предосторожности, яд сегодня убил бы Валентину, убил мгновенно, безжа-
лостно, до того силен был удар; по дело кончилось потрясением, и во вся-
ком случае на этот раз Валентина не умрет.
ражением бесконечной благодарности.
проглотил их.
вы сами проследите за тем, чтобы они никем не нарушались.
комнату Валентины, итальянский священник, с размеренной походкой, со
спокойной и уверенной речью, нанимал дом, примыкающий к особняку Вильфо-
ра.
дома выехали два часа спустя; но прошел слух, будто фундамент этого дома
не особенно прочен и дому угрожает обвал, что не помешало новому жильцу
около пяти часов того же дня переехать в него со всей своей скромной
обстановкой.
лагается, заплатил за полгода вперед; этот новый жилец, как мы уже ска-
зали, был итальянец и звали его синьор Джакопо Бузони.
являвшиеся в этом конце улицы, с изумлением наблюдали, как плотники и
каменщики подводили фундамент под ветхое здание.
объявить г-же де Вильфор о предстоящей свадьбе мадемуазель Эжени Данглар
с Андреа Кавальканти.
ванные лица пришли к соглашению; однако ему предшествовала сцена, о ко-
торой мы должны рассказать нашим читателям.
тельного дня перенестись в ту пышную золоченую гостиную, которую мы уже
описывали и которой так гордился ее владелец, барон Данглар.
ный в задумчивость и, видимо, чем-то обеспокоенный, сам барон, погляды-
вая на двери и останавливаясь при каждом шорохе.
просила меня ждать ее в гостиной, и по какой причине она заставляет меня
ждать так долго.
покоился.
ничную испросить у барона аудиенцию и назначила местом ее золоченую гос-
тиную. Необычайность этой просьбы, а главное - ее официальность немало
удивили банкира, который не замедлил исполнить желание своей дочери и
первым явился в гостиную.
муазель Эжени кончает одеваться и сейчас придет.
глазах света и даже в глазах слуг Данглар слыл благодушным человеком и
снисходительным отцом; этого требовала роль демократического деятеля в
той комедии, которую он разыгрывал; ему казалось, что это ему подходит;
так в античном театре у масок отцов правый угол рта был приподнятый и
смеющийся, а левый - опущенный и плаксивый.
уровня плаксивой; так что в большинстве случаев благодушный человек ис-
чезал, уступая место грубому мужу и деспотическому отцу.
не придет просто ко мне в кабинет? - бормотал Данглар. - И о чем это ей
понадобилось со мной говорить?
вдруг дверь отворилась и вошла Эжени, в черном атласном платье, заткан-
ном черными же цветами, без шляпы, но в перчатках, как будто она собира-
лась занять свое кресло в Итальянской опере.
тиная, когда можно так уютно посидеть у меня в кабинете?
ца сесть, - вы задали мне два вопроса, которые исчерпывают предмет
предстоящей нам беседы. Поэтому я вам сейчас отвечу на оба; и, вопреки
обычаям, начну со второго, ибо он менее сложен. Я избрала местом нашей
встречи гостиную, чтобы избежать неприятных впечатлений и воздействий
кабинета банкира. Кассовые книги, как бы они ни были раззолочены, ящики,
запертые, как крепостные ворота, огромное количество кредитных билетов,
берущихся неведомо откуда, и груды писем, пришедших из Англии, Голлан-
дии, Испании, Индии, Китая и Перу, всегда как-то странно действуют на
мысли отца и заставляют его забывать, что в мире существуют более важные
и священные вещи, чем общественное положение и мнение его доверителей.
Вот почему я избрала эту гостиную, где на стенах висят в своих велико-
лепных рамах, счастливые и улыбающиеся, наши портреты - ваш, мой и моей
матери, и всевозможные идиллические пейзажи и умилительные пастушеские
сцены. Я очень верю в силу внешних впечатлений. Быть может, особенно в
отношении вас, я и ошибаюсь; но что поделать? Я не была бы артистической
натурой, если бы не сохраняла еще некоторых иллюзий.
хладнокровием, но ни слова в ней не понявший, так как был занят
собственными мыслями и старался найти им отклик в мыслях своего собесед-
ника.
нимало не смущаясь и с той почти мужской самоуверенностью, которая отли-
чала ее речь и движения, - мне кажется, вы вполне удовлетворены моим
объяснением. Теперь вернемся к первому вопросу. Вы спрашиваете меня, для
чего я просила у вас аудиенции; я вам отвечу в двух словах: я не желаю
выходить замуж за графа Андреа Кавальканти.
изумлены? Правда, за все время, что идут разговоры об этом браке, я не
противоречила ни словом, я была, как всегда, убеждена, что в нужную ми-
нуту сумею открыто и решительно воспротивиться воле людей, не спросивших
моего согласия. Однако на этот раз мое спокойствие, моя пассивность, как
говорят философы, имела другой источник; как любящая и послушная дочь...
(легкая улыбка мелькнула на румяных губах девушки), я старалась подчи-
ниться вашему желанию.
перь, когда настало время, я чувствую, что, несмотря на все мои усилия,
я не в состоянии быть послушной.
вершенно ошеломлен неумолимой логикой дочери и ее хладнокровием - свиде-
тельством твердой воли и дальновидного ума, - в чем причина твоего отка-
за, Эжени?
разнее, не глупее и не противнее всякого другого. В глазах людей, кото-
рые судят о мужчине по его лицу и фигуре, он может даже сойти за до-
вольно привлекательный образец; я даже не скажу, что оп меньше мил моему
сердцу, чем любой другой, - так могла бы рассуждать институтка, но я вы-
ше этого. Я никого не люблю, сударь, вам это известно? И я не вижу, за-
чем мне, без крайней необходимости стеснять себя спутником на всю жизнь.
Разве не сказал один мудрец: "Ничего лишнего"; а другой: "Все мое несу с
собой"? Меня даже выучили этим двум афоризмам по-латыни и по-гречески;
один из них принадлежит, если не ошибаюсь, Федру, а другой Бианту. Так
вот, дорогой отец, в жизненном крушении, - ибо жизнь, это вечное круше-
ние наших надежд, - я просто выбрасываю за борт ненужный балласт, вот и
все. Я оставляю за собой право остаться в одиночестве и, следовательно,
сохранить свою свободу.
как непреодолимо то препятствие, которое неожиданно встало на его пути.
ние, сударь, кажется мне театральным и напыщенным. Напротив, счастливая.
Скажите, чего мне недостает? Люди находят меня красивой, а это уже
кое-что: это обеспечивает мне повсюду благосклонный прием. А я люблю,
когда меня хорошо принимают, - приветливые лица не так уродливы. Я не
глупа, одарена известной восприимчивостью, благодаря чему я извлекаю для
себя из жизни все, что мне нравится, как делает обезьяна, когда она
разгрызает орех и вынимает ядро. Я богата, ибо вы обладаете одним из са-
мых крупных состояний во Франции, а я ваша единственная дочь, и вы не
столь упрямы, как театральные отцы, которые лишают дочерей наследства за
то, что те не желают подарить им внучат. К тому же предусмотрительный
закон отнял у вас право лишить меня наследства, по крайней мере пол-