Чтение 246–й страницы книги ~Жюльетта~

расправиться со своим отцом. В данном случае речь шла о наследстве и о
нетерпении молодого человека, уставшего дожидаться его за две тысячи
цехинов мы продали ему тайный состав, благодаря которому на следующий день
он проснулся единоличным владельцем огромного состояния.
Надеюсь, вы понимаете, что я не настолько обременяла себя подобными
делами, чтобы забыть о себе я была достаточно богата и тратила огромные
средства на свои удовольствия мое беззаботное тело купалось в океане самого
мерзкого разврата. Находили утоление и мои наклонности к воровству и
убийству, и если мое коварное воображение приговаривало кого-нибудь к
смерти, промежуток времени между замыслом и его исполнением, как правило,
был очень короток.
Между тем в дом толпой валили женщины: некоторые хотели узнать свою
судьбу, другие желали в спокойной обстановке погрузиться в редчайший по
гнусности разгул. Благодаря принимаемым нами мерам мы могли предоставить
ненасытным нашим посетительницам любое количество мальчиков и девочек и
Гарантировали абсолютную тайну. Мы оказывали услуги молодым парочкам,
которым чинили препятствия родители и которые приходили искать у нас приют.
В наших скупо освещенных будуарах заключались временные союзы на одну ночь,
когда мужчины не видели лиц женщин, с которыми развлекались: отцам мы
подкладывали их дочерей, братьям - сестер, священникам - их прихожанок.
Однажды ко мне пришли две женщины двадцати и двадцати пяти лет, обе
очаровательные в высшей степени и обе, воспылав ко мне страстью, просили
меня внести в их игры порядок и участвовать в них. После ужина мы легли в
постель их мания заключалась в том, что они сосали мне язык и вагину. Они
сменяли друг друга в таком стремительном темпе, что я не успевала
сообразить, которая из них минуту назад целовала меня в рот, а которая
ласкала влагалище. В продолжение этой сладострастной карусели я непрестанно
ласкала их обеими руками, иногда брала искусственный орган и по очереди
прочищала им оба отверстия, и скажу откровенно, что я не встречала женщин,
более похотливых, нежели эта парочка. Трудно представить себе, какие они
придумывали трюки, какие неслыханные вещи говорили во время этих бешеных
утех. Я помню, как одна из них настолько потеряла рассудок, что порывалась
бежать и отдаться больным сифилисом, которые содержались в госпитале
неподалеку от моего дома.
Может быть, читатели смогут объяснить мне, что происходит в голове
представительниц моего пола, а мне это не под силу. Я могу только добавить,
что Природа бесконечно благосклоннее относится к лесбиянкам, нежели ко всем
прочим женщинам одаряя их более богатым, более гибким воображением, она
дает им безграничные средства испытывать наслаждение {Эти восхитительные
создания, презираемые недалекими людьми, и в повседневной жизни обнаруживают
те же самые свойства, которыми они славятся в плотских утехах: они умны,
талантливы, обаятельны, они полны очарования и вам, робкие и несчастные
женщины, остается лишь завидовать им. (Прим. автора)}.
Еще одним запомнившимся приключением была прогулка, которую я совершила
в компании четверых венецианок.
Они дождались ветреного дня и посадили меня в гондолу, когда в небе
сверкали молнии. Пока мы отплыли на некоторое расстояние в открытое море,
разразился настоящий шторм и загрохотал гром.
- Вот теперь, - заявили мои шаловливые спутницы, - будем ласкать друг
друга и бурными извержениями покажем наше презрение к ярости моря.
В следующий момент они прыгнули на меня как четверка обезумевших
Мессалин. Разумеется, я достойно ответила на их ласки возбужденная таким
проявлением чувств, я присоединилась к их хору, поносившему последними
словами химеричного Бога, который, как говорят, порождает их. Между тем
гремел гром, все небо полосовали молнии гондола наша болталась, как щепка,
на ревущих волнах, а мы богохульствовали, мы извергались и бросали вызов
Природе, которая взъярилась на все сущее и благословляла только наши
удовольствия.
Одна очень хорошенькая женщина пригласила меня на обед в свой дворец.
Мне пришлось на ее глазах возбуждать ее пятнадцатилетнего сынка, после чего
в его присутствии мы ласкали друг друга. Потом она позвала дочь, которая
была на год младше брата, и велела мне возбуждать девочку, пока сын
содомировал свою мать. Затем она держала дочь, подставив ее зад
содомистскому натиску сына в продолжение этой процедуры я облизывала
девочке вагину, а мать языком ласкала анус содомита. Пожалуй, никогда прежде
я не встречалась с более хладнокровной и умной развратницей. Узнав о том,
что мы торгуем ядами, она попросила доставить ей целый набор наших снадобий.
Я поинтересовалась, уж не собирается ли она угостить ими очаровательные
создания, которыми мы только что наслаждались.
- А почему бы и нет? - ответила она. - Если я бросаюсь в море порока,
меня ничто не может остановить.
