Чтение 26–й страницы книги ~Клодиус Бомбарнак~

- Это потому, - отвечаю я, - что персиками тут хоть пруд пруди. Персик
- азиатское яблоко, и первая его вкусила, некая... мадам Адам [намек на
библейскую легенду о грехопадении Адама и Евы].

- В таком случае, я ее охотно прощаю! - восклицает госпожа Катерна,
впиваясь зубами в сочный плод.

От Ташкента рельсовый путь круто спускается к югу, по направлению к
Ходженту, а оттуда поворачивает к востоку на Коканд. На станции Ташкент он
ближе всего подходит к Великой Сибирской магистрали. Сейчас уже
прокладывается новая ветка, которая вскоре соединит Ташкент с
Семипалатинском, и таким образом железные дороги Средней Азии примкнут к
дорогам Северной Азии, образуя единую сеть [напомним читателям, что ко
времени выхода романа Закаспийская дорога доходила только до Самарканда, а
линия, соединяющая через Семипалатинск Среднюю Азию с Сибирью (будущий
Турксиб!), еще даже не проектировалась; это - один из многих примеров,
когда фантазия Жюля Верна спустя несколько десятилетий получила жизненное
подтверждение].

За Кокандом мы повернем прямо на восток, и, миновав Маргелан и Ош,
помчимся вдоль ущелий Памирского плато, чтобы выйти на
туркестано-китайскую границу.

Едва поезд тронулся, как пассажиры заполнили вагон-ресторан. Я не вижу
среди них ни одного незнакомого лица. Новые пассажиры появятся только в
Кашгаре. Там русская кухня уступит место "небесной", и, хотя это название
напоминает нектар и амброзию Олимпа, возможно, что мы много потеряем от
такой перемены.

Фульк Эфринель сидит на своем обычном месте. Янки относится к мисс
Горации Блуэтт без фамильярности, но легко почувствовать, что между ними
установилась интимная дружба, основанная на сходстве вкусов и
наклонностей. Никто из нас не сомневается, что дело идет к браку, и они
заключат его, как только сойдут с поезда. Это будет достойный финал
железнодорожного романа американца и англичанки. По правде говоря, роман
Зинки Клорк и Кинко мне-гораздо больше по душе.

Мы в своей компании. "Мы" - это самые симпатичные из моих номеров -
майор Нольтиц, супруги Катерна, молодой Пан Шао, который отвечает на
тяжеловесные шутки комика тонкими парижскими остротами.

Обед хороший, настроение веселое. Мы знакомимся с третьим правилом
благородного венецианца Корнаро, давшего определение истинной меры еды и
питья. Пан Шао сам вызывает доктора на этот разговор, и Тио Кин поучает
его с истинно буддийской невозмутимостью.

- Это правило, - говорит он, - основано на том, что каждый темперамент,
в зависимости от пола, возраста, физического сложения и жизнеспособности,
требует разного количества пищи.

- А каковы, доктор, потребности вашего собственного темперамента? -
интересуется господин Катерна.

- Четырнадцать унций [устаревшая мера аптекарского веса; около 30
граммов] твердой и жидкой пищи...

- В час?

- Нет, сударь, в день, - отвечает Тио Кин, - и такой именно меры
придерживался знаменитейший Корнаро с тридцатишестилетнего возраста, что
помогло ему сохранить физические и умственные силы, чтобы написать на
девяносто пятом году свой четвертый трактат и дожить до ста двух лет.

- По этому поводу дайте мне, пожалуйста, пятую котлету! - восклицает
Пан Шао, разражаясь хохотом.

Ничего нет приятнее дружеской беседы за хорошо сервированным столом. Но
обязанности призывают меня пополнить записную книжку заметками о Коканде.
Мы должны прибыть туда в девять вечера, когда будет уже темно. Поэтому я
прошу майора поделиться со мной некоторыми сведениями об этом городе -
последнем значительном городе на территории русского Туркестана.

- Мне это тем легче сделать, - отвечает майор, - что я пятнадцать
месяцев служил в Кокандском гарнизоне. Очень жаль, что вы не сможете
посетить этот город, полностью сохранивший свой азиатский облик, так как
мы еще не успели прилепить к нему новые кварталы. Вы увидели бы там
площадь - второй такой не найти во всей Азии; величественный дворец
Худоярхана, на холме в сто метров высотой, в котором остались от прежнего
правителя пушки работы узбекских мастеров. Дворец этот считается, и не без
оснований, могу вас уверить, настоящим чудом архитектуры. Вы теряете
счастливую возможность употребить самые изысканные эпитеты, какие только
есть в вашем языке, чтобы описать приемный зал, обращенный в русскую
церковь; длинный лабиринт комнат с паркетом из карагача; розовый павильон,
где с чисто восточным гостеприимством встречали иностранцев; внутренний
двор, расцвеченный мавританским орнаментом, напоминающим восхитительные
архитектурные причуды Альгамбры [дворец в Испании, замечательный памятник
мавританского зодчества XIII-XIV веков]; террасы с прекрасным видом на
город и окрестности; красивые здания гарема, где жили в добром согласии
жены султана - тысяча жен, больше на целую сотню, чем у царя Соломона;
кружевные фасады, сады с прихотливыми сводами и беседками из разросшихся
виноградных лоз... Вот что могли бы вы увидеть в Коканде...

