Чтение 247–й страницы книги ~Тысяча и одна ночь~

"К разлуке стремящийся, потише!

Не дай обмануть себя объятьям.

Потише! Обман присущ ведь року,

И дружбы конец - всегда разлука".

А потом Али вышел с кувшином и увидел, что христианин входит в проход
дома. "Как ты пробрался сюда, собака? - воскликнул Али-Шар. - Как ты
смеешь входить в дом без моего позволения?" - "О господин, - ответил
христианин, - нет различия между воротами и проходом, и я тронусь со
своего места только для того, чтобы выйти, а от тебя будет милость, доб-
ро, щедрость и благодеяние".

И он взял кувшин с водой и выпил то, что в нем было, и после этого
передал его Али-Шару, и Али-Шар взял кувшин и ожидал, что христианин уй-
дет, но тот не поднимался. "Почему ты не встаешь и не уходишь своей до-
рогой?" - спросил Али-Шар. И христианин оказал: "О господин, не будь из
тех, кто сделал доброе дело и попрекает им, или из тех, о ком сказал по-
эт:

Удалились те, что, когда стоял ты у двери их,

Лучше щедрых всех, что хотел ты, исполняли.

А когда ты встал у дверей других, после их дверей,

Так глоткам воды попрекать тебя там стали.

О владыка мой, - сказал он потом, - я напился и хочу, чтобы ты дал
мне поесть чего бы то ни было, что есть в доме - все равно, будет это
ломоть хлеба, или сухарь, или луковица".

"Вставай и не затевай ссоры, в доме ничего нет", - сказал Али. И
христианин молвил: "О владыка, если в доме ничего нет, возьми эти сто
динаров и принеси нам чегонибудь с рынка - хотя бы одну лепешку, чтобы у
нас был хлеб и соль". - "Поистине, этот христианин сумасшедший! Я возьму
у него эти сто динаров и принесу ему что-нибудь, что стоит два дирхема,
и посмеюсь над ним", - подумал про себя Али-Шар. А христианин сказал: "О
господин, я хочу только утолить голод, хоть бы сухой лепешкой и лукови-
цей. Лучшая пища та, которая отгоняет голод, а не роскошные кушанья, и
как хороши слова поэта:

Утоляют голод лепешкою засохшею,

Почему ж волненья сильны мои и горести?

Справедлива смерть - одинаково обращается

И с халифами и с несчастными она нищими!"

"Подожди здесь, я запру жилье и принесу тебе чегонибудь с рынка", -
сказал Али-Шар. И христианин молвил: "Слушаю и повинуюсь!"

И Али вышел, и запер комнаты, и повесил на дверь замок, и, взяв с со-
бою ключ, пошел на рынок. Он купил поджаренного сыру, белого меда, бана-
нов и хлеба и принес это христианину, и когда христианин увидел это, он
воскликнул: "О владыка, этого много и хватит на десять человек, а я
один. Может быть, ты поешь со мной?" - "Ешь один, я сыт", - ответил
Али-Шар. И христианин воскликнул: "О владыка, мудрые сказали: "Кто не
ест со своим гостем, тот дитя прелюбодеяния". И когда Али-Шар услышал от
христианина эти слова, он сел и поел с ним немного. И он хотел принять
руку..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста четырнадцатая ночь

Когда же настала триста четырнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что Али-Шар немного поел с христианином, и хо-
тел принять руку, и тогда христианин взял банан и очистил его и разломил
на две половинки, и в одну половинку он положил очищенного банджа, сме-
шанного с опиумом, драхма которого свалит слона, а потом он обмакнул по-
ловину банана в мед и сказал: "О владыка, заклинаю тебя твоей верой,
возьми это".

И Али-Шару было стыдно заставить его нарушить клятву, и он взял от
него половинку банана и проглотил се, и едва она утвердилась у него в
желудке, как его голова обогнала ноги, и он стал таким, как будто спит
год. И, увидев это, христианин поднялся на ноги, точно плешивый волк или
властвующая судьба, и, взяв у Али ключ от комнат, оставил его лежащим, а
сам бегом побежал к своему брату и рассказал ему обо всем. А причиною
этого было то, что брат христианина был тот дряхлый старик, который хо-
тел купить Зумурруд за тысячу динаров, а она не согласилась и высмеяла
его в стихах. А был он внутренне неверным и наружно мусульманином и наз-
вал себя Рашид-ад-дином [351]. И когда девушка высмеяла его и не согласи-
лась, он пожаловался своему брату христианину, который ухитрился похи-
тить девушку у ее господина АлиШара (а имя его было Барсум). И он ска-
зал: "Не печалься, я ухитрюсь добыть ее для тебя, не потратив ни единого
дирхема и динара", ибо он был кудесник, коварный обманщик и распутник. И
Барсум до тех пор строил козни и хитрил, пока не устроил хитрость, о ко-
торой мы упомянули, и взял ключи, и пошел к своему брату, и рассказал
ему о том, что произошло.

