Чтение 249–й страницы книги ~Графиня Де Шарни~

- Ну вот! - облегченно вздохнул он, вытирая пот со лба.

- Государь! Что мне надлежит сделать с этим портфелем?

- Королева вам скажет, - пообещал король, - она же вам сообщит, что в нем
находится.

И король вышел.

Госпожа Кампан с трудом задвинула портфель между двумя матрасами своей
постели, после чего вошла к королеве.

- Ваше величество! - доложила она. - Сейчас король принес ко мне в
комнату портфель; он сказал, что ваше величество мне сообщит, что в нем
находится, а также что я должна с ним сделать.

Королева накрыла своей рукой руку г-жи Кампан, стоявшей у ее постели и
ожидавшей ответа.

- Кампан! - молвила она. - Там - бумаги, убийственные для короля, если
его будут судить; кроме того, - а я думаю, что он хочет, чтобы я сказала вам
об этом, - в этом портфеле хранится отчет о заседании совета, на котором
король высказался против войны; он дал подписать его всем министрам и в
случае суда считает его настолько же полезным, насколько губительны для него
другие документы.

- Ваше величество! - в испуге вскричала камеристка. - Что же мне со всем
этим делать?

- Что хотите, Кампан, лишь бы портфель был в безопасности; вы одна
отвечаете за его сохранность; но пожалуйста, не удаляйтесь от меня, даже
когда вы не будете дежурить: при нынешних обстоятельствах вы можете мне
понадобиться в любую минуту. Вы, Кампан - настоящая подруга, на которую я
могу положиться, вот почему я хочу, чтобы вы всегда были под рукой...

И вот наступил праздник 14 июля.

Для Революции было важно не убить Людовика XVI - вполне вероятно, что
никто и не собирался этого делать, - а провозгласить победу Петиона над
королем.

Как мы уже сказали, после 20 июня директория Парижа временно отстранила
Петиона от должности.

Это было бы невозможно без согласия короля; мало того, король утвердил
это временное отстранение от должности прокламацией, которую он подал в
Собрание.

13-го, то есть накануне празднования третьей годовщины взятия Бастилии,
Собрание своей властью отменило это отстранение.

14-го в одиннадцать часов утра король спустился по парадной лестнице
вместе с королевой и детьми; отряд в четыре тысячи человек эскортировал
королевскую семью; королева тщетно всматривалась в лица солдат и
национальных гвардейцев, пытаясь прочесть в них симпатию: наиболее преданные
отворачивались, избегая ее взгляда.

Что касается народа, в его чувствах ошибиться было невозможно; со всех
сторон неслись крики "Да здравствует Петион!"; в подтверждение этой овации
король и королева могли прочесть на всех шляпах слова, свидетельствовавшие и
о поражении королевской четы, и о победе их врага:

"Да здравствует Петион!"

Королева была бледна и дрожала всем телом; будучи убеждена, вопреки тому,
что она сказала г-же Кампан, в возможном покушении на жизнь короля, она
каждую минуту вздрагивала, потому что ей казалось, что вот-вот над ним будет
занесен нож или кто-нибудь в него выстрелит.

Прибыв на Марсово поле, король вышел из кареты, занял место по левую руку
от председателя Собрания и вместе с ним пошел к алтарю Отечества.

Там королеве пришлось оставить короля и подняться вместе с детьми на
отведенную им трибуну.

Она остановилась, отказываясь подниматься, пока король не займет своего
места, и провожая его взглядом.

У подножия алтаря Отечества произошла неожиданная заминка, что нередко
случается во время больших скоплений народа.

Король исчез из виду, его словно поглотили людские волны.

Королева вскрикнула и кинулась было к нему.

Однако он появился снова, поднимаясь по ступеням алтаря Отечества.

Наряду с обычными символами, фигурирующими на торжествах, такими, как
Правосудие, Сила, Свобода, появилась еще одна таинственная и грозная фигура:
под вуалью из крепа стоял человек в черном с кипарисовым венцом на голове.

Этот мрачный символ привлек внимание королевы.

Она не двигалась с места, и, убедившись в том, что король благополучно
достиг вершины алтаря Отечества, она теперь неотрывно смотрела на это
страшное видение.

Сделав над собой усилие и едва ворочая языком от ужаса, она спросила, ни
к кому не обращаясь:

- Кто этот господин в черном с кипарисовым венцом на голове?

