Чтение 26–й страницы книги ~Если останемся живы?~

Шебалдин промолчал, ожидая стереотипного женского продолжения: мол, поглядишь - хороший человек, а копнешь - подлец и бабник. Но Боровская сказала совсем другое.

- Мне думалось тогда, да и теперь тоже, что Александр был... Не равен себе. Не понимаете? Ну, каждому человеку предназначено занять в жизни определенный объем, каждого ждет своя ячейка.

Для одних - больше, для других - меньше. Вот если человек заполняет ячейку собой так, что не остается в ней пустого места, - все, он состоялся, будь он писатель или слесарь. А у другого все устроено, все ему дано, вот как Александру - а ячейка намного больше его. И нет покоя...

Последнюю фразу она выделила так, что Шебалдин невольно усомнился, заполнила ли свою ячейку сама Ольга Дмитриевна. Она унеслась в какие-то свои неясные мысли, рассеянно чертя огоньком сигареты колечки в воздухе. Шебалдин несмело кашлянул, напоминая о себе.

- Да, - очнулась женщина. - О чем я? Это состояние мятущейся души...

- Но из-за этого не разводятся, - осмелился предположить Шебалдин. - Тысячи людей не равны себе, и ничего, живут...

- Да, конечно, - она вздохнула. - Дело не в этом. Трещина пробежала примерно за год до развода. Я не смогла бы в точности утверждать, в чем это заключалось. Мне трудно говорить об этом. Я технарь, психология - не мой конек. Положите передо мной чертеж узла ракеты, я скажу вам: эта железка туда, эта сюда, все понятно. А тут... Не хотите же вы, чтобы я исповедовалась в грехе иллюзорных предчувствий...

- Нет-нет, - торопливо отказался Шебалдин, соображая, как переключить разговор в более удобоваримое русло. - Не надо. Я не священник и не психоаналитик. Меня занимают проблемы попроще. Вы говорили, что за год до развода Ратников изменился. В чем это проявлялось? Есть такое выражение: "любит пожить". Любил ли Ратников пожить?

Женщина задумчиво провожала взглядом поднимающийся к потолку дымок.

- Любил ли? - повторила она, словно обкатывая эти слова во рту, как леденцы. - Я бы не сказала. Да и что это значит? Рестораны, девочки, загулы? Это у космонавта?

- Я не то подразумевал, - объяснил Шебалдин. - Вот вы рассуждали о самодостаточности человека. Примерно ту же схему можно пристегнуть к отношению к жизни, к деньгам и благам. Существуют соблазны, инстинкты, тайные побуждения и скрытые мотивы. Каким в этом смысле был Ратников?

Глаза женщины заблестели, румянец окрасил ее щеки, но это скорее была не реакция на тираду Шебалдина, а действие плохого коньяка. Она налила еще рюмку.

- Нет, - твердо произнесла она. - Если бы он рвался к деньгам и благам, избрал бы другую профессию, и, уверена, преуспел бы в ней. Знаете, он был талантлив во всем. Ему бы ничего не стоило стать директором банка. Но я вас поняла. Соблазны, инстинкты - неудачные слова, они стреляют вхолостую. Ему не давали спокойно жить, я бы сказала - призраки. Последний год до развода он жил словно в постоянном ожидании чего-то... Такого, чего он жаждал и боялся. Говорил со мной, простите, спал со мной, а сам находился далеко-далеко...

- Но, может быть, он был поглощен подготовкой к полету? Нормальный мандраж космонавта.

- Полет на "Шаттле" тогда еще пребывал в стадии застольных бесед, - возразила Боровская. - А наши полеты никогда не вызывали у него такого... Опустошения. Нет, это совершенно иное.

Самое время переходить к реалиям, мелькнуло у Шебалдина.

- Ольга Дмитриевна, как вы полагаете, эти изменения в поведении Ратникова были вызваны внешними причинами? Возможно, в его окружении появился новый знакомый. Или какие-то необычные звонки по телефону, неурочные отлучки из дома? Вспомните, пожалуйста.

- Вы его в чем-то подозреваете? - Боровская пошла напролом. Полковник слегка улыбнулся.

