средство - надежнее!
Глава 19
ВЕРНЬО ГОВОРИТ
отказался принять французского министра.
невмешательстве, засылали к нам своих шпионов.
Страсбурга.
любые планы Дюмурье, единственного если не гениального, то умного
военачальника, которого мы могли противопоставить наступающему врагу.
иными словами - всей Франции, что на него не стоит рассчитывать.
военных неудач, признавал только оборонительную войну.
министр, всецело преданный двору, не торопился посылать туда оружие.
Лангедока и Жевенна, согласовывал каждый свой шаг с мнением знати.
друзья короля при оружии собрались у соседней часовни.
в Вандее и Бретани: ему оставалось лишь прорасти.
контрреволюционные адреса.
Францией: вот что творилось внутри страны.
передавались шепотом из уст в уста: "Отечество - в опасности!"
аплодисментами, как театральный партер при появлении на сцене любимого
актера.
рукоплескания: вновь вспыхнувшая овация свидетельствовала о том, что
аплодисменты предназначались ему.
праздности; его небрежный гений любил понежиться на воле; жаден он был
только до удовольствий; можно было подумать, что он торопится сорвать обеими
руками как можно больше цветов молодости, которой суждена такая короткая
весна! Он поздно ложился и вставал не раньше полудня; когда он должен был
выступать, он несколько дней готовил речь, шлифуя, начищая и оттачивая
каждое слово, будто солдат - оружие перед сражением. Как оратор он был,
выражаясь языком фехтовальщиков, прекрасным бойцом; он считал удачным лишь
тот выпад, который был блестяще выполнен и вызвал бурные рукоплескания; его
слово должно было звучать лишь в минуты крайней опасности.
высокого полета.
можно сказать, атлетического сложения Его длинные волосы развевались по
ветру; когда он выступал с трибуны, он встряхивал ими, словно лев гривой; у
него был широкий лоб, под густыми нависшими бровями сверкали черные глаза, в
зависимости от обстоятельств то принимавшие очень ласковое выражение, то
метавшие молнии; нос у него был, пожалуй, несколько коротковат и широк, с
гордым разлетом крыльев; у него были толстые губы, и, как из источника бьет
звонкая струя, так из его рта мощным каскадом падали с шумом и пеной звучные
слова.
не отполированного ваятелем, а только начерно вырубленного рабочим
скульптурной мастерской; его лицо либо краснело, либо его заливала
смертельная бледность - в зависимости от того, подступала ли кровь к голове
или приливала к сердцу. На отдыхе или в толпе этот человек ничем не
выделялся, и взгляд историка, каким бы ни был он пристальным, не имел ни
малейшего основания на нем задержаться; но когда страсть заставляла
клокотать в нем кровь, когда вздрагивал каждый мускул его лица, когда он
простирал руку, повелевая толпе молчать, то из обыкновенного человека он
превращался в бога, оратор преображался, трибуна была его Фавором! <Фавор -
гора в Палестине, место Преображения Иисуса Христа.>
пучок молний.
него ждут.
полной тишине, он начал свою речь.
чувствовал себя подавленным; он выглядел утомленным, как бывает под конец
речи, а отнюдь не в начале выступления: дело в том, что он уже третий день
воевал с демоном красноречия; он, как Самсон, знал, что, предприняв
отчаянную попытку, он неизбежно разрушит храм; поднявшись на трибуну среди
уцелевших колонн еще поддерживаемого свода, он спустится с нее, перешагивая
через руины монархии.
полностью; мы полагаем, что прочитать ее будет так же любопытно, как при
посещении арсенала увидеть военную машину, из тех, что пробивали стены при
взятии Сагунто, Рима или Карфагена.
набирал силу и стал, наконец, звучным и грозным. - Граждане, я пришел
спросить вас: что это за нелепое положение, в котором оказалось Национальное
собрание? Какой рок преследует нас, отличая каждый день событиями, вносящими
в нашу работу хаос и постоянно отбрасывающими нас назад, заставляя без толку
копошиться в мелких страстишках, жить жалкими надеждами? Какую судьбу
готовит Франции это страшное брожение в массах, позволяющее усомниться в
том, что Революция продолжается?
наступают на Бельгию, мы вдруг узнаем, что они сдаются врагу; война
продолжается на нашей территории. От нас у бедных бельгийцев останется лишь
одно воспоминание: пожары при нашем отступлении! Со стороны Рейна пруссаки
постоянно накапливают силы на наших неприкрытых рубежах. Чем можно
объяснить, что именно в минуту наивысшей опасности для существования нации
задерживается движение наших войск, а из-за внезапного роспуска кабинета
министров нарушаются связи с другими государствами и спасение империи
поручено случайным и несведущим людям? Может быть, кто-то не заинтересован в
наших победах? Чьей же крови жаждут: солдат Кобленца или наших воинов? Ежели
фанатизм священников угрожает ввергнуть нас в пучину гражданской войны и
интервенции, чего же тогда добиваются те, кто с неукротимым упрямством
отказываются санкционировать наши декреты? Ужели они хотят властвовать в
покинутых городах и на голых полях? Сколько же слез и крови еще должно
пролиться, сколько жертв еще понадобится, чтобы утолить жажду мести этих
людей? К чему мы пришли? А вы, господа? Неужто и в самом деле правы враги
Конституции, когда льстят себя надеждой, что поколебали вашу отвагу? Каждый
день они посягают на вашу честность, на вашу порядочность, утверждая, что
ваша любовь к свободе - не более чем страсть к мятежу, словно вы уже забыли,
что деспотический двор и трусливые аристократы называли мятежниками
представителей народа, принесших клятву в Зале для игры в мяч; героев,
взявших Бастилию; всех тех, кто делал и поддерживал Революцию! На вас
клевещут только за то, что вы не принадлежите к той касте, которую
Конституция смешала с грязью, лишив всех званий и привилегий, и эти люди не
надеются перетянуть вас на свою сторону; враги хотели бы поссорить вас с
народом, потому что знают: народ - ваша опора, и если вы измените святому
делу Революции и заслужите его неудовольствие, он будет вправе вас
распустить; враги хотели бы внести в ваши ряды раскол, но вы должны отложить
ваши объяснения и ваши ссоры до окончания войны, ведь не до такой же степени
вы друг друга ненавидите, чтобы предпочесть низменную радость от сведения
счетов делу спасения отечества; вас хотели запугать угрожающими петициями,
будто вы не знали, что в самом начале Революции храм свободы был окружен
союзниками деспотизма, что Париж был осажден армией двора и что дни
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Березин Федор
Перумов Ник