- Но я уже увидел это вашими глазами, дорогой майор, и читатели не
будут на меня в обиде. Скажите мне только еще, есть ли в Коканде базар?

- Туркестанский город без базаров - все равно, что Лондон без доков, -
отвечает майор.

- И Париж без театров! - восклицает первый комик.

- Да, в Коканде есть несколько базаров, и один из них находится на
мосту через реку Сох, проходящую через город двумя рукавами. На базаре
продаются лучшие азиатские ткани, за которые платят золотыми "тилля" - на
наши деньги три рубля шестьдесят копеек.

- А теперь, майор, вы расскажете мне о мечетях?

- Пожалуйста.

- И о медресе?

- С большим удовольствием, господин репортер, но лишь для того, чтобы
вы знали, что здешние мечети и медресе не идут ни в какое сравнение с
бухарскими и самаркандскими.

Я воспользовался любезностью майора Нольтица, и, благодаря ему,
читатели "XX века" получат хоть некоторое представление о Коканде. Пусть
мое перо бросит беглый луч на этот город, смутный силуэт которого мне
удастся, быть может, разглядеть в темноте!

Сильно затянувшийся обед неожиданно закончился, когда господин Катерна
изъявил готовность прочесть нам какой-нибудь монолог.

Вы, конечно, легко догадаетесь, как охотно было принято это
предложение.

Наш поезд все больше и больше начинает напоминать городок на колесах. В
нем есть даже свой "клуб" - вагон-ресторан, где мы находимся в данную
минуту.

И вот, в восточной части Туркестана, в четырехстах километрах от
Памирского плоскогорья, за десертом после превосходного обеда, поданного в
салоне трансазиатского поезда Узун-Ада - Пекин, было с большим чувством
прочитано "Наваждение", прочитано со всем талантом, присущим господину
Катерна, первому комику, ангажированному на предстоящий сезон в шанхайский
театр.

- Сударь, - говорит ему Пан Шао, - примите мои самые искренние похвалы.
Я уже слышал Коклена-младшего... [Коплен младший (1848-1909) - французский
комедийный актер]

- О, это мастер, сударь, великий мастер!..

- К которому вы приближаетесь...

- Мне это очень лестно, очень лестно!..

Дружеские "браво", которыми закончилось выступление господина Катерна,
бессильны были сбить сэра Фрэнсиса Травельяна, не устававшего выражать
нечленораздельными восклицаниями свое неудовольствие обедом, который
показался ему отвратительным. Да он вообще не способен к веселью, хотя бы
даже к "грустному веселью", что было свойственно его соотечественникам еще
четыреста лет тому назад, если верить Фруассару... [французский летописец
XIV века] Впрочем, на этого ворчливого джентльмена никто больше не
обращает внимания.

Барон Вейсшнитцердерфер ни слова не понял из маленького шедевра,
прочитанного первым комиком, а если бы и понял, то вряд ли одобрил
"парижскую монологоманию".

А величественный Фарускиар вместе с неразлучным Гангиром, при всей их
сдержанности и невозмутимости, казалось, все же проявили некоторый интерес
к странным жестам и забавным интонациям господина Катерна...

Это не ускользнуло от внимания актера, очень чувствительного к
настроению зрителей, и он сказал мне, вставая из-за стола:

- Сеньор монгол просто великолепен!.. С каким достоинством он
держится!.. Сколько в нем величия!.. Настоящий человек Востока!.. Гораздо
меньше нравится мне его товарищ... Такого можно было бы взять лишь на
третьи роли. Не правда ли, Каролина, этот великолепный монгол был бы очень
хорошим Моралесом в "Пиратах саванн"?

- Только не в этом костюме, - сказал я.

- А почему бы и нет, господин Клодиус? Однажды я играл в Перпиньяне
полковника де Монтеклена из "Женевской усадьбы" в мундире японского
офицера.

- И как ему аплодировали! - заметила госпожа Катерна.

Поезд идет по гористой местности. Рельсовый путь делает частые
повороты. То и дело мы проезжаем через виадуки и тоннели, которые дают о
себе знать гулким грохотом вагонов.

Спустя некоторое время Попов объявил, что мы вступили на территорию
Ферганы, прежнего Кокандского ханства, присоединенного к России в 1876
году с семью составляющими его округами. Эти округа, населенные по большей
части узбеками, управляются окружными начальниками, их помощниками и
"городскими головами".

Дальше опять простирается степь, настолько плоская и гладкая, что
госпожа Уйфальви-Бурдон сравнила ее с зеленым сукном бильярдного стола. И