И Барсум сел на мула и, взяв с собою своих слуг, отправился со своим
братом к дому Али-Шара и захватил мешок с тысячей динаров, чтобы, когда
встретит его вали, подкупить его.

И он отпер комнаты, и люди, бывшие с ним, бросились на Зумурруд и на-
сильно взяли ее, пригрозив ей смертью, если она заговорит, и оставили
дом, как он был, ничего не взяв. А Али-Шара оставили лежать в проходе, и
закрыли дверь, и положили ключ от комнат с ним рядом. И старик христиа-
нин отправился с девушкой к себе во дворец и поместил ее среди своих не-
вольниц и наложниц, и сказал ей: "О развратница, я тот старик, которого
ты не захотела и которого ты высмеяла, а теперь я взял тебя, не отдав ни
дирхема, ни динара". И она отвечала ему (а глаза ее наполнились слеза-
ми): "Довольно с тебя Аллаха, о злой старец, раз ты разлучил меня с моим
господином!" - "О развратница, о любовница, ты увидишь, какие я причиню
тебе мученья! - воскликнул старик. - Клянусь Мессией и девой, если ты
меня не послушаешь и не вступишь в мою веру, я буду тебя пытать всякими
пытками!" - "Клянусь Аллахом, если ты изрежешь мое тело на куски, я не
расстанусь с верой ислама, и, может быть, Аллах великий пошлет мне близ-
кую помощь - он ведь властен в том, что захочет, - ответила девушка. -
Сказали разумные: "Пусть будет беда для тела, но не беда для веры".

И тогда старик кликнул слуг и невольниц и сказал им: "Повалите ее!" И
девушку повалили, и старик без отдыха бил ее жестоким боем, а она звала
на помощь, но не получала помощи. А потом она перестала звать и говори-
ла: "Довольно с меня Аллаха и достаточно!", пока не прерва-

лось у нее дыхание и стали не слышны ее стоны. Когда
же старик утолил гнев своего сердца, он сказал слугам:
"Стащите ее за ноги и бросьте ее на кухне и не кормите
ничем!"

И проклятый проспал эту ночь, а когда настало утро, он потребовал де-
вушку и снова стал ее бить, а потом велел слугам бросить ее на прежнее
место, и они это сделали. И когда остыли на ней побои, она воскликнула:
"Нет бога, кроме Аллаха, Мухаммед - посол Аллаха! Аллах моя опора, и
благой он промыслитель!" А потом она стала взывать о помощи к владыке
нашему Мухаммеду, да благословит его Аллах и да приветствует..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста пятнадцатая ночь

Когда же настала триста пятнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что Зумурруд стала взывать о помощи к пророку, -
да благословит его Аллах и да приветствует! - и вот то, что с ней было.

Что же касается Али-Шара, то он пролежал до следующего дня, а потом
бандж улетел у него из головы, и он открыл глаза и крикнул: "Зумурруд!"
Но никто ему не ответил. И он вошел в комнату и увидел, что внутренность
дома пуста и место посещения далеко [352], и понял он, что это дело случи-
лось с ним не иначе как из-за христианина. И он стал стонать, и плакать,
и охать, и сетовать, и пролил слезы, и произнес такие стихи:

"О любовь моя, не щадишь меня и не милуешь,

И душа моя меж мучением и опасностью!

Пожалейте же, господа, раба, что унизился

На путях любви, и богатого, обнищавшего,

Как быть стрелку, если вдруг враги ему встретятся,

И стрелу метнуть в них захочет он, но порвется нить?

Коль над юношей соберется вдруг много горестей

И накопится, то куда бежать от судьбы ему?

Сколько раз они говорили мне о разлуке с ней,

До падет когда приговор судьбы, тогда слепнет взор".

А окончив это стихотворение, он испустил вздох и произнес еще такие
стихи:

"Обиталище на холмистом стане оставила,

И стремится грустный к ее жилищу, тоскующий.

Обратила взоры к родным местам, и влечет ее

Стан покинутый, чьи следы исчезли, разметанны.

И стоит она, вопрошая там, и дает ответ

Отголосок ей: "Не найдешь пути ты ко встрече с ним.

Он как молния - озарит лишь стан на единый таит

Я уйдет опять, и тебе свой блеск не покажет "новь".

И Аля-Шар начал раскаиваться, когда раскаянье было ему бесполезно, и
заплакал и разорвал на себе одежду, и, взяв в руки два камня, стал обхо-
дить город кругом, ударяя себя камнями по груди и крича: "О Зумурруд!"

И малыши бегали вокруг него и кричали: "Одержимый! Одержимый!" И вое,
кто его знал, плакали о нем и говорили: "Это такой-то. Что это с ним
случилось?" И АлиШар пробыл в таком состоянии до конца дня, а когда опу-