пагубнее.
опубликовал незадолго перед выходом в свет книги Радищева свою работу "О
влиянии правительства на науки и наук на правительство"; помнил, как
Люксембург говорила Лео Тышке: "Надо бы это перевести на польский, там и
поныне много взрывного).
достигнет света, не есть книга, но поделка святой инквизиции... в царстве
мысли и духа не может никакая земная власть давать решений... не может
того правительство, менее еще его ценсор, в клобуке ли он или с темляком.
В царстве истины он не судия...
основательнее в своих правилах, тем менее может оно... стрястися от
дуновения каждого мнения, от каждой насмешки разъяренного писателя; тем
более благоволит оно в свободе мыслей и в свободе писаний, а от нее под
конец прибыль, конечно, будет истине. Губители бывают подозрительны;
тайные злодеи робки. Явный муж, творяй правду... Правитель государства да
будет беспристрастен во мнениях, дабы мог объяти мнения всех, и оные в
государстве своем дозволять, просвещать и наклонять к общему добру:
оттого-то истинно великие государи столь редки".
сделать вред..." "Такого же роду ценсор не дозволял, сказывают, печатать
те сочинения, где упоминалося о боге, говоря: "я с ним дела никакого не
имею. Если в каком-либо сочинении порочили народные нравы того или другого
государства, он недозволенным сие почитал, говоря: Россия имеет тракт
дружбы с ним".
Какой вред может быть, если книги в печати будут без клейма
полицейского?". "Действие более развратит, нежели слово... Ценсура
печатаемого принадлежит обществу, равно как одобрение театральному
сочинению дает публика... Завеса поднялась, взоры всех устремились к
действованию; нравится - плещут; не нравится - стучат и свищут...
беспрекословно, то...
велико, истина не затмится". "Если мы скажем и утвердим ясными доводами,
что ценсура с инквизицией принадлежат к одному корню... то мы хотя ничего
не скажем нового, но из мрака... времен извлечем... ясное доказательство,
что священнослужители были всегда изобретатели оков, которыми отягчался
разум человеческий".
которые мы предложим детям после революции. Без Радищева невозможно понять
величие революционной мысли России, с него надо начинать изучение русского
освободительного движения.)
возбужденный... в безумии своем предал смерти, на неизгладимое во веки
себе поношение, вочеловеченную истину - Сократа".
Но христианский закон, одержав победу над мучительством, покорил самих
мучителей, и ныне остается во свидетельство неложное, что гонение на мысли
и мнения не токмо не в силах оные истребить, но укоренят их и
распространят...
мысль истреблять в ее рождении, в то самое время дерзал Колумб... Кеплер
предузнавал бытие притяжательной в природе силы, Ньютоном доказанной; в то
же время родился начертавший в пространстве путь небесным телам Коперник".
Европы требование конституции; в противовес "мнениям", потребен закон,
который, служа защитой личности, есть гарант общей пользы для всех
сограждан".)
ценсуру.
самом том городе, где изобретено книгопечатание... "Указ о неиздании книг
греческих, латинских и пр. на народном языке без предварительного ученых
удостоверения, 1486 года, Бертольд, божиею милостью святыя Маинцкия
епархии архиепископ, в Германии архиканцлер и курфирст.
или знании ни было, с греческого, латинского или другого языка переводимо
не было на немецкий язык благородных докторов и магистров университетских,
а именно:
богословия, от Александра Дидриха в законоучении, от Феодорика де Мешедя
во врачебной науке, от Андрея Елера во словесности...
подвергнет себя осуждению на проклятие..."
польза, что властвовати будете над невеждами..." (Поразительно, подумал
вдруг Дзержинский, что именно в Германии впервые в мире была учреждена
цензура, а последние двести лет как раз немцы и заняли ведущее положение
при русском дворе; Екатерина, сославшая Радищева в каторгу, была немкой,
по-русски писала с ошибками...
вывезены из Европы, со своими, русскими, не роднились; народом, как и при
иге, правят люди иной культуры, языка, мировосприятия; лозунг
"православие, самодержавие, народность" выдвинули те, которых рождали
католички; "самодержавие"
"народность" говорить нечего:
грамматике не учены; Салтыкова-Щедрина, Лескова и Успенского оттого
боятся, что понять не могут, слишком уж русские...
сырость, духота, смрад; начал вспоминать, когда Лютер восстал против
папства.
прошло с той поры, как курфюрст Бертольд провозгласил з в е р с т в о - то
есть запрет на мысль, выраженную словом... Как ужасно, что истории нас
учат столь поверхностно!
будущего, - ушлые цензоры из министерства просвещения сводят к зубрежке
дат. Живая мысль, правда, купируется; порою начинает казаться, что главной
задачей педагогов является желание вызвать в учениках ненависть к
предмету, который невозможно одолеть без слепой зубрежки. А литература?
Как У нас учат Мицкевича? Да не учат его, потому что Петербург боится его
памяти! И с Пушкиным не лучше! Выучи "Я
помню чудное мгновенье", и хватит... "Записки о пугачевском бунте" -
ни-ни, детям этого не надо, зачем ранить впечатлительные души?
долго, как подлинная, западноевропейская. Поезда, телефоны, телеграф,
пароходы, воздухоплавание - все это сблизило народы, сделало их
взаимосообщающимися...
годах, а уже в восьмидесятых Плеханов с Аксельродом принесли его в Россию;
через двадцать пять лет после этого началась революция - против имперской
инквизиции, за права народа. Взаимосвязанность мира - факт объективный, и,
как бы ни хотели польские националисты или русские шовинисты
законсервировать "самость", прогресс им этого не позволит; консервация
фруктов вещь хорошая, но консервация представлений восемнадцатого века
есть предательство истинно национальных интересов народа.
историческое отставание, что невосполнимо; скорости ныне таковы, что, раз
отстав от других, не догонишь; движение - понятие абстрактное, никем еще
толком не понятое, указам власти не подчиняющееся, живет само по себе, по
своим таинственным законам развития; если им долго перечить - ждет
трагедия...
радость, словно вырвался из тюремного, затхлого ужаса в тишину весеннего
леса, полного затаенным гудом первых ручьев, разрушающих глыбы снега,
которые кажутся вечными, покрывшими землю навсегда; такое страшное чувство
он впервые ощутил девятнадцати лет от роду, когда был сослан на север
Вятской губернии; от кровохарканья его там лечил Иван Пунько: жил раньше
со ссыльным поселенцем Николаем Бердяевым; тот знал множество народных
рецептов, посоветовал попробовать медвежье сало; помогло. Именно там, на
севере, Дзержинский и ощутил страх, когда ушел в апрельский лес, увидал
глыбы мертвого снега и не сразу понял тайный смысл тяжелого, устойчивого,
постоянного г у д а: началось таянье, невидное еще, но уже необратимое...)
совершенно, и ценсура, зевнув в последний раз, издохла.
законоположениями, вольность гражданскую утверждающими... "Народ имеет
право говорить, писать и обнародовать свои мнения; следовательно, свобода
печатания никогда не долженствует быть затрудняема...
полиция свирепствовала против писаний и писателей. В Бастильских темницах
томилися несчастные, дерзнувшие осуждать хищность министров и их
распутство... Но дивись несообразности разума человеческого. Ныне, когда
во Франции все твердят о вольности, когда необузданность и безначалие
дошли до края возможного, ценсура во Франции не уничтожена. И хотя все там
Корнев Павел
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Херберт Фрэнк
Плотников Александр