- Прямой вопрос заслуживает прямого ответа.

Конечно, я заглянул к вам не из чистого любопытства. Предполагается, что катастрофа "Атлантиса"

явилась следствием ошибочных действий одного из членов экипажа - пока неизвестно, кого. Проверяются все. И мы не исключаем, что на эти действия космонавта могло спровоцировать некое лицо или группа лиц. Вот вам честно и откровенно причина моей заинтересованности.

Она была ошеломлена.

- Вы что, всерьез считаете, что Саша мог подстроить крушение корабля?! Убить себя и шестерых товарищей?

- Я сказал "ошибочные". А ошибки могут быть отзвуками добросовестных заблуждений... Или чьей-то злой воли.

Боровская наклонила голову то ли в знак согласия, то ли оттого, что ее потянуло в сон.

- Так я о знакомых Александра, - напомнил полковник.

- Да, - встрепенулась она. - Знакомые... Как будто всех я знала. Отряд космонавтов, ребята из нашей лаборатории. У него были ровные, спокойные отношения с людьми. Ни близких друзей, ни явных недоброжелателей. И вроде бы никого нового не возникало. . Хотя постойте... - Шебалдин обратился в слух и мысленно взмолился, чтобы пленка в его карманном диктофоне не кончилась как раз сейчас, когда из тумана неопределенностей и домыслов начинает показываться верхушка островка твердой почвы фактов. - Был один случай перед самым разводом. . Мы вышли прогуляться по аллее и обсудить наши невеселые дела... Саша увидел на углу незнакомого мне человека. Попросил меня посидеть на лавочке, а сам прямо-таки рванулся к нему Они свернули за угол... Я ждала минут двадцать. Саша вернулся один. Он был очень возбужден и все толковал о каких-то странных вещах, я ничего не понимала... Ни до этого, ни после я никогда не видела его таким.

- О КАКИХ вещах? - подался вперед Шебалдин. - Прошу вас, припомните, что именно говорил Ратников после встречи с незнакомцем?

С виноватой улыбкой Боровская развела руками.

- Не помню Я очень разозлилась тогда, мне-то хотелось решить житейские проблемы, и я почти не слушала, все пыталась перебить. Какая-то дикая смесь политики, философии и фантазий, совершенно на него не похоже.

- Ну хорошо, - Шебалдин беспокоился о пленке. - Перейдем к таинственному незнакомцу.

Описать его вы можете?

- Я видела его издали, секунд десять, да и не присматривалась особенно, - она наморщила лоб. - У меня не очень хорошее зрение... Средних лет, хотя скорее пожилой... В общем, не мальчик...

Одет обыкновенно, в темный костюм... По-моему, лысый. Ну, не совсем, а с залысинами.

- Плешивый, - уточнил Шебалдин.

- Может, и так... Не помню. Я так рассердилась на Ратникова, что мне было не до того.

Исчерпывающая информация, грустно усмехнулся про себя Шебалдин.

- А когда это было? - вернулся полковник к вопросам. - Дату не припомните?

- Через три года?! Вы с ума сошли. Разве что приблизительно... Это было летом... Разошлись мы девятого июня, ну а это произошло примерно за неделю... Второго или третьего.

- Так, - Шебалдин с досадой уловил сухой щелчок в кармане. Сработал автостоп диктофона. - И после этого вы больше никогда того человека не видели и никаких упоминаний о нем не слышали?

- А я после развода и Ратникова не видела ни разу. Квартиру менял он сам, сам и мебель перевозил, пока я жила у мамы. Он позвонил, и я перехала сюда.

Больше ничего интересного Боровская в разговоре не сказала. Она снова потянулась к бутылке, но, взглянув на гостя, отвела руку.

Шебалдин довольно скоро перестал сожалеть о том, что не хватило пленки. Может, и та, что использована, была потрачена впустую. Вряд ли он узнал что-то ценное. Ратников встречался с неизвестным Боровской человеком - что из того? К нему мог приехать однокашник, или школьный друг направлялся к Ратникову домой и перехватил его на улице... Нет, не проходит. В этом случае непонятно, почему Ратников не представил его Боровской. Не хотел знакомить друга с фактически бывшей женой, к тому же находящейся не в лучшем расположении духа? Но почему он хотя бы из вежливости не рассказал ей потом, кого встретил. И что это за беседа с давним другом - двадцать минут?

