Чтение 246–й страницы книги ~Граф Монте-Кристо~

Договор был прочитан при всеобщем молчании. Но как только чтение было
окончено, в гостиных снова поднялся гул голосов, вдвое громче прежнего.
Эти огромные суммы, эти миллионы, которыми блистало будущее молодой че-
ты, и в довершение всего устроенная в особой комнате выставка приданого
и бриллиантов невесты, поразили воображение завистливой толпы.

В глазах молодых людей красота мадемуазель Данглар возросла вдвое, и
в этот миг она для них затмевала солнце.

Что касается женщин, то они, разумеется, хоть и завидовали миллионам,
но считали, что их собственная красота в них не нуждается.

Андреа, окруженный друзьями, осыпаемый поздравлениями и льстивыми ре-
чами, начинавший и сам верить в действительность этого сна, почти поте-
рял голову.

Нотариус торжественно взял в руку перо, поднял его над головой и ска-
зал:

- Господа, приступим к подписанию договора.

Первым должен был подписать барон, затем уполномоченный Кавалькан-
ти-отца, затем баронесса, затем брачащиеся, как принято выражаться на
том отвратительном языке, которым исписывается гербовая бумага.

Барон взял перо и подписал; вслед за ним уполномоченный.

Баронесса подошла к столу под руку с г-жой де Вильфор.

- Друг мой, - сказала она мужу, беря в руки перо, - какая досада. Не-
ожиданный случай, имеющий отношение к убийству и ограблению, жертвой ко-
торого едва не стал граф Монте-Кристо, лишил нас присутствия господина
де Вильфор.

- Ах, боже мой! - сказал Данглар таким же тоном, каким сказал бы:
"Вот уже мне все равно!"

- Боюсь, - сказал, подходя к ним, Монте-Кристо, - не являюсь ли я не-
вольной причиной этого отсутствия.

- Вы, граф? Каким образом? - сказала, подписывая, г-жа Данглар. - Ес-
ли так, берегитесь, я вам этого никогда не прощу.

Андреа насторожился.

- Но право, я здесь ни при чем, - сказал граф, - и я докажу вам это.

Все обратились в слух: Монте-Кристо собирался говорить, а это бывало
не часто.

- Вы, вероятно, помните, - сказал граф среди всеобщего молчания, -
что именно у меня в доме умер этот несчастный, который забрался ко мне,
чтобы меня ограбить, и, выходя от меня, был убит, как предполагают, сво-
им сообщником?

- Да, - сказал Данглар.

- Чтобы оказать ему помощь, его раздели, а его одежду бросили в угол,
где ее и подобрали следственные власти; они взяли куртку и штаны, но за-
были жилет.

Андреа заметно побледнел и стал подбираться ближе к двери; он видел,
что на горизонте появилась туча, и опасался, что она сулит бурю.

- И вот сегодня этот злополучный жилет нашелся, весь покрытый кровью
и разрезанный против сердца.

Дамы вскрикнули, и иные из них уже приготовились упасть в обморок.

- Мне его принесли. Никто не мог догадаться, откуда взялась эта тряп-
ка; мне единственному пришло в голову, что это, по всей вероятности, жи-
лет убитого. Вдруг мой камердинер, осторожно и с отвращением исследуя
эту зловещую реликвию, нащупал в кармане бумажку и вытащил ее оттуда;
это оказалось письмо, адресованное - кому бы вы думали? Вам, барон.

- Мне? - воскликнул Данглар.

- Да, представьте, вам; мне удалось разобрать ваше имя, сквозь кровь,
которой эта записка была запачкана, - отвечал Монте-Кристо среди возгла-
сов изумления.

- Но каким же образом это могло помешать господину де Вильфор прие-
хать? - спросила, с беспокойством глядя на мужа, г-жа Данглар.

- Очень прошу, сударыня, - отвечал Монте-Кристо, - этот жилет и это
письмо являются тем, что называется уликой; я отослал и то и другое гос-
подину королевскому прокурору. Вы понимаете, дорогой барон, в уголовных
делах всего правильнее действовать законным порядком; быть может, здесь
кроется какой-нибудь преступный умысел против вас.

Андреа пристально посмотрел на Монте-Кристо и скрылся во вторую гос-
тиную.

- Очень возможно, - сказал Данглар, - ведь, кажется, этот убитый -
бывший каторжник?

- Да, - отвечал граф, - это бывший каторжник, по имени Кадрусс.

Данглар слегка побледнел; Андреа выбрался из второй гостиной и пере-
шел в переднюю.

- Но что же вы не подписываете? - сказал МонтеКристо. - Я вижу, мой
рассказ всех взволновал, и я смиренно прошу за это прощения у вас, баро-
несса, и у мадемуазель Данглар.

