потом смотрит поверх очков на меня и сообщает:
кинув взгляд на картонку.
искусственных озер. Машина останавливается возле указанного перекрестка,
то есть домов за десять от нужного места. Когда же я добираюсь пешком до
N_35, меня как громом поразило - оказывается, этим номером отмечено
большущее шестиэтажное здание. Шесть этажей, по три или четыре квартиры на
каждом - ступай ищи в этом лабиринте интересующего тебя Тодорофа!
чтобы удостовериться в том, что мне заранее известно: фамилия "Тодоров"
отсутствует среди них. Зато на стене висит небольшое объявление, что
сдается квартира. В настоящий момент в квартире я не нуждаюсь, но
объявление все же пригодилось. Позади меня вдруг слышится чей-то голос:
портье, у него хмурая физиономия и недоверчивый взгляд. Но одари он меня
лучезарной улыбкой, я и тогда едва ли стал ему рассказывать, что меня сюда
привело. Портье, как известно, работают на полицию, что же касается этого,
то он, возможно, снабжает информацией и еще какое-нибудь ведомство.
что чем любезнее ты относишься к подобным скотам, тем они становятся
подозрительней.
Мадсен унес ключ, и я не могу вам открыть.
злорадством отвечает портье.
прервать научные изыскания и примерно в час дня заглянуть в кабинет
мистера Сеймура. Но библиотека отсюда далеко и еще не пробило и
двенадцати, так что мне можно заняться другим делом.
улицы. К сожалению, мне она тоже не знакома. Я назвал один из адресов,
записанных в моей памяти при просмотре маленьких объявлений в
"Экстрабладет". Человек за рулем все же решил пренебречь неприятностями,
которые сулит езда в неизвестность.
после того как мы дважды обращались с расспросами к случайным прохожим,
шофер останавливается на какой-то глухой улочке не менее глухих кварталов.
Отпускаю машину с риском остаться без средств отступления, вхожу в
неприбранный подъезд дома N_12 и поднимаюсь по узкой неосвещенной
лестнице.
загадок, точнее, в этом почти незнакомом пригороде. Почти, но не совсем,
потому что, пока ехал на такси, я успел зафиксировать в памяти несколько
ориентиров, и прежде всего небольшую площадь с автобусной остановкой и
гаражом, снабженным огромной, проржавевшей от датских дождей вывеской:
"Прокат автомобилей". В этом городе, где расстояния так же ощутимы, как и
цены на такси, "Прокат автомобилей" - полезная вещь, заслуживающая самого
серьезного внимания.
ветхой вывеской, и перед моими глазами встает целая гора таратаек, начисто
выпотрошенных. Будем надеяться, что даваемые напрокат автомобили подбирают
не здесь.
украшенную двумя желтыми бензоколонками "Шелл". Немного в стороне темнеет
фасад не то конюшни, не то угольного склада.
расположились на скамейке у барака и обедают. Если не считать нескольких
ломтиков колбасы, обед состоит в основном из прославленного датского пива.
Возлияния, судя по числу бутылок "Тюборг", расставленных вдоль скамейки и
под нею, поистине обильные.
сделанных из свежей соломы, замечает мое присутствие и что-то тихо говорит
на родном языке - вероятно, "что вам угодно". Сообразив, что я иностранец,
он повторяет вопрос на плохом английском и, поняв, что мне угодно получить
машину напрокат, информирует того, что постарше, опять на родном языке.
Тот кивает и делает рукой широкий жест с тем добродушием, которое бывает
свойственно человеку, довольному своим обедом. Отрадно все же, что рука
его указывает не на братскую могилу таратаек, а на зияющую пасть конюшни.
действительно стоит несколько машин. Минуту спустя, прервав свою трапезу,
с тем же добродушным видом появляются служители гаража. Младший
поворачивает выключатель, и наличность автомобильного парка так и
засверкала при тусклом желтом свете. Наличность эта исчисляется цифрой
"пять". Нельзя сказать, чтобы эти экипажи сильно отличались от своих
собратьев, ржавеющих на свалке.
старший из мужчин что-то лопочет на своем языке, а младший торопливо
переводит:
взять "волво".
машина для работы, лучше всего взять "волво".
жестом, и адъютант с соломенными волосами добросовестно переводит:
ремонтировал. Исключительная машина, говорит.
робости спрашиваю, способна ли эта машина двигаться. На этот вопрос
адъютант с соломенной прической, даже не прибегая к помощи шефа, довольно
бойко отвечает:
"волво"!
колебаниям. Я устраиваюсь в утробе этого праотца автомобилей, включаю
зажигание и, к своему удивлению, еду. Сделав два-три тура по очищенной от
железного лома площадке, я подъезжаю к бензоколонке, останавливаюсь и в
сопровождении молодого служителя гаража иду в контору. Своими размерами
контора едва ли превышает два квадратных метра, туда входим только мы
вдвоем; шеф тем временем, усевшись на скамейку, наслаждается остатками
летнего тепла и датского пива. Адъютант заносит в заплесневелый блокнот
необходимые в таком случае данные из моего паспорта, адрес и спрашивает:
считаю нужным заметить:
гнева.
сотни.
неделей. Целый месяц!.. Я не знаю, что со мной будет через два дня, а мне
предлагают машину на целый месяц. Выкладываю необходимую сумму, ставлю
неизбежную подпись, и сделка закончена. Простившись с автомобильными
реставраторами, сажусь в "волво" и с оглушительным ревом пролетаю под
триумфальной аркой со ржавой вывеской: "Прокат автомобилей".
еще кое-что сделать. Включаю третью и энергично нажимаю газ. "Волво" и в
самом деле довольно резва для своего возраста, и через каких-то десять
минут я уже на окраине города, ищу улочку, известную мне только по карте.
Час тридцать, я снова в центре. От Вестерброгаде сворачиваю влево и
оставляю своего "волво" в заранее выбранном гараже, находящемся прямо за
бульваром. Не потому, что мне стыдно передвигаться по главным улицам на
этом патриархе автомобилей, а просто я жалею его усталое сердце.
ветер опять подталкивает в спину. Но у меня такое чувство, что мои
американские знакомые могут зайти ко мне в отель, и затевать игру в прятки
не следует. Так что снова приходится прибегать к этому разорительному виду
транспорта - такси. Мои американские знакомые... Их двое. Больше не слышно
разноязычной речи в кулуарах конгресса, на приемах нет больше пестрого
сборища у Тейлоров, нет Дороти. Нет ни глухого Хиггинса, ни потного Берри.
Светская суета и сентиментальные сцены незаметно сменились покоем и
одиночеством. Словно какой-то незримый режиссер вводил в мою жизнь одно за
другим действующих лиц и, после того как они проваливали свои роли,