Шебалдин поднялся, поблагодарил за гостеприимство и двинулся к двери. У выхода женщина догнала его, вцепилась в рукав, развернула к себе, дыша в лицо перегаром.

- Скажите мне только одно, полковник... Саша жив?

- Нет, - произнес Шебалдин и вышел.

Тучи, клубящиеся едва ли не над самой головой, опять разродились хилым дождиком. Шебалдин шагал с поднятым воротником, засунув руки в карманы. Он направлялся в ресторан, куда должен был подойти Ласкеров. Их расследование считалось полуофициальным, и встречи в неформальной обстановке лучше соответствовали его духу. Вся информация американской стороны, исходящая от ЦРУ, поступала через помощника Рубинова полковника Бертенева - непосредственного контакта с ЦРУ у Шебалдина и Ласкерова не было. Тем не менее обмен сведениями происходил регулярно, ибо успех могло обеспечить только тесное взаимодействие спецслужб двух государств.

В ресторане "Космос" (Бог мой, ну конечно же, "Космос", а что же еще?!) Шебалдин выбрал столик в углу за традиционной пальмой в кадке и заказал легкий ужин. Он не переставал размышлять о странностях Ратникова, но не спешил делать выводы. Возможно, что-то прояснится после беседы с Ласкеровым, взявшим на себя Шалимова и Данилина.

Шебалдин хмуро ковырял вилкой бесцветное варево. Он не любил таких состояний: Ратников УСКОЛЬЗАЛ. Ни изучение его досье, ни послужного списка, ни допросы сослуживцев и разговор с Боровской не помогли ему в главном: не просто составить представление о человеке, а почувствовать его, СТАТЬ им на то время, которое необходимо для выявления его роли. Ратников виделся Шебалдину резиновой оболочкой, которую можно рассмотреть и потрогать, но в которую нельзя влезть.

И там, внутри... что?

Собрав доступные сведения о Шалимове, Ласкеров встретился с доктором Котельниковым (любившим подчеркивать, что он не родственник физика В. А. Котельникова, творца знаменитой теоремы о выборках, на основе которой был сконструирован и передатчик "Топ Флэш").

- Типичнейший грипп, - говорил пожилой доктор, - поверьте мне, уважаемый Леонид Савельевич. Неужели достижения контрразведки в медицине подвинулись так далеко, что вы ставите под сомнение диагноз врача? - добавил он обиженно.

- Ни в коем случае, - обеими руками отгородился Ласкеров. - Я понимаю, что это не могло быть, скажем, пищевое отравление.

- Нет, нет. У пищевого отравления совсем другие симптомы.

Ласкеров помялся, не зная, как перекинуть мостик к опасному вопросу, и решил подобраться издалека.

- Скажите, доктор, ведь здесь, в Звездном, нет вспышки гриппа?

- Нет, разумеется.

- А не показался ли вам странным случай единственного заболевания?

Котельников ответил обтекаемо, чтобы не обидеть собеседника слишком явным указанием на его медицинский дилетантизм.

- Видите ли, Леонид Савельевич, к сожалению, мы с вами живем в мире микробов и вирусов. Вирус гриппа никуда не исчезает, он только мутирует, когда у большинства людей вырабатывается иммунитет к предыдущей... мм... - он поискал термин, понятный полковнику, - ... модификации. Тогда распространяются эпидемии. Но и в спокойное время кто-нибудь нет-нет да и заболевает. Это не частое явление, но, смею вас уверить, ничего сверхъестественного здесь нет.

- Доктор, - решился напрямую спросить Ласкеров, - как, по-вашему, есть ли реальная возможность преднамеренно заразить человека гриппом?

- Конечно. Чихнуть на него, к примеру, если вы больны.