- Вы - прелесть, - заметила я, целуя ее в губы, - ведь в таких случаях
чем больше запретов мы попираем, тем сильнее извергается наше семя.
- Значит мое извержение будет неистовым, - улыбнулась она, - ибо
преграды и запреты мне неведомы.
Шесть месяцев спустя она осталась без мужа, без родителей и без детей.
Как-то раз за мной послал член Совета Десяти Венецианской республики,
которому потребовалась женщина обслуживать его сына в то время, пока он его
содомировал.
Другой вельможа, также заседавший в этом высоком Совете, потребовал,
чтобы я забавлялась с его сестрой, перезрелой и уродливой самкой сам он
содомировал ее, потом совершил содомию со мной, и в завершение я получила
сотню ударов бичом от его сестры.
Короче говоря, не существует на свете таких сладострастных и мерзких
способов удовлетворить похоть, которыми бы мы с Дюран не предавались с
рассвета до ночи не проходило и дня без того, чтобы наш промысел -
проституция, сводничество, предсказания судьбы и отравления - не приносили
нам тысячу цехинов, а то и того больше.
Нас уважали, нами восхищались, нашего общества искали самые благородные
распутники мужского и женского пола города Венеции, и мы, без всякого
преувеличения, вели самую блаженную и самую роскошную и беззаботную жизнь,
когда ужасный поворот судьбы разлучил нас и лишил меня любезной моей Дюран,
и за один день я потеряла все свое состояние, которое привезла в Венецию, и
все, что заработала там.
Наказанием, обрушившимся на Дюран, судьба выразила свою нетерпимость к
той же самой слабости, за которую я заплатила сполна много лет тому назад.
Как вы помните, моя ошибка, повлекшая за собой вынужденный отъезд из Парижа,
заключалась в том, что я проявила нерешительность и не довела свое
злодейство до высшей степени. Такая же участь постигла мою подругу, и столь
жестокие уроки лишний раз доказывают, что если вы ступили на путь порока,
опаснее всего - бросить взгляд в сторону отвергнутой добродетели или
обнаружить недостаток твердости, необходимой для того, чтобы перейти
последние рубежи дело в том, что Дюран не хватило не воли, а храбрости, и
если несчастная потерпела поражение, причиной тому стал не недостаток
амбиции, а элементарная трусость.
Однажды утром Дюран вызвали трое верховных инквизиторов Республики и,
взяв с нее обещание хранить тайну, сообщили ей, что им нужна помощь в
уничтожении очень многочисленной партии, образовавшейся в городе.
- К сожалению, дела зашли так далеко, - сказали ей, - что о законных
средствах говорить не приходится, яд - единственное, что нам осталось
применить. Как вам известно, вы три года пользовались нашей
снисходительностью, мы позволяли вам в мире и спокойствии наслаждаться
плодами своих преступлений, и сегодня в знак благодарности вы должны помочь
нам наказать наших противников самым жестоким образом. Сумеете ли вы
распространить чуму в городе и в то же время уберечь от нее лиц, которых мы
вам укажем?
- Нет, - отвечала Дюран, хотя была в состоянии сделать это: она
обладала всеми секретами, необходимыми для этого, но она испугалась.
- Очень хорошо, - сказали инквизиторы, открыли перед ней дверь и
отпустили ее.
Еще больше испугал Дюран тот факт, что они даже не предупредили ее о
том, чтобы она держала язык за зубами.
- Мы пропали, - сказала она, вернувшись домой, и рассказала обо всем, и
первой моей мыслью было отправить ее назад к инквизиторам.
- Это ничего не изменит, - ответила она. - Если бы даже я выполнила их
задание, они все равно расправились бы со мной. Нет, единственное для меня
спасение - уехать из этого города как можно скорее, ибо если они узнают или
заподозрят, что мы виделись с тобой, у тебя также будут неприятности.
Бедняжка наскоро собрала вещи и поцеловала меня.
- Прощай, Жюльетта, прощай, любовь моя. Скорее всего, мы больше не
увидимся.
Не прошло и двух часов после ухода моей подруги, как на пороге
появились полицейские с предписанием об аресте. Меня препроводили во Дворец
Правосудия и поместили в дальнюю изолированную комнату на последнем этаже.
Комната была разделена на две части черной ширмой. Через минуту вошли два
инквизитора, и полицейские удалились.
- Встань, - сказал мне один из них, - и отвечай честно и прямо. Ты
знаешь женщину по имени Дюран?
- Да.
- Ты вместе с ней совершала преступления?
- Нет.
- Ты когда-нибудь слышала, что она плохо отзывалась о правительстве
Венеции?
- Никогда.
Потом заговорил второй, и голос его был зловещим:
- Ты хочешь обмануть нас, Жюльетта, или говоришь меньше, чем знаешь, но
в любом случае ты виновна. - Он сделал короткую паузу и отодвинул черную
занавеску. За ней я увидела подвешенное к потолку изуродованное тело женщины
и в ужасе отвела глаза. - Это твоя сообщница вот так Республика наказывает
жуликов и отравителей. Если в течение двадцати четырех часов ты не покинешь