдерживали граждан на приличном расстоянии. Граждане в свою
очередь удерживали простоволосую, худую женщину с испитым
лицом. Она грязно бранилась и все норовила доплюнуть до
мертвеца. Но иногда поворачивалась и, вставая на цыпочки, из-за
голов грозила длинной, мослатой рукой в соседские окна рядом.
Махнев.
Вижу тебя, вижу, не спрячешься. Выглядывает гадима с за
занавески-то... Ох ты, бесстыжая! -- вопила Мариша, не обращая
внимания на следователя.-- А то не знаю, куда он, паразит,
ходил с бутылкой-то ночью. К тебе, мокрощелка долбана! То-то
носа не кажешь, стыдно на люди показаться... Чужих мужиков
сманывать, паразитка косорылая!
рассказывал Махнев. Дородный мужик лет около пятидесяти стоял
на коленях возле плетня. Вернее, висел на воротнике с
подогнутыми ногами. Трудно было представить, как это могло
произойти в действительности, но воротник прочно зацепился за
кол. У мертвого было типичное лицо удавленника, налитое кровью,
распухшее, с вывалившимся желтым языком. На нем были надеты
одни кальсоны, и те съехали, обнажив волосатый пах. Видимо,
потерпевший некоторое время еше дергался, но уже в конвульсиях.
царапины и ушибы непонятного происхождения? Это он... этот
подонок. Как только младенчик начинал плакать, он хватал его из
кроватки, спеленутого, и -- за дверь, на гвоздь, подвесит, а
сам спать. Теперь вот -- висит голубчик. Точь-в-точь. Разве что
не плачет. Слушай, сержант? -- Махнев обернулся к
милиционеру.-- А где бутылка? Я же не велел ее трогать.
отвернулся, уже нет.
твое бесконечно! -- он с самым свирепым видом двинулся к
зевакам. -- А ну, прочь отсюда... Мрразь-!
из руки не выпустил. А соседи так называемые, стоило сержанту
отвернуться, тут же ее увели.. И распили, наверняка. Грамм
двести было, не больше, ха-ха-ха! Замечательный у нас народ,
душевный! С таким народом реки вспять поворачивать. Ха-ха-ха!