- Я имел в виду не это. Например, если бы я, бу

дучи здоровым, хотел бы вывести вас из строя на некоторое время - на день-два, максимум на неделю - смог бы я изобрести способ заразить вас гриппом?

Глаза Котельникова округлились.

- Вы считаете, что полковника Данилина...

- Мы ничего не считаем, - отрезал Ласкеров. - Мы хотим установить истинную картину случившегося. Перефразируя вас, доктор, я бы сказал, что, к сожалению, мы живем не только в мире микробов и вирусов, но и в мире недобрых намерений, которые, увы, иногда осуществляются...

- Это невозможно.

Ласкеров не разобрался, относилось ли восклицание доктора к принципиальной вероятности использования культуры вируса гриппа в преступных целях или к наличию в природе недобрых намерений как таковых. Он попросил уточнить.

- Работы со штаммами вирусов проводятся под строжайшим контролем, - сухо ответил Котельников. - Вам это должно быть известно лучше, чем мне. Но если бы я исхитрился украсть склянку с вирусом из лаборатории, не вижу, что могло бы помешать мне заразить вашу пищу...

- Спасибо, - поклонился Ласкеров, сделав вид, что не заметил угрожающей интонации в слове "вашу". - И еще один вопрос. Как врач, вы бы отличили симптомы простого гриппа от схожих, но вызванных неким отравляющим веществом?

- Полагаю, что да, - пожал плечами Котельников. - Если только вы не копаете под мою профессиональную компетентность...

- Благодарю вас, доктор. - Ласкеров собрался уходить. - Да, вот еще что...

Губы старика искривило подобие улыбки.

- Да знаю, знаю. Наш разговор должен сохраняться в тайне.

- Даже от моих коллег, доктор.

_ От Котельникова путь Ласкерова пролег в квартиру полковника Данилина. Геннадий Николаевич, уже вполне оправившийся от болезни, отворил дверь сам и пригласил Ласкерова в гостиную. Жены и детей, срочно вернувшихся с Азовского моря, дома не оказалось и можно было поговорить без помех.

- Итак, чем обязан? - старомодно осведомился Данилин, и Л аскеров невольно подумал, что интеллигентно-мягкую манеру речи полковник позаимствовал у доктора Котельникова.

- Если вас удивит что-то в нашей беседе... - начал Ласкеров, но Данилин тут же прервал его.

- Нет, не удивит. Я ждал вашего визита, после гибели "Шаттла" это естественно. Должен был лететь я, а полетел Ратников. Вы подозреваете, что на "Атлантисе" совершена диверсия, что я причастен к ней, симулировал болезнь и вместо себя послал на смерть другого человека. Я правильно изложил ход ваших рассуждений?

Ласкеров смутился. Действительно, одна из версий в предварительной разработке выглядела так, с той разницей, что вместо наивной симуляции предполагалось принятие Данилиным ослабленного штамма вируса или вызывающего временное расстройство здоровья препарата. Однако при кропотливой проверке связей и личности полковника не выявилось ровным счетом ничего, что бы подтверждало эту теорию. Ныне рассматривались две возможности - случайное совпадение и отравление Данилина с целью заменить его Ратниковым.

- Мы не подозреваем вас, Геннадий Николаевич, - спокойно сказал Ласкеров. - Речь пойдет не столько о вас, сколько о вашем дублере.

- О Ратникове? Вот теперь озадачили, - Данилин сел на диван напротив гостя. - Его можно обвинить разве что в эффектном самоубийстве...

- Да? Он что, обладал настолько неустойчивой психикой?

- Да нет, - усмехнулся Данилин. - Такие люди к нам не попадают... Просто я не возьму в толк, почему мертвый интересует вас больше живого...

- Мы собираем информацию, только и всего.

Вы же понимаете, эта катастрофа выглядит не совсем обычно. Будь там один "Атлантис", ладно, но "Элиминейтор"...

- Какой "Элиминейтор"? - поднял брови Данилин. Его гость вздрогнул.

- Вы ничего не знаете?

- Нет.

Ласкеров был более чем ошарашен. Ему и в голову не могло прийти, что о секретной миссии "Шаттла" был осведомлен дублер, а основной претендент оставался в неведении.