Баронесса, только что подписавшая договор, передала перо нотариусу.

- Князь Кавальканти, - сказал нотариус, - князь Кавальканти, где же
вы!

- Андреа, Андреа! - крикнуло несколько молодых людей, которые уже
настолько сдружились со знатным итальянцем, что называли его по имени.

- Позовите же князя, доложите ему, что его ждут для подписи! - крик-
нул Данглар одному из лакеев.

Но в ту же самую минуту толпа гостей в ужасе хлынула в парадную гос-
тиную, словно в комнате появилось страшное чудовище, quaerens quern
devorel [60].

И в самом деле, было от чего попятиться, испугаться, закричать.

Жандармский офицер, расставив у дверей каждой гостиной по два жандар-
ма, направлялся к Данглару, предшествуемый полицейским комиссаром в шар-
фе.

Госпожа Данглар вскрикнула и лишилась чувств.

Данглар, который испугался за себя (у некоторых людей совесть никогда
не бывает вполне спокойной), явил своим гостям искаженное страхом лицо.

- Что вам угодно, сударь? - спросил Монте-Кристо, делая шаг навстречу
комиссару.

- Кого из вас, господа, - спросил полицейский комиссар, не отвечая
графу, - зовут Андреа Кавальканти?

Единый крик изумления огласил гостиную.

Стали искать; стали спрашивать.

- Но кто же он такой, этот Андреа Кавальканти? - спросил окончательно
растерявшийся Данглар.

- Беглый каторжник из Тулона.

- А какое преступление он совершил?

- Он обвиняется в том, - заявил комиссар невозмутимым голосом, - что
убил некоего Кадрусса, своего товарища по каторге, когда тот выходил из
дома графа МонтеКристо.

Монте-Кристо бросил быстрый взгляд вокруг себя.

Андреа исчез.

XX. ДОРОГА В БЕЛЬГИЮ

Тотчас же после замешательства, которое вызвало в доме Данглара нео-
жиданное появление жандармского офицера и последовавшее за этим разобла-
чение, просторный особняк опустел с такой быстротой, как если бы среди
присутствующих появилась чума или холера; через все двери, по всем лест-
ницам устремились гости, спеша удалиться или, вернее, сбежать; это был
один из тех случаев, когда люди и не пытаются говорить банальные слова
утешения, которые при больших катастрофах так тягостно выслушивать из
уст даже лучших друзей.

Во всем доме остались только сам Данглар, который заперся у себя в
кабинете и давал показания жандармскому офицеру; перепуганная г-жа Данг-
лар, в знакомом нам будуаре; и Эжени, которая с гордым и презрительным
видом удалилась в свою комнату вместе со своей неразлучной подругой Луи-
зой д'Армильи.

Что касается многочисленных слуг, еще более многочисленных в этот ве-
чер, чем обычно, так как, по случаю торжественного дня, были наняты мо-
роженщики, повара и метрдотели из Кафе-де-Пари, то, обратив на хозяев
весь свой гнев за то, что они считали для себя оскорблением, они толпи-
лись в буфетной, в кухнях, в людских и очень мало интересовались своими
обязанностями, исполнение которых, впрочем, само собою прервалось.

Среди всех этих различных людей, взволнованных самыми разнообразными
чувствами, только двое заслуживают нашего внимания: это Эжени Данглар и
Луиза д'Армильи. Невеста, как мы уже сказали, удалилась с гордым и през-
рительным видом, походкой оскорбленной королевы, в сопровождении подру-
ги, гораздо более взволнованной, чем она сама. Придя к себе в комнату,
Эжени заперла дверь на ключ, а Луиза бросилась в кресло.

- О боже мой, какой ужас! - сказала она. - Кто бы мог подумать? Анд-
реа Кавальканти обманщик... убийца... беглый каторжник!..

Губы Эжени искривились насмешливой улыбкой.

- Право, меня преследует какой-то рок, - сказала она. - Избавиться от
Морсера, чтобы налететь на Кавальканти!

- Как ты можешь их равнять, Эжени?

- Молчи, все мужчины подлецы, и я счастлива, что могу не только нена-
видеть их; теперь я их презираю.

- Что мы будем делать? - спросила Луиза.

- Что делать?

- Да.

- То, что собирались сделать через три дня. - Мы уедем.

- Ты все-таки хочешь уехать, хотя свадьбы не будет?

- Слушай, Луиза. Я ненавижу эту светскую жизнь, размеренную, расчер-
ченную, разграфленную, как наша нотная бумага. К чему я всегда стреми-
лась, о чем мечтала - это о жизни артистки, о жизни свободной, независи-
мой, где надеешься только на себя, и только себе обязана отчетом. Оста-