истинные интересы трудящихся Испании, потому что в любой другой стране он
бы считался профсоюзным лидером, с которым правительство установило бы
прямой контакт.
возвращение и предложил программу правительства, которая охватывает все
стороны жизни.
представляет еще неосуществленные возможности.
которая принесет с собой изменения. Надо помнить, что несколько человек,
находящихся ныне у власти, вышли из его оппозиции. (Энрике Гальван -
социалист. Недавно Фрага Ирибарне встретился с ним в ресторане, пригласив
лидера оппозиции - а до сих пор всякая оппозиция считается нелегальной -
на обед. Мои друзья из газет и журналов Мадрида шутили: "Два месяца назад
министр правительства мог встретиться с лидером нелегальной оппозиции в
камере тюрьмы, а не в фешенебельном ресторане.
приспособить социализм к условиям испанского общества.
зрелость, свою готовность и способность принять демократию.
почт и телефона; бастуют строители, металлурги, работники заводов
"Пегаса", "ИТТ", "Крайслер", только что приступили к работе таксисты,
выиграв стачку. Записал много бесед с забастовщиками. Однако, когда летал
на Канарские острова, тамошняя полиция, не привыкшая к работе с
диктофонами, стерла ненароком записи - я неожиданно сломал маршрут
вечерней прогулки и вернулся в номер отеля раньше времени, оттого что по
всей Плайа инглез выключили свет - забастовали электрики.
моем безотказном "японце". Жаль. На этой же кассете была запись разговора
с Юрием Тимофеевым - советским содиректором совместной фирмы "Совиспан",
первой за Пиренеями. Тимофеев - человек интереснейший, о нем писать и
писать.
старом городе. По стертым плитам ходили Гойя, Лопе де Вега, Сервантес,
Унамуно, Хемингуэй. Здесь еще продолжается безумство рождественских и
новогодних праздников: полно елок, украшений, дудок - ни одна фиеста
Испании не обходится без этих высоких, ноющих, прекрасных памплонских
дудок. Смотрел на эту ярмарочную радость и вспоминал последний год Альенде
в Чили: я тоже тогда диву давался праздничному безумию в Сантьяго.
Испанская кровь - сильная кровь. В Чили тогда было сложно, опасность
чувствовалась постоянно, но началось рождество и - словно бы подписано
тайное перемирие. Во Вьетнаме это делали явно: американцы переставали
бомбить - двадцать четыре часа без ужаса, можно было ходить, не
вглядываясь постоянно в небо - когда прилетят? Тогда, в Чили, танцы
возникали на улицах точно так, как сейчас на Пласа Майор: стоят два
мальчика и две девочки, взявшиеся за руки. Что-то напевают. Подходит еще
парочка, - незнакомые, по всему, - разбивают четверку, берутся за руки,
начинают петь громче. Испанцы знают все свои песни; через минуту
образовался огромный круг, песня гремит на старой площади, новая песня.
"Как революция, - подумал я, - закономерна, оттого что все празднуют, и
неожиданна, потому что - на глазах". Вот там-то, на Плас.
товарищ Э.
Мигеля.
поэтому он живет у меня. В случае чего Луис Мигель похлопочет за нас перед
Франко - дед любит тореро". (Доминго Домингин застрелился этой осенью в
Кито, поэтому я могу писать спокойно - мертвых нельзя подвести.) Зашли в
маленький, безлюдный бар:
"легальный нелегальный" - не трогают. Поспорили о том, как могут
развиваться события.
кабинет, поверь мне.
отринуть прошлое, чтобы смело думать о задачах, которые стоят перед
Испанией. И это предстоит делать нам - в самое ближайшее время.
законы?
эксперимент Альенде: строить социализм, руководствуясь статьями
буржуазно-демократической конституции? Я понимаю, что нельзя сравнивать
конституцию Чили с так называемым основным законом Франко, который
запрещает не только партии, но и выборы даже. Но, если вы за эволюцию, то
значит вам надо знать старые законы.
полнейшая путаница в теории.
начинают трястись руки. Ненависть в чистом виде, да еще какая ненависть...
главную ненависть мы разбили в сорок пятом, это - огрызок...
Отечественной страшную муку от гитлеровцев, отринул ненависть, как только
отгремели пушки и пал рейхстаг. Правые в своей борьбе и сильные своим
духом лишены чувства мести и ненависти. Подумав об этом, я вспомнил дельту
Волги, восьмую "огневку", маленький домик бакенщика Дрынина, Николая
Георгиевича. Путина в ту весну, что.
щедро дарили бакенщику "соровую" рыбу, к которой относили щуку, окуня и -
от бесшабашной удали - судака; мой приятель, военврач Кирсанов разводил
костер, казавшийся на студеном каспийском ветру спиртовым, голубоватым, и
мы наваривали котел ухи, щедро сдобренной лавровым листом, перцем и для
особого вкуса корицей, смешанной с мелко толченым прошлогодним укропом.
Дрынин смотрел на нас усмешливо, добро и, как всякий человек, живущий
схимником, - поучающе.
если ложку с ч а в к о м выдерешь из рыбьего стюдню, если она крепостью
сильна и аромат держит - тогда хвали смело.
тебе счастье и вдохновение, и Млечный Путь режет синь неба таинственной
пыльной полосою, и ожидается - с непонятной, упорной уверенностью -
завтрашнее солнце, которое разбудит мир, и он, мир этот, окруженный
тяжелой желтизной воды, золотом камышей, синью рассвета, будет очень
счастливым, тихим, тебе одному принадлежащим, с тем ощущением, которое
сложилось во мне после прочтения романа Юрия Бондарева "Берег".
радости, ибо соприкосновение с подлинно талантливым, смелым, сильным
добротою всегда вселяет в тебя ощущение уверенности в завтрашнем дне.
впечатление от романа, который я прочитал залпом, отличалось оттого,
которое возникло наутро: "ложку выдерживаешь с ч а в к о м", и надо еще
раз открыть роман и заново прочесть его, когда эмоции читателя могут
потесниться, дав место эмоции писательской, профессиональной.
основополагающий ее каркас, подобна шахматам, ибо ход мастера обязывает к
такой же каденции духовного настроя. В этом общественная значимость романа
Юрия Бондарева, в этом его духовная ценность: ранимая, добрая,
беспощадная, неумелая, скрытная, мучающая б о р ь б а за добро, за память
человеческую, за честность.
иной пословице, на том или ином объяснении слова, и думается мне, что
любая пословица - тема для романа. Простота фабулы - самое трудное в
литературе. Действительно, что же происходит в романе Юрия Бондарева? Два
писателя Никитин и Самсонов летят в Гамбург, участвуют там в дискуссии,
причем Никитин встречает фрау Герберт, которая оказывается Эммой,
девушкой, вошедшей в его судьбу горем и счастьем (а это то, что определяет
истинность чувства) в счастливые майские дни сорок пятого года. Вот,
собственно, и все. Но эта встреча привела Никитина к смерти, когда,
"прощаясь с самим собой, он медленно плыл на пропитанном запахом сена