- А, да, - вспомнил Данилин. - Андрей Шалимов говорил что-то такое, но меня не успели разыскать, а потом я заболел, и нужда во мне отпала.

- Может, и так?.. - Ласкеров мысленно сделал отметку в воображаемой записной книжке: запросить генерала Рубинова, кого командировали в Звездный для оповещения экипажа об изменениях в программе полета. - Чтобы вы не мучились: "Атлантис" снял с орбиты отработанный военный спутник американцев. Официально предупреждаю, что это секретные сведения.

- И только-то? Я-то думал...

Ласкерова обрадовало, что Данилин не придал особого значения его словам.

- Так я о Ратникове, - возвратился он к исходной теме. - Вы хорошо его знали?

- Как сказать, - задумался космонавт. - Его никто не знал хорошо. Он был... Немного особенным.

- Подробнее, пожалуйста, - потребовал Ласкеров.

- Я не хочу бросать на него тень типа того, что это был человек с двойным дном и все такое. Но отряд космонавтов - маленькое сплоченное сообщество. Каждый уверен, что на орбите и на земле его не подведут, понимаете? И Ратников никогда никого не разочаровывал. Но все же была в нем какая-то закрытая дверь. Он жил по правилам.

- Что же тут особенного? - не понял Ласкеров. - Люди определенных профессий, и вашей, и моей, живут по правилам. Никто нас за уши не тянул и не мешал идти в свободные художники.

- Нет, - Данилин сморщил гримасу досады. - Наверное, я неточно выразился. Как бы вам объяснить... Вот закон, уголовный кодекс. Одни не нарушают его из страха наказания, а другие Просто не мыслят, как можно причинить человеку вред.

- Ага, - подключился Ласкеров. - Следовательно, Ратников был поставлен в рамки и держался под их силовым давлением?

- Вы спросили мое мнение о Ратникове, я вам ответил. К несчастью, он погиб. И мы никогда не узнаем, как бы он повел себя вот в такой ситуации...

Или мне следовало повествовать о мертвых по римскому принципу: хорошо или ничего?

- По роду деятельности мне важна истина, а не античные принципы... Теперь давайте вспомним день, когда вы заболели.

Подполковник отложил карандаш.

- День как день... Проснулся, позавтракал...

- Минуту. Завтракали где?

- Здесь, дома.

- Придется изъять посуду, которой вы пользовались, для экспертизы.

- Мне подсыпали какой-нибудь дряни? - недоверчиво улыбнулся Данилин. - Кто же это сделал, привидения? Я с неделю жил один, жена ездила к матери в отпуск, и в гости никто не приходил.

А экспертиза - чепуха. По-вашему, я никогда не мою посуду?

- Покажите мне ее, - попросил Ласкеров. Он не стал объяснять подполковнику, что такой пустяк, как мытье посуды, не создаст препятствий для экспертов ГРУ, а открыть простенькие замки квартиры мог бы и смекалистый пэтэушник.

Они прошли на кухню. Данилин открыл буфет.

- Вот тарелки. Они все одинаковые, и, как вы догадываетесь, я не помню, какую взял в то утро. С вилками, то же самое. А вот моя чашка, я всегда пью чай только из нее.

Он осторожно передал Ласкерову огромную треснувшую синюю чашку с отбитой ручкой и золотистыми узорами.

- Кто знал об этой вашей привычке? - профессор разглядывал ветхий антиквариат с преувеличенным почтением.

- Да надо мной весь отряд смеется. Эта чашка - притча во языцех. Она у меня вроде талисмана. Космонавты - народ суеверный...

Может статься, подумалось Ласкерову, что талисман на сей раз уберег вас от смерти в буквальном смысле, Геннадий Николаевич.

- Я заберу ее, - сказал он. - Не беспокойтесь, через пару дней вы получите ее обратно. Тарелки и вилки тоже.

- Ну да...

Ласкеров попрощался с Данилиным и покинул квартиру. До ресторана "Космос", где Шебалдин назначил рандеву, было недалеко, и, несмотря на пасмурную погоду, он предпочел автобусу прогулку. Надо было проанализировать полученные сведения.

