вызвать смех у мало читающей, а потому плохо подготовленной публики".
Тьфу!
деньги в фирму по продаже в Гондурасе русских соболей? Или калориферов для
обогрева хижин во время зимних холодов, когда ночная температура падает до
двадцати семи градусов жары, что местным жителям кажется арктическим
холодом! Напиши, я дам тебе полезные советы, со мной не пропадешь!
Доставят в опечатанном мешке с дипломатической почтой под расписку!
Вам это письмо.
меня в тупик. К сожалению, я не могу посоветоваться с моей дочерью Этол,
ибо ее здоровье ухудшается с каждым днем. Врачи считают, что туберкулез
вступает в свою страшную, разрушительную, неизлечимую фазу.
впечатление, что трудно будет предсказать последствия.
решить, можно ли переслать Биллу этот отзыв.
прочитал залпом. Хочу от души поздравить Вас с тем, что труднее всего
достижимо в литературе, а именно с прекрасным навыком ремесла.
понят моими работодателями.
мистер Сидней. Все газеты и журналы хотят быть похожими друг на друга в
главном: во-первых, конец новеллы должен быть либо благополучным, либо
шокирующе-кровавым, однако и в первом и во втором случае зло обязано быть
наказанным, а добродетель, несмотря на все трудности, не может не
восторжествовать. Во-вторых, читателя не интересует интеллект писателя.
Чем проще Вы пишете, чем ниже опускаетесь до его уровня, тем он охотнее
Вас читает. Вы же ошеломляете блеском остроумия, горьким юмором и доброй
снисходительностью. Критика еще не готова к литературе, подобной Вашей,
мистер Сидней, Вас просто-напросто не поймут, а за это растопчут. Все, что
непонятно, обязано быть унижено и ошельмовано. Если бы Вы были писателем,
желательно европейским, с именем, то критика (а следом за нею и доверчивый
читатель) стала бы возносить Вас до небес, называя автором "нового стиля".
Вас бы исследовали, приписывали то, о чем Вы никогда и не думали, ставили
бы в пример нашим литераторам, всячески расточая похвалы. Вы же, к
сожалению, рождены американцем, а и на нашу страну распространяется
библейское "нет пророка в отечестве своем".
нашем литературном агентстве. Увы, наш цех живет по закону пауков в банке.
Хозяин нашего предприятия привык к известным сюжетам: хорошая девушка
(сестра милосердия, учительница, стенографистка) знакомится с сыном
банкира, бездельником и бонвиваном. Ее идеи, рожденные неукоснительным
следованием Библии, производят в душе молодого человека переворот, он
начинает учиться, работать и делает взнос в пользу бедных. Свадьба.
Рождение ребенка. Счастье. Или же: плохой инженер ленив и чурается труда.
Его друг, наоборот, проводит дни и ночи в библиотеках. Появляется девушка.
Оба влюбляются в нее, но она отдает предпочтение работающему инженеру.
Бывший лентяй после этого шока погружается в науку и делает изобретение
века. Или: пропала старинная карта со схемой золотого месторождения. Ее
ищут разные люди, но находит самый достойный, обязательно бедняк, который
при этом поет в церковном хоре. А вы? Пишете про умных оборванцев с
чистыми сердцами. Или про бандитов, которые вынуждены браться за кольт
оттого, что общество не позволяет им заработать деньги законно. Нет, такое
у нас не примут нигде, мистер Сидней, поверьте волку от литературы,
который когда-то печатал свои рассказы, норовил дотянуться до правды, да
только на этом ноги поломал, ибо не каждому дано счастье утвердить Правду
в своем творчестве. Для этого нужно время, похлебка, кровать и
фанатическая убежденность в своем призвании.
книга, как в госпитале или тюрьме, когда здоровье или же общество лишило
тебя жестокой надобности заботиться о хлебе насущном для матери, сестер,
жены и детей.
Вы прикладываться к бутылке, получив мой отзыв. Значит, будет одним
меньше! Закон литературы - это закон не только скорпионов в банке, но и
волков в лесу, каждый отсек которого должен быть закреплен за одним лишь,
остальным вход воспрещен, за нарушение - смерть!
Вы пробьетесь в нашу нынешнюю литературу, где царствует мелюзга, серость и
приспособление. Время выдвижения идей кончилось, настала пора тишины,
когда каждый тихо сидит в норе и ждет своего часа. Каждое столетие
кончается так, только так и никак иначе.
получаемые редакцией по почте (те, которые редактору передают именитые,
сразу же идут в типографию). Это дает мне двадцать долларов в неделю. Я не
намерен их терять, рекомендуя Ваши рассказы к печати.
агентство, я сделаю все, чтобы рассказы были опубликованы. Даю Слово.
бедняжке Этол. Пусть она не верит врачам, а побольше пьет козьего молока!
нежность.
хорошо.
новых заказов на портреты и заработал без малого тысячу баков, так что
если тебе нужно взять в долг (проценты вполне пристойны, всего три за
год), могу выслать тебе, коли только в твоем Гондурасе существует почта.
был капитан Самнэй Грэйвс с "Капитолия", невероятно славный человек,
бессребреник и убежденный холостяк, знающий наизусть "Декамерон", потом
начальник порта, который давал нам работу, и, наконец, как это ни странно,
редактор той газеты, откуда тебе пришлось уйти.
такому талантливому и доброму парню, как ты. Под большим секретом редактор
сообщил, что тобою интересовалась полиция, а некто из Хьюстона и Остина
(но не полиция) пытались в частном порядке выяснить, не подвизается ли в
газетах Нового Орлеана "рыжеволосый, голубоглазый, крепкого телосложения,
отличающийся прекрасными манерами человек, весьма тщательно следящий за
своим внешним видом, молчаливый, сторонящийся компаний и весьма острый на
шутку в кругу хороших знакомых".
что за тобою охотятся, от меня, чем от других.
девять портретов! Брат губернатора отказался мне позировать, но прислал
фотографию, на которой он изображен двадцатилетним красавцем. Ныне ему
пятьдесят семь, но он хочет, чтобы черты его лица были моложавыми, никакой
седины и морщин. От него дважды приезжал секретарь и долго рассматривал
мой рисунок. Потом он привел мастера по фотографии, тот сделал снимок с
рисунка, а через два дня мне его вернули с "правкой", сделанной чертовым
братцем губернатора. Он подрисовал себе глаза, сделав их огромными, как у
совы, уменьшил рот и прочертил морщину мыслителя между бровями. На словах
же секретарь попросил удлинить холст, чтобы уместились руки, сложенные на
груди по-наполеоновски и чтобы на безымянном пальце был тщательно
нарисован бриллиант в один карат, с синими высверками.