Голос, заставивший ее содрогнуться, отвечал:

- Палач!

- А что он держит под крепом? - продолжала королева.

- Топор Карла Первого.

Смертельно побледнев, королева обернулась: говоривший оказался тем самым
господином, с которым она уже встречалась в замке Таверне, на Севрском
мосту, а также во время возвращения из Варенна: это был Калиостро. Она
закричала и без чувств упала на руки принцессе Елизавете.

Глава 21

ОТЕЧЕСТВО В ОПАСНОСТИ

22 июля в шесть часов утра, то есть спустя неделю после празднеств на
Марсовом поле, весь Париж вздрогнул от выстрела из крупнокалиберной пушки,
стрелявшей с Нового моста.

Эхом ей отозвалась пушка из Арсенала.

Каждый час на протяжении всего дня страшный грохот возобновлялся.

Шесть легионов Национальной гвардии во главе со своими командирами
собрались еще на рассвете у городской ратуши.

Там были организованы две процессии, которые должны были пронести по
улицам Парижа и пригородов прокламацию о том, что отечество в опасности.

Идея о проведении этого устрашающего праздника принадлежала Дантону, а
тот обратился к Сержану с просьбой составить для него программу.

Сержан, столь же посредственный актер, сколь и гравер, был
непревзойденным постановщиком; полученные им в Тюильри оскорбления разожгли
в нем ненависть;

Сержан показал в этой программе все, на что он был способен, а
заключительный аккорд грянул 10 августа.

Итак, две процессии должны были отправиться в шесть часов утра от
городской ратуши в противоположных направлениях: одна - вверх, другая -
вниз, через весь Париж.

Впереди каждой из них двигался отряд кавалерии во главе с музыкантами;
музыка, написанная специально к этому случаю, была мрачна и напоминала
скорее похоронный марш.

За отрядом кавалерии катились шесть пушек в один ряд, где это позволяла
ширина набережных или улиц, а на узких улочках - по две в ряд.

Затем гарцевала четверка гусаров, каждый из которых держал в руках плакат
со словами:

СВОБОДА - РАВЕНСТВО - КОНСТИТУЦИЯ - РОДИНА

Потом - двенадцать офицеров муниципалитета с перевязями и саблями на
боку.

За ними - одинокий, как сама Франция, национальный гвардеец верхом на
коне вез огромный трехцветный стяг, на котором было написано:

ГРАЖДАНЕ, ОТЕЧЕСТВО В ОПАСНОСТИ!

Затем в том же порядке, как и первая шестерка, следовали еще шесть пушек,
с оглушительным грохотом тяжело подскакивавших из-за неровностей дороги.

Потом следовал отряд Национальной гвардии.

За ним - другой отряд кавалерии, замыкавший шествие.

На каждой площади, на каждом мосту, на каждом перекрестке кортеж
останавливался.

Барабанный бой призывал к тишине.

Потом размахивали стягами до тех пор, пока не наступала благоговейная
тишина; десять тысяч зрителей замирали и, затаив дыхание, следили за
происходящим, а офицер муниципалитета читал постановление Законодательного
собрания, прибавляя:

- Отечество в опасности!

Последние слова воплем отзывались в сердце каждого, кто при сем
присутствовал.

Это был крик нации, родины, Франции!

Это их умирающая мать кричала: "Ко мне, дети мои!"

И каждый час ухала пушка на Новом мосту, а ей отвечала другая пушка из
Арсенала.

На всех больших площадях Парижа, - главной была паперть Собора Парижской
Богоматери, - были сколочены амфитеатры для вербовки добровольцев.

Посреди этих амфитеатров на двух барабанах была положена широкая доска,
служившая столом для вербовщиков, и запись каждого новобранца сопровождалась
глухим рокотом этих барабанов, похожим на отдаленные раскаты грома.

Вокруг каждого амфитеатра стояли палатки, увенчанные трехцветными флагами
и перевязями, а также дубовыми венками.

Члены муниципалитета в перевязях восседали вокруг стола и по мере записи
добровольцев выдавали рекрутам удостоверения.

С двух сторон от амфитеатра стояло по пушке; у подножия двойной лестницы
не умолкая гремела музыка; перед палатками полукругом были выстроены
вооруженные граждане.