может быть убежденным фанатиком национализма. Это болезнь социальная. Если
не дают выявлять себя, рождаются суеверие и национализм... Свобода,
которую мы утвердим, не оставит места ужасу шовинизма, когда человек
становится слепым идиотом, обвиняющим всех и вся в своих бедах, только не
себя самого. А если Марек и после победы останется таким же, каков сейчас?
Если штамп представлений, навязанных ему Пилсудским, вошел в дух и плоть
так, что стал его вторым "я"? Как тогда?
день, бог даст пищу. Сначала надо осуществить задуманное. Люди должны
обрести свободу и право на самовыявление. Не на салонную болтовню, - такое
право получили верхние этажи после семнадцатого октября пятого года, - а
на творческое выявление самого себя, когда будут убраны душные барьеры
обломовской бюрократии, страшащейся науки, слова, новой мысли, поступка.
Сначала п р а в о. Потом д е л о. Во благо всех, следовательно - и для
самого себя. Только так. Переводи. С Мареком будет все хорошо. Он будет
жить. Ты в ответе, чтобы он прозрел. Ты, именно ты.
противостоять зависти, розни, клевете, особенно в условиях самовластья,
когда за одним лишь человеком остается право на последнее слово, - ужас,
богдыханство, душный обломок абсолютизма в двадцатом веке.)
могущество.
Ломоносове".
употребляется, собеседуем с жившими за многие тысячи веков, усвояем их
понятия; и всех народов, и всех веков изобретения и мысли, сочетаваем и
приводим в единую связь. Упорное прилежение в учении языков сделало
Ломоносова согражданином Афин и Рима... Логика научила его рассуждать,
математика верные делать заключения...
заблуждению; физика и химия ...ввели его в жертвенник природы и открыли
ему ее таинства; металлургия и минералогия... привлекли на себя его
внимание.
уже удостоверился, что стихотворение российское весьма было несродно
благогласию и важности языка нашего.
побуждаемый любочестием, исторгается из среды народныя. Восходит на лобное
место. Все взоры на него стремятся, все ожидают с нетерпением его
произречения.
можно быть ему посредственным? Таков был Демосфен, таков был Цицерон,
таков был Пит; таковы ныне Бурк, Фоке, Мирабо и другие. Правила их речи
почерпаемы в обстоятельствах; сладость изречения - в их чувствах; сила
доводов - в их остроумии.
вечности и неизмеримости... вся красота вселенной существовала в его
мысли, но действия не было, не было начала. И рука всемощная, толкнув
вещественность в пространство, дала ей движение. Солнце воссияло, луна
прияла свет, и телеса, крутящиеся горе, образовалися. Первый мах в
творении всесилен; вся чудесность мира, вся его красота суть только
следствия. Вот как понимаю я действие великия души над душами
современников или потомков; вот как понимаю действие разума над разумом.
завистливая, се потомство о нем судит, оно нелицемерно".
чуть не упал, едва удержался; перечитал последний абзац; слова гордости за
Михаила Ломоносова звучали как Откровение, поразительное по своей силе
обращение к потомству; среди затхлого ужаса российской тюрьмы Радищев
молил будущие поколения о снисхождении; не униженно просил, а с гордостью;
взывал к пристальности; нет, это отнюдь "не суди и не судим будешь"; это
призыв к тщательности и анализу; мольба о том, что сейчас бы назвали к о м
п е т е н т н о с т ь ю: "Всегда помните, что были не только баре и рабы,
была мысль, была надежда России, Ломоносов; был он, Радищев, хотя о себе
ни полслова, - рыцарь; Россию обошло рыцарство как общественный институт,
и это ужасно; тем не менее рыцари духа были поразительны; какой позор, что
держава об них умалчивает; долго не сможет; мы - скажем".)
ночью с в о й стражник передал листочки, которые Марек взял на прогулке,
прикоснувшись к руке Дзержинского своей посиневшей от тесного наручника л
ь д ы ш к о й; на обороте последней страницы было написано: "Юзеф, жаль,
что не смогу дочитать до конца. Иду на виселицу. Вместе со мною идет
русский, Андрей Прохоров, эсер. Мы умрем, взявшись за руки. Прощай. Марек".
(информированность по праву считается первоосновой силы), Герасимов на
этот раз побоялся отправить Столыпину отчет о перлюстрации писем наиболее
богатых землевладельцев и правых политиков - так они были резки.
конечном счете лишь один премьер решал, ознакомить ли с этим государя или
нет; Герасимов всегда помнил, сколь точно Петр Аркадьевич дозирует
"негативную информацию", отправляемую в Царское Село; ситуация не простая.
Для его же пользы, размышлял Герасимов, премьер должен знать, что теперь о
нем пишут и говорят в верхах; но, учитывая чрезвычайно обостренное
самолюбие Петра Аркадьевича, предугадать реакцию на такого рода доклад
никак невозможно. Помимо жандармских т е х н и к о в (те механически
переписывали корреспонденцию сановников, руководителей партий, помещиков,
не очень-то вникая в текст), помимо чиновников низшего класса, которые
лишь выбирали из писем наиболее важные абзацы, только он, Герасимов,
владел всей полнотой информации, имея возможность четко знать все, что
происходило в империи.
чтобы имитировать приступ острого ревматизма; слег дома; позвонил
полковнику Еленскому:
срочного доклада Петру Аркадьевичу и напишите сопроводительное письмо,
упредив, что документ носит совершенно секретный характер, вручить в
собственные руки.
вкрадчиво-сладким голосом (с агентами говорил аффектированно, всячески
выказывая свою к ним любовь и уважение; вжился в образ, поэтому и с
сослуживцами говорил так же). - Отправить надобно с фельдъегерем? Или
вручить его высокопревосходительству самолично?
тратить время на ожидание; оставил секретарю для передачи в собственные
руки".
прочитал, потому и сделал "шаг в сторону"; сухо поинтересовался:
смогли доставить папку лично в связи с болезнью.
впредь просил бы мои документы, направляемые главе правительства, не
читать без моей на то санкции.
ответил Еленский. - Как можно-с?!
только и норовит подсидеть сослуживца, никто делом не хочет заниматься!
Нет, погибнет империя, всенепременно погибнет, японцы с немчурой поставят
гарнизоны, грядет новое иго! Не об том надобно торжественные речи
произносить, как Донской иго сбросил, а про то, отчего под ним оказались!
Междоусобица, подсиживание друг дружки, злоба и страх за шкуру, господи,
сохрани, господь, святую Русь!
заново и ужаснулся тому, что все это лежит на столе Петра Аркадьевича.
Кутлер сановнику А. Л. Головину, - но так как лучшего состава в России не
найдешь, то приходится разочароваться и в самом русском представительстве.
Больше всего в деятельности думцев чувствуется легкомысленное
"интеллигентное"
сброд бездарностей, что другого подобрать, я думаю, невозможно. Особенно
щеголяют Тверская и Новгородская губернии, такая коллекция мастодонтов,
что диву даешься.
говорит, что Столыпин непрочен и может быть каждый день сменен на более
правого. Вешают на Руси с каждым днем все больше и больше. Я пришел к тому
заключению, что на дряблую, скверную интеллигенцию рассчитывать нечего и
придется ждать мужика.
подъемом духа низших классов".
Маркеев Олег
Херберт Фрэнк
Лукин Евгений
Андреев Николай
Шилова Юлия
Мурич Виктор