вперед, подняв пустые ладони - безоружные, мол. До "младших" было метров
шестьдесят. Когда прошли треть этого расстояния, один из них нагнулся,
взял с земли камень или нечто похожее, сильно метнул. Эта штука явно
летела мимо нас, в сторону, однако на излете вдруг повернула прямо ко мне.
Успел отскочить в последний момент, едва не сбив с ног Крджа.
руками держит пику, пригнулся, двухметровыми прыжками прямо на того,
который кинул в нас свое устройство. Тот стоит спокойный. И только когда
Змтт добежал, корпус ловко в сторону, пропустил острие пики мимо себя,
взмахнул сверкнувшим на солнце мечом...
шеи - споткнулось об нее, упало.
идет на нас.
куда им, вовсе непривычным. На землю летят пики, топоры, лопаты. Втв в
середине раскинул руки, что-то кричит.
мой, со стороны моря поднимается такая же шеренга - ночью, видимо,
выкопали в песке ямы и там укрывались, ожидая нас, справа, на анлаховом
поле - третья. Выходит, с утра уже знали. Кто-то в городе слышал речь
Крджа, сразу побежал предупредить... Нет, не с утра. Раньше. Иначе не
успели бы здесь подготовиться.
каре, бегут "братья".
Увязалась-таки. Схватил ее за руку, вырвала, бежит рядом. Впереди
ополченцы рассеиваются в переулки, подворотни, парадные.
паника нас обогнала, то ли в самом городе что-то случилось. Выбежали на
перекресток.
идут от музея на нас.
тротуара в ближайшее окно - прыжок на мировой рекорд. В комнате пусто, на
пыльном полу черные пятна с разводами. Бросился к противоположной двери,
по грудь провалился сквозь гнилые доски в подпол. Внизу в чем-то застряла
ступня - похоже, что в древнем пружинном матрасе. Дергаю. Под второй,
опорной ногой что-то ломается. Пытаюсь упереться руками в доски, но они
гнилые, от них куски отваливаются.
переглянуться.
есть такой. Обитая железом, плотно пригнанная дверь в камеру открылась,
чавкнув, словно вытащенный из насоса поршень. Под самым потолком
застекленное отверстие в два кирпича. Привыкая к полумраку, сел у стены.
камере пауков, потом сообразил - новый же день, а не вчерашний. Вчера, как
поднялось солнце, они все вместе с ящерицами исчезли, и кто-то
рассказывал, что видели ядозуба, быстрыми рывками пробегающего по улице к
пустыне. Представил себе, как от него шарахаются, а он и кусать никого не
собирается, только хочет своими непредсказуемыми бросками выйти на
пески... Ни с того ни с сего вспомнилось, как "доброволица" Совета во
время собственного выступления вдруг заснула, не окончив начатой фразы, -
что и говорить, утомлялись, конечно, все.
одним-единственным ударом. Зачеркнули Вьюру, такую счастливую тогда днем
на острове, молодежь, ночью ожидающую открытия нового настоящего музея,
все планы СОДа сделать город независимым от машины. Теперь в лучшем случае
- если не перебьют всех безоружных горожан - снова грязный пляж, маленькие
молчащие очереди к столовой, песок, заносящий дома.
поставил на пол кружку воды. За ним в коридоре еще три фигуры - в одной,
казалось, узнал старосту. Постояли посмотрели. Снаружи лязгнул засов.
накопленное умение удерживать власть. А нам-то как раз не надо было
срываться со всех дверей, открывать свои карты. Но ведь не знали ничего.
На усадьбу случайно наткнулся. Тот старик, который насчет "младших
сыновей", слишком поздно возник, когда на нас уже другие проблемы
навалились. Тут и сыграла роль секретность, которой распределители всегда
себя окружали. А теперь как дальше, что за общество у них будет?..
Наверное, постараются стабилизовать в усадьбе феодальный строй, сделать
неизменным на все времена.
ее схватили. И при этом понял, что полюбил по-настоящему, только когда на
митинге под огромным красным солнцем и черным небом она выступила
обнаженная, с распространенной точки зрения страшная - руки-ноги, словно
кости, и маска на лице, наверняка обезображенном. Конечно, она была
прекрасна в купальнике, когда решили плавать, но еще прекраснее на
трибуне. Редка ли такая любовь или нет?.. У английского поэта
девятнадцатого века Йейтса есть стихи "К Анне Грегори". Там проводится
разница между любовью подлинной и наносной, мимолетной. Юноша говорит о
золотистых волосах девушки, пробудивших его любовь. На это Анна отвечает,
что может сделать волосы каштановыми или черными и так узнать, ее ли самое
любит юноша. Тут вступает автор с мыслью о том, что как личность, как
нечто независимое от внешности Анну Грегори может любить только бог, а
человеку свойственно получать выход в духовную сферу лишь через
впечатления материальные, физические. В камере мне стало понятно, что
люблю, как бог. Что бы с ней ни случилось, какой бы и кем ни стала. Только
ее и никогда другую...
Открылась дверь, но хлебец не летит, воду на ставят. Значит, моя очередь
на допрос и на пытки.
хотя было еще темно.
а он стоит ко мне боком без всякого опасения.
рукоятку, повел им в воздухе. (Попробуй броситься, руку отсечет, и не
заметишь сначала.) Прошелся по камере.
зарезали.
глаза, взгляд со знакомой ленцой. Поднял нож, аккуратно разрезал себе
рукав синей обтягивающей блузы. Провел лезвием по обнажившейся руке. Кровь
хлынула. Вдруг вскользь ударился плечом и головой о шершавую кирпичную
стену. Испустил длинный вопль такой отчаянности - показалось, стены вокруг
рушатся. Стал заваливаться назад.
Сбил с ног двоих, которые в вестибюле застыли, прислушиваясь, в дверях
свалил третьего. Выскочил через дверь на улицу, дал спринт. На главном
проспекте полно "братьев" - сразу встрепенулись. Повернул в переулок, там
во двор. Думал, проскочу сквозь квартиру на нижнем этаже, а если пол
гнилой, то у самой стенки быстрой ящерицей ползком. Будут гнаться напрямик
через середину комнаты, сами попроваливаются.
подняв руку приветственным прощальным жестом. И те ей так же отвечают.
ногу... Уже оторвало. Спускает вниз головой, сунуло на выгнутую
поверхность. Стенки щели движутся, толкают меня, отворачивают шею. Зерно
себя так чувствует под жерновом... Выкинуло. Нога, кажется, со мной. Еду
на чем-то... Стало светло, впереди опускается и поднимается нож. Весь в
комок. Не сознание, а что-то другое само сжало... Проскочил. Опять качусь
Ларссон Стиг
Корнев Павел
Мичурин Артем
Роллинс Джеймс
Белов Вольф
Курылев Олег