Но приводить в систему было почти нечего, а то, что наличествовало, ни.как не приводилось. Ласкеров начинал склоняться к внутреннему убеждению, что нападение на "Атлантис" - чисто американская гангстерская выходка. Он допускал участие российских фигурантов, но русские космонавты, очевидно, выступили в пассивной роли жертв.

Привыкший к точности и лаконичности итогов, Ласкеров честно ответил себе и на вопрос, в какой точке находится расследование. В той же, где и начиналось. Но два хвоста все же торчали наружу, и, возможно, за какой-то из них удастся ухватиться - чашка Данилина и человек, присланный Рубиновым для инструктажа космонавтов по поводу спутника.

Вечерний Чикаго играл брызгами подмигивающих, зовущих, броских огней, как рождественская елка на Пенсильвания-авеню. Пыхтящий "Додж", отвыкший от городской суматохи, с трудом прокладывал путь среди важных лакированных "Фордов" и "Шевроле", нетерпеливо толпящихся у светофоров и подгоняющих друг друга суетливым кваканьем клаксонов. Саманта, отстранясь, с плохо скрываемым страхом смотрела в окно машины. Ей чудилось, что каждый прохожий и тем более полицейский пристально разглядывает именно ее. Шалимов вел себя внешне невозмутимо, сосредоточившись на борьбе со скрежещущей коробкой передач, но на душе у него было не легче. Он уводил "Додж" подальше от шумного центра в поисках одинокой телефонной будки и вспоминал планы Саманты, вначале показавшиеся ему осуществимыми, а теперь все более казавшиеся чистейшим безумием.

- Есть один человек в Чикаго, - говорила ему Саманта в доме миссис Ларрены. - Если он нам не поможет, остается только уповать на Господа Бога.

Его зовут Барни Флойд. Он пилот международных авиалиний.

- И он спрячет нас в грузовом отсеке своего самолета?

- Ты не дослушал, - укоризненно сказала Саманта. - У нас был с ним роман четыре года назад.

Ему можно верить, он классный парень.

- Вот как, - Шалимов ощутил удививший его самого укол ревности. - Тогда почему же ты ушла от мистера Флойда?

- Я не ушла, - девушка опустила голову. - Мы расстались. Это не одно и то же. Он был женат и сделал выбор, но мы по-прежнему друзья.

Шалимов в раздумье гонял стрелку по шкале настройки выключенного приемника.

- Саманта, если ты веришь в надежность Флой

да, я не буду оспаривать то, что очевидно для тебя...

Подумай, а не могли бы мы воспользоваться его связями здесь, в Америке, вместо того чтобы лететь во Францию?

- У него нет никаких связей. Откуда они у рядового пилота "Транс Уорлд"? Но он не выдаст нас и, при возможности, поможет бежать. Разве этого мало?

- В нашем положении это очень много, - согласился Шалимов.

Больше они не говорили о Флойде, а теперь прибыли в Чикаго, чтобы встретиться с ним.

Саманта вышла из машины на перекрестке замызганных окраинных улиц и открыла дверь телефонной будки. Шалимов последовал за ней, они втиснулись вдвоем в узкую кабину. Саманта набрала номер и чуть отстранила трубку от уха, чтобы Шалимов мог слышать весь разговор.

- Хелло, - мембрана задрожала от низкого мужского голоса.

- Барни,это я.

- Здравствуй, Саманта, - произнес Флойд как ни в чем не бывало. Ни одна нотка не изменилась в его тоне, а ведь для него это был звонок с того света.

- Барни, ты один? Можно приехать к тебе сейчас?

- Я один, Сэм. - Флойд назвал ее ласковым именем из их прошлого. - Мэгги в Вегасе до конца недели, а Пол и Джон (он окрестил близнецов в честь блистательных "Битлз") у бабушки в Манкейто.

- Со мной один парень... Барки, мы попали в чертовский переплет.

- Догадываюсь, - так же тепло и ровно пророкотал Флойд. -,Вы далеко?

- Кварталах в пяти. У нас машина.