забудь страх, Исай, п е р е с т р а и в а й с я...
слово "наблюдение", так будет грамотно... Но в принципе ты прав, я хочу
именно этого... Пить не больше двухсот грамм... Это не просьба. Это -
приказ... Технику проверки наблюдателей я сейчас тебе на улице преподам,
нехитрая наука, но азы ее знать надо... И последнее, - Хренков достал из
кармана несколько фотографий, разложил их на столе. - Этот человек тебе
никогда дорогу не пересекал?
задумчиво ответил:
на Петровке, у него глаза мусорные...
фотографию и поднялся, бросив на стол десятку:
прими элениум и поспи, а в семь можешь начинать гульбу, о'кэй?
расстался с ним возле "мерседеса" Исая, вышел на площадь, остановил такси
и отправился в библиотеку Ленина; оттуда, из курилки, позвонил по телефону
и, не называясь, ограничившись лишь раскатистым "добрый день", чуть
изменив голос (добавил хрипотцы), сказал:
передвижении начиная с сегодняшнего дня, он с дачи выйдет в шесть, вот бы
его и встретить, все же фронтовой друг, кто ему поможет, как не
однополчане?!
наблюдение за Вареновым; проследить все его контакты; по возможности
сделать фотографии тех, кто его топчет; главная задача - установить, не
пасут ли его с л у ж б ы".
книгой и делал выписки из "Истории социального страхования в России" -
хотя думал о другом, о главном, о жизни своей думал...
как начал крошиться его изначальный стержень; убежденность, что
произошедшее - дурной сон, вот-вот кончится, не может такое длиться долго,
сменилась отчаянием: жизнь проиграна, растоптана, пущена по ветру.
долбанных пленных, недобитых троцкистов с бухаринцами на него, верного
сталинца, отдавшего жизнь борьбе против контрреволюции и запрятанного в
глубинную человечью потаенность предательства, именуемого УК "шпионажем",
подвело его к грани слома:
позволят покупать в ларьке печенье и маргарин - вот и начнется нормальная
жизнь зэка. Что ж, это тоже надо пройти, за одного битого двух небитых
дают.
признаться в том, что рожден в городе Глупове: конвоиры, для которых еще
пять лет назад он был богом, истиной в последней инстанции, теперь,
усмехаясь, смотрели, как его гоняли урки, смешливо переговариваясь:
"Палачей народ метелит!", "Кому служил?".
убеждался в том, что никому здесь служить нельзя, кроме как самому себе,
ибо остальные предадут за понюшку табаку, почувствовав хоть малейшую себе
угрозу.
что он бы с радостью носил сталинские премии, имей хоть одну, воспринял
это как симптом - масса не простит д у р а к у замах на Иосифа
Виссарионовича, люди чтут самодержца, слюнтяев не жалуют. Людишки хотят
иметь над собой твердую руку, которая лишь и указует, как жить, что
думать, кого чтить, а кого бить насмерть...
на суде рождено давлением новоиспеченных чекистов из к о м с о м о л я т;
в лагерях царит террор, урок натравливают против верных дзержинцев, раньше
такого произвола не было..."
прибыла комиссия, - МВД, КГБ при Совете Министров (п р и - эк изгаляются,
только б унизить контору, нет на них Сталина, сразу бы в щели заползли,
тараканьи нелюди)
счастья: за столом, но с краешку, в н е з а м е т и н к е, устроился
полковник Шкирятов (то ли племяш, то ли еще какой родич незабвенной памяти
Матвея Федоровича, главы партконтроля, - гроза контры и всех прочих
интеллигентишек); знакомы были с сорок пятого, по Венгрии еще, работали
под Абакумовым, подчищали вражин, жили душа в душу, только Шкирятов
хозяйственными делами занимался, в оперативной работе был слабаком, не
всем такая способность отмеряна, особой кости люди, да и крови особой,
самой что ни на есть чистой...
послабление, начали из себя целок строить, вернуть бы наше время!) и
медлительных, несколько тяжеловесных - толком еще не сориентировались -
эмвэдэшников, отвечавших теперь за порядок в лагерях, Шкирятов и его
начальник (этот - из новых, в коридорах не встречался, а может, из
провинции переместили в Центр, дай-то бог) не задали ему ни одного
вопроса, только строчили в блокнотики, не поднимая на него глаз.
культ личности осужден, а методы остались! Я никого никогда не пытал,
свидетелей нет, меня взяли давиловкой и шантажом, не один я маяк потерял,
посильней люди терялись, свято веря Сталину!" Требовал пересуда, отмены
приговора, как необоснованного: "А пока будет приниматься решение - партия
во всем разберется, справедливость восторжествует, зароком тому
деятельность нашего ленинского ЦК во главе с выдающимся марксистом Никитой
Сергеевичем Хрущевым, - прошу оградить нас, политических заключенных, от
преследования уголовного элемента..."
репродуктора, говорил сухо, рублено, давал понять, что беседа фиксируется:
администрации проводит политику на раскол среди заключенных...
сейчас продавать не намерен, - не отрывая влюбленных глаз от лица
Шкирятова, ответил тогда он, - не "Хрен" какой, а подполковник Сорокин,
сталинец, а значит - патриот. Если б меня перевели из этого гадюшника в
дальний филиал, где ссыльные живут, в библиотеку, скажем, и не тыкали всем
и каждому моей статьей, - тогда бы я дал информацию. Устную, конечно... А
так - увольте...
них была расконвоирована уже; приносили с воли продукты, водку, теплые
носки, деревенские валенки; посадили в библиотеку; началась ж и з н ь; со
дня на день ждал отмены приговора, но Никита вдруг снова круто повернул,
пуще прежнего попер на Сталина; вскорости, правда, снова отступил -
петляет, понял Сорокин, на этом и сломит себе голову! Люди хотят линии,
чтоб как рельс была, блестела чтоб и вдаль уходила, а когда сегодня одно,
а завтра другое - р ж а начинается... Это можно там, где парламенты всякие
и конгрессы, а у нас крутить нельзя, у нас надо дрыном по шее, тогда
проймет.
признавшись себе, что пропустил целую жизнь, относясь к знанию, как к
школьной занудине.
первую очередь опечатывали библиотеки, а после все книги свозили в
контору: динамит, страх как рвануть может, если всех до него свободно
допускать.
у дал учитель из Тамбова, посаженный за гомосексуализм. Грех его был столь
уникален в городе, что даже разбирался на б ю р о; кое-кто предлагал
судить педагога по любой статье, только не по этой, стыдной, - позор
области. Учителя пробовали склонить к даче чистосердечных показаний,
которые бы позволили вывести его на пятьдесят восьмую статью, сулили
минимальное наказание, но тот твердо стоял на своем: "Не я один грешен, но
и Чайковский был таким, и англичанин Оскар Уайльд, готов нести крест за
врожденную любовь к брату, не к сестре..."
сколь капризна и недотрожлива амплитуда истории! Растворитесь в ней,
поддайтесь ее непознанному разуму, и, право, каторжная жизнь наша
покажется вам не такой уж жуткой... Я готов с вами поработать, у вас здесь
тихо, устроимся под лампою, станем спорить, как други, и поражаться, будто
малые Дитяти, тому таинственному, изначально заложенному в нас, что не
поддается никакому логическому объяснению...
исходивший от него, был омерзительным, но тюрьма - бо-ольшой учитель,
быстро наламывает бока:
гадости, так ртом дыши, за каждую науку надобно платить, ничто само с неба
Херберт Фрэнк
Корнев Павел
Березин Федор
Жюль Верн
Шилова Юлия
Громыко Ольга