успевал ни на какую иную любовь, кроме временной любви к ней. К сожалению,
осознание этого факта пришло слишком поздно: для Альбины после его смерти
наступало окончательное и безрадостное одиночество, двусмысленное положение
вечной вдовы. Некрасивая, лишенная привлекательного для мужчин обаяния, она
к тому же отпугивала людей неровным сложным характером. Немногие умели
разглядеть ее и разбудить.
наоборот, черствость и истеричность натуры изгнали из внешности всякие
намеки на обаяние, но давно уже Альбина отскорбила свое по несостоявшемуся
счастью, посвятила себя утешению безнадежных. Был у нее когда-то муж,
случайный человек в ее жизни, да и в жизни вообще. Но об этом эпизоде она
вспоминать не любила.
борющиеся до конца. Трудно сказать, какие устраивали Альбину больше. Но все
были уже наполовину не здесь и ничего не заслуживали, кроме жалости.
гробовой крышкой, в то же время бродил где-то далеко, здоровый и
полноценный. Он не тосковал, не искал горячечно ни рук, ни губ -- еще, еще
разок, может, на этот раз последний. Недоцелованный, он имел отсрочку до
новой ласки. Умирая, оставался жить.
Анатолий. Оставался тоже Анатолий. Чужой. С Толиными глазами, лицом, телом и
памятью. Может, он был Зойкин, судя по молодым жадным письмам. Может, еще
чей. Но того дальнего, незаконного она уже возненавидела за то, что он отнял
у ее Анатолия единственное право умирающего -- умереть до конца.
него все силы и мысли. Пожалуй, последним ее утешением было злорадство: тот,
остающийся, не знал и никогда ни узнает ее любви. Он даже ненароком не
подумает о ней как о покинутой женщине.
благодарность к неопределенности, разобщающей его на болтовню с Борисом и
полупосторонние размышления о женщинах и любви. Неожиданное, как удар, упало
вдруг затемнение над Свердловском. Вспухло, не помещаясь в груди, сердце.
Тело сделалось ломким, невесомым. Перед глазами пробежала рябь бесцветья. И
затем в обнаженные нервы последним взрывом жизни впилась
болезненно-неподвижная и яркая, как при вспышке молнии, картина.
червонной иглой институтского здания.
контурами. Постепенно предметы наполнились объемом. Под потолком плавало
деформированное, как в зеркальном боку чайника, Борькино лицо. У горла рвали
ворот чьи-то неуклюжие пальцы. Сквозь толщу воды или банный пар доносился
грубый неразборчивый голос. Потом прорвало, будто магнитофонную пленку
ускорили: в ушах сложился неприятный визгливый вопрос:
преданным Борькиным взглядом.
винтороллер. Не умея остановиться, прозрачные лопасти трепетали на ветру.
Анатолий влез, подождал, пока Борис, кряхтя, поерзал в кресле, раздвигая
податливые подлокотники. Протянул руку к пульту.
секунду покусал ноготь на большом пальце. И, подчиняясь гипертрофированной
интуиции, включил настройку управления на собственное биополе. Винтороллер
взмыл, описал полудугу и помчался, мелко рыская, как ищущий в зале
спрятанную иголку гипнотизер. Внизу проплыли окраины города, озеро, зачернел
какой-то лес или парк.
покойника длятся еще три дня после смерти. Наука не может этого
опровергнуть: шесть минут клинической смерти равны периоду полураспада
нейронов мозга -- через трое суток из десяти миллиардов клеток живыми
остаются примерно десять штук...
возилась кучка людей.
Разминаясь, с протяжным шумным выдохом вылез Борис. Люди на поляне не
обратили на них внимания. Двое на утоптанной площадке выкладывали пластины
дерна, плотно пригоняя их друг к дружке. Третий разбрасывал с лопаты лишнюю
землю под ближайшие пихты. Четвертый царапал кору кедра ножом. Поодаль,
безучастно скомкав у подбородка черный платок, стояла Альбина.
