когда ее хватали, выхватила браунинг и начала стрелять; обезоружили;
третий бомбист крикнул филерам:
взорвутся все дома вокруг, погибнут ни в чем не повинные люди!
опоясан шнурами, что вели к запалам на спине и груди; девушка, которая
открыла стрельбу, оказалась двадцатилетней Лидочкой Стуре, ее
"возлюбленный" - террорист Синегуб; бомбист должен был - в случае неудачи
коллег - броситься под карету, в которой мог ехать министр юстиции; звали
его Всеволод Либединцев; выдающийся русский астроном, он работал в Италии,
прочили блистательное будущее; записки, найденные после его ареста,
поражали смелостью мысли - он был на грани рождения новой концепции
галактик.
военно-полевому суду; семерых приговорили к повешению; Лидочка Стуре,
поднимаясь на эшафот, повела себя, как Зина Коноплянникова, которая была
повешена за убийство генерала Мина, - прочитала строки Пушкина: "Товарищ,
верь, взойдет она, звезда пленительного счастья, и на обломках самовластья
напишут наши имена!"
до синевы.
губы.
бюрократия, и -
молчим...
поднявшись, тихо произнес:
Андреева, вспомнил слова Ильина, поежился, ощутив холодок на спине; нет, о
будущем действительно лучше не думать - катимся в пропасть; одна охрана
ничего не сделает, надо в с е менять в корне; воистину, люди без права на
свободное слово и дело - обречены, а у нас все можно в империи, кроме как
свободно поступать и говорить.)
полковник встречался реже; двор был потрясен произошедшим; интриги против
Столыпина прекратились, - так бывало всегда, если царь по-настоящему
пугался.
главным стержнем внутренней политики.
потенциал, империя словно бы нарочно сдерживала самое себя, погруженная в
хитросплетения византийского царедворства, главная цель которого состояла
в том, чтобы удержать занятые позиции в системе бюрократического
противостояния различных групп, которые аморфно, потаенно и трусливо
боролись за место возле трона, сулившее реальные материальные блага.
конспиративной квартире, - поручите, пожалуйста, вашим людям поглядеть за
таможенниками: еду отдыхать; видимо, в моей работе сейчас особой нужды
нет, премьер на коне, да и вы в фаворе.
избежание дурства, - знаете, где живем, от случайности никто не
гарантирован, - часть золота переведите во французские бумаги, они вполне
надежны. Потребуется - всегда реализуете в живые франки.
вами.
перепадов настроений в Царском?
открыто он мог теперь говорить лишь с одним человеком в России - иудой,
христопродавцем и негодяем, который гарантировал и ему самому, да и
премьеру спокойствие и свободу рук; парадокс: бывало ли такое в истории
человечества?!
разгоряченный спором с Мареком Квициньским, боевиком Пилсудского,
человеком необыкновенной храбрости, чистым в своих заблуждениях, резким до
грубости, но по сути своей ребенком еще: только-только исполнилось
девятнадцать; ждал суда, понимая, что приговор будет однозначным.
от них наши муки! Они жестоки, трусливы и жалки! Мы первыми начали
девятьсот пятый год, мы, поляки, гордая нация славов, нет такой другой в
мире!
упоением; как же страшен слепой национализм, думал Дзержинский; в который
уже раз вспомнил Ленина, его "Национальную гордость великороссов"; никогда
не мог забыть, как однажды в Стокгольме, в перерыве между заседаниями
съезда, Ленин, чуть как-то сконфуженно даже, заметил:
перестаю поражаться их дремучей некомпетентности... Когда мой народ
упрекают в том, что он был пассивен в борьбе против самовластья, я
спрашивал: а кого, кроме Разина и Пугачева, знают оппоненты? Оказывается,
никого! Ни декабристов, ни народовольцев... Я уж не говорю о Радищеве... А
ведь его повесть "Путешествие из Петербурга в Москву" - первый манифест
русской революции... Обязательно почитайте... Правда, написано это
сладостным мне старым русским языком, но вы, думаю, легко переведете на
современный. Почитайте, право, это великолепное пособие для борьбы и с
нашими черносотенными шовинистами, и с вашими нафиксатуаренными
националистами...
переслать ему Радищева; через несколько дней тайно доставили в Цитадель.
чернила, сел за перевод тех положений Радищева, которые показались ему
особенно важными.
перо; в конечном счете, подумал он, Пушкин писал "из Шенье", а Мицкевич
"из Байрона", я имею право на то, чтобы сделать этот текст понятным Мареку
Квициньскому; он постоянно видел лицо юноши перед собою; неужели не
пощадят? Мальчик ведь еще, должен жить.
король...
робким подобострастием и взоры мои ловящи, стояли вокруг престола моего
чины государственные...
усмирил внешних и внутренних врагов, расширил пределы отечества, покорил
тысячи разных народов своей державе. Он обогатил государство, расширил
внутреннюю и внешнюю торговлю, он любит науки и художества, поощряет
земледелие и рукоделие...
его служителем.
осуждением.
тебе подобным. Я должна очистить твое зрение.
толстую пелену. - Ты был слеп, а столь решительно обо всем судил. Я -
Истина.
кругов. Я вернула тебе зрение. Теперь ты познаешь своих верных подданных,
которые вдали от тебя.
из народной среды возникнет муж, порицающий дела твои, знай, что то есть
твой друг искренний".
гражданское достоинство, чтобы эдак-то писать во времена Екатерины, когда
всякая мысль подвергалась цензуре и каралась казематом?!
перевести белым стихом; понял, что нельзя; "Путешествие" - это русский
"Екклезиаст", надо и д т и за текстом:
есть свое начало, - переводил он на польский. - Животное родится для того,
чтобы произвести себе подобных, потом умереть и уступить им свое место;
кочевники собираются в городе, основывают царства, мужают, славятся,
слабеют, изнемогают, разрушаются.
гоняться будут за мечтаниями, то весьма полезный бы был труд писателя,
показавшего шествие разума из тьмы веков... Блажен писатель, если
творением своим мог просветить хотя единого, блажен, если в едином хотя
сердце посеял добродетель...
Спарты? В книгах. А на месте их пребывания пасутся рабы жезлом
самовластья. Где пышная Троя, где Карфаген? Едва ли видно то место, где
гордо они стояли...