представлял его в будущем. Он верил в будущее.
значение сегодня? Во всяком случае, фанатиком он не был, я сужу по тому, что
на политические темы он со мной никогда не разговаривал. Насколько я
понимаю, он не одобрял и не осуждал, он просто не уделял этому внимания.
Предпочитал не замечать.
люди сами по себе - большого значения не имеет. Что главное заключается в
том, каковы у этих людей возможности. Самые плохие люди, говорил он, обладая
большими возможностями, например, в медицине, могут практически больше
помочь человечеству, чем даже очень хорошие люди, у которых таких
возможностей нет и которые поэтому никому и ничем помочь не смогут. Мне
кажется, это имело прямое отношение к его восприятию нацизма. Возможно,
таким способом он оправдывал сам себя.
полагать, был им достаточно полезен. Я сужу по тому, что, не занимаясь
частной практикой, он был тем не менее очень хорошо обеспечен, и власти
относились к нему с большим почтением, начиная с блоклейтера...
задумчивой позы.
сейчас интересуетесь. Я знаю это потому, что однажды мы гуляли с ним по
городу, и проходили мимо той улицы, он кивком указал на нее и сказал: "Здесь
идет битва с врагом, невидимая битва. Но когда-нибудь мы сможем рассказать
об этом ..."
знать его, а мы его практически почти не знаем. Он говорил, что надо учиться
побеждать не слабого, а сильного врага, самого сильного, только так есть
смысл сражаться.
он имел в виду не вас. Скорее болезни. Какие-то серьезные болезни.
он говорил в этой связи ...
Но, наверное, даже молчать ему иногда было нужно в чьем-то присутствии, а не
в одиночестве.
знал его не менее пяти лет. И друзей, кажется, тоже; я не видел, чтобы к
нему кто-нибудь приходил. У него была большая квартира, хорошо обставленная,
но никакой прислуги. Я, собственно, так с ним и познакомился: он, видимо,
знал, что я живу рядом, встречал меня на улице и однажды предложил мне
небольшой заработок, чтобы я убирал иногда квартиру, колол дрова и носил
уголь или торф, а также выносил мусор и золу, и так далее.
немного оскорбительным для мужского достоинства: уборка - женское дело. Он
ответил, что слишком уважает женщин, чтобы заставлять их убирать за ним,
хотя бы и за деньги. А ведь было много женщин, которые не отказались бы от
заработка.
научные, они меня тогда не интересовали. Из его книг я запомнил лишь Крафта,
у него было собрание сочинений Крафта, он любил фантазии и утопии, и мне они
тогда тоже нравились. На стенах были картины, но я тогда ничего не понимал в
них, и не помню, что это были за картины - кажется, в основном пейзажи. Один
портрет - доктора Коха. Это великий ученый ...
его лишь однажды, потому что обычно прибор стоял в своем футляре, и я не
помню, чтобы доктор Роттенштейнер когда-нибудь с ним работал. Он вообще не
работал дома.
упоминания о нем в научной литературе. Но ничего не нашел ни в тогдашней, ни
в современной, ни у нас, ни на Западе.
его разговоров?
общем, большими категориями. Однажды, например, он сказал, что древние вели
войны гораздо более разумно, чем мы, потому что у них каждый воин, кроме
меча или копья, обладал еще и щитом, то есть постоянно имел при себе и
средства защиты. Он говорил, что идти на врага нужно имея и собственное
средство защиты от того оружия, каким ты хочешь поразить врага. Потому что
враг может выбить у тебя меч, подхватить его и накинуться с ним на тебя, и
тут, если у тебя нет щита, ты погибнешь.
писателя, он не называл его, но уже потом я понял, что то был, видимо, Гюго.
Там один господин награждает за подвиг какого-то унтер-офицера,
предотвратившего несчастье, и тут же приказывает расстрелять его, потому что
несчастье это стало возможным по вине того же самого унтер-офицера. И вот
доктор Роттенштейнер сказал, что с ними, вероятно, сделают то же самое.
Только, - тут он усмехнулся, - может быть, все произойдет наоборот: сначала
расстреляют, а потом станут награждать.
могли расстрелять?
Что вы еще можете вспомнить?
конечно, может быть, что-то еще и вспомнится: знаете, память - капризный
инструмент, она готова к действию далеко не всегда. Вот свои операции я
помню все, хотя их немало. Если что-нибудь придет в голову, я вам сообщу, но
должен сразу предупредить: ничего конкретного там не будет ...
размещалось? Могла это быть, например, больница?
стараемся строить больницы подальше от городских центров, где-то в зелени, в
тишине. Впрочем, по каким-то соображениям такая больница могла находиться и
в городе. Тем более раньше. Но в подземелье?.. А, вот, вспомнил: была это
больница или нет, но какие-то больные там, кажется, были. Да, совершенно
определенно. Видите, память заработала, и я вспомнил: однажды доктор
Роттенштейнер был настроен особенно мрачно, - я говорю "особенно", потому
что веселым он не бывал вообще никогда, - и я не удержался и спросил его, в
чем дело. Должен вам сказать, что я очень привязался к нему, мой отец погиб
еще в тридцать девятом в Польше, хотя то была не очень страшная война. Итак,
я спросил его, и он - не сразу, правда, - ответил, что иногда в мире все
переворачивается с ног на голову. Когда больной выздоравливает, это должно
быть радостью для врача, но временами получается наоборот, потому что бывают
больные, которые должны умереть, и если они выздоравливают, то это нехорошо.
Помнится, я тогда удивился и сказал, что, по-моему, это все равно хорошо, но
доктор ничего не ответил.
деталь ... Значит, вы виделись с ним ежедневно?
мне как-то легче было, когда никто не видел меня за этим занятием. А кроме
того, он вовсе не каждый день бывал дома. Случалось, он не появлялся по двое
и по трое суток.
получил хоть одно письмо.
ближе всех остальных и могли знать то, что другим было неизвестно: что он
делает дома, что~ говорит, что думает, не слушает ли вражеские передачи...
Больше всего легкую. Садился в кресло и слушал, иногда с закрытыми глазами.
старинному обычаю. Дома съестного почти не держал. Хотя однажды, когда мама
спросила, не может ли он помочь нам немного с продовольствием, - это было
уже незадолго до того, как меня призвали на службу, - я попросил его, и он
принес хорошей колбасы и сыра. Я расплатился с ним из денег, которые
причитались мне за уборку.