и, удерживая равновесие, нелепо пробежал, наклонившись, несколько шагов.
Оставалось последнее не прикрытое дерном квадратное окошко. Он присел
посреди жирной высокой травы, положил на это место ладонь.
печальны и мутны, белая шерсть на груди свалялась клочьями. Он мог бы сейчас
поручиться, что и нос у нее опасно горячий, воспаленный. Протянул руку.
Нэнси села, чуть-чуть раздвинув уголки черных губ, обнажила клыки.
самой кромки упрятанной под дерном могилы.
взглядами отступил еще дальше, дал Грише Лукконену и Жудрову поставить на
место широкую дернину, выровнять, замять края. Больше ни у кого не было дел,
и Анатолий стоял теперь один против друзей умершего.
в плохо оформленной истории болезни. Есть захороненное тело, но нет
умершего, потому что мертвые не могут так набычившись сверлить глазами
живых, а живые зато не каждый день приходят на собственные похороны. Новое
тело Билуна Лукконен знал так же хорошо, как и старое, даже еще лучше,
потому что сотворил его вот этими руками. Но самого Билуна в этом знакомом
теле еще не видел.
соратник по совместительству. Ни один свой проект не выпускает без проверки
в лаборатории Анатолия. Его недоверие к новому Билуну смешано с легким
презрением и даже возмущением. Как смел этот самозванец явиться сюда в такую
минуту?! Здесь имеет право быть только один Билун -- тот, что лежит в земле.
И никто никогда его не заменит, в какие бы похожие тела ни рядился. По
крайней мере, лично для него.
Совете, бывало, камня на камне от позиции Анатолия не оставит. А гляди-ка,
явился. Привыкнув работать с мыслью Билуна, в борьбе с ним отыскивать
истину, он не таит своего: ты мил-человек, пока еще просто однофамилец тому,
под дерном. Как бы ты ни был на него похож и что бы там ни заложили тебе в
голову -- еще докажи свое право называться Анатолием Билуном!
говорится, будем посмотреть.
Арктан Шарапов, изобретатель эготрона, один из авторов метода дублирования.
Ему не до морали, ему откровенно безразлично, кто на чьих похоронах
присутствует и с какой целью. Зато совсем не безразличен результат столь
необычно и чисто поставленного эксперимента. И он ревниво присматривается к
рожденному химией и электроникой, и кивает, и одобрительно подмигивает. И
еще более, чем Анатолий, интересуется реакцией друзей.
абсолютно не нужная. Женщина, умеющая быть столь невзрачной, что легче
запомнить ее имя, чем ее саму. Она от всего отгородилась скорбью. Ее любовь
умерла. А этот, похожий на Толю лицом и телом,-- это брат, сват, ходячий
памятник, в конце концов, просто чужой. Но не он!
перенести на него -- каждый мечтает увидеть в нем живое и полное воплощение
известного им Билуна. Такого, каким они его знали, каким он сложился в их
восприятии, к какому привыкли за долгие годы знакомства, дружбы, любви. Они
согласны только на то, что делает его схожим с прежним Билуном, и не
признают отклонений. Или -- или. Другого не дано. Лишь Борис, сопящий ему в
шею, не задумывается, кажется, ни о чем. Для него важно только их общее
детство. Достоверное детство.
утоптанная, замаскированная и все-таки жгущая ноги сквозь траву могила. Они
стоят по обе стороны от нее, и никто не догадается поинтересоваться мнением
самого Анатолия. Вот хоть бы ты, Зенит. Или даже ты, Альбина. Обо всем на
свете позаботились. Но ни на секунду не усомнились в желании Анатолия
унаследовать положение и неоткрытые открытия доктора Билуна -- в
благодарность за одно лишь право жить...
улыбается иметь запрограммированное будущее. Хай гирше, абы инше! Тот
человек, чьим посмертным продолжением он создан, уже прошел свой путь от
Суворов Виктор
Прозоров Александр
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Емилина Ника
Андреев Николай