аккуратно "выпотрошить" этих знакомых. - Диомидов улыбнулся. - Если будет
туго, тут же докладывайте мне. Впрочем... Впрочем, докладывайте мне каждый
вечер.
остановил его.
Ридашевым он, видимо, пребывает в растерянности. Даже звонить из автоматов
перестал.
выразился. Конечно, тот факт, что Бергсон перестал звонить, настораживает.
И конечно, наблюдение за ним усилено...
говорить, но полковник его уже не слушал. В голову полковнику снова пришла
та странная мысль, которая мучила его еще несколько дней назад, когда
Диомидов убедился, что Бергсон таки имеет отношение к беклемишевскому
делу. Бергсон, кроме того, назвал писателю Ридашеву фамилию Хенгенау.
Рассказ Курта Мейера о похождениях профессора в сельве обретал
достоверность. События на Амазонке каким-то образом связывались с делом
Беклемишева. И точкой соприкосновения был Бергсон. Но вот каким образом
они связывались? Почему Бергсон ринулся вдруг к писателю Ридашеву? Ошибка
это или не ошибка? Диомидов склонялся к мысли об ошибке. Генерал советовал
не торопиться. Но как тут медлить? "Бергсон выглядит растерянным", -
говорит Беркутов. Растеряешься, когда так влипнешь. Чтобы подойти на улице
не к тому человеку, надо быть уверенным, что идешь именно к тому. И еще
этот глупый вещественный пароль - черная картонка, Несовременно. Очень
несовременно... А может, в этом смысл? Но тогда что же выходит? А то, что
Бергсон не знает в лицо человека, к которому послан. Да, не знает.
Следовательно, он вообще плохо осведомлен о деле, в которое ввязался.
Видимо, характер задания такой, что... Или у него два задания. Два...
Два... Из двух источников - в один адрес. Черт знает что! Вот дикое
предположение. Такого не может быть, если только...
которую он, отпустив Беркутова, тут же выложил генералу.
сказал. - И генерал открыл портсигар. - А вы не подумали, что этим шагом
можно пустить все дело под откос? - спросил он.
сообразителен. Можно бы поручить Феоктистову. Но ему придется терять
время, входить в курс.
рай. На должность змея-искусителя. А?
звонила. Интересуется моей персоной и ни с кем не хочет разговаривать. А
меня, как на грех, на месте в это время не бывает. После второго звонка
заело любопытство, и я попросил в случае третьего уточнить ее телефон.
прежнее русло.
уверены...
больше.
согласие. И полковник стал готовиться к задуманной операции. Суть ее
заключалась в том, что Диомидов из пассивного наблюдателя превращался в
активного участника игры.
ученые и врачи. Были среди них старые и молодые, бородатые и усатые,
бледные и краснощекие, в очках, пенсне и без оных. Ему кололи пальцы,
отсасывали капельки крови в тонкие стеклянные трубочки, надували на руках
какие-то резиновые подушки и заглядывали при этом на циферблат большого
градусника. Однажды опутали голову проводами и смотрели, как светилось
зеленым окошечко черного ящика. В окошечке прыгали змейки. Бухвостов
наблюдал игру змеек и поджимал губы, прислушиваясь к разговорам, которые
вели в это время окружавшие его люди. Говорили они на непонятном языке.
Старика это раздражало. Кроме того, ему надоело лежать в больнице.
Чувствовал он себя здоровым. Спал нормально, никаких снов больше не видел.
Краска по руке больше не ползла, остановилась у локтя и даже чуточку
побледнела. А дома его ждали неубранная картошка и корова, оставленная на
попечении соседки. Бухвостов требовал выписки.
нему с вопросом о самочувствии. - Корова там. За ней глаз нужен.
пальцы и снова опутывали голову проводами. Молоденькая сестра почти
неотлучно сидела около его койки и следила за стариком внимательными
жалостливыми глазами.
окаянные, со мной делают? Продукт ведь гибнет, скотина пропадает.
Вы сейчас представляете интерес для науки.
Бухвостова она притерпелась и относилась к высказываниям в свой адрес
равнодушно. Интересы науки, по мнению Анюты, стояли выше ругани вздорного
старика.
умственных способностей, Бухвостов повернулся на бок и замолчал. В палате
воцарилась тишина, прерываемая лишь шелестом страниц да сопением старика.
Анюта знала, что примерно через полчаса Бухвостов усядется на кровати и
начнет шептать молитву и креститься. Молился он ежедневно: утром, после
обеда и вечером. Слова были обычные. Старик просил бога посодействовать
ему с выпиской, жаловался на то, что дома пропадает огород, умолял бога
позаботиться о том, чтобы всем врагам рода человеческого было воздано по
заслугам, а ему, Бухвостову, вышло бы снисхождение.
Анюта.
взглядом изучал потолок. Анюта фыркала и утыкалась в книжку.
осточертевшая палатная тишина, может, еще что-нибудь, только Бухвостов, к
изумлению Анюты, вдруг ответил на ее вопрос.
пижамы нательный крестик.
что-нибудь поновее придумали.
рыжая и ликом будто похожая на кого-то из сродственников. Я вот и
смекаю... - Старик замолчал, опасливо огляделся и шепотом закончил:
такой суеверный.
бы не к Анюте, а к самому себе. - Лежал и думал. Матка моя говорила, что у
нас в роду цыганка была. Прадед мой ее из табора украл. Оженился. Дети
пошли. А потом, значит, в деревне прознали, что ведьма она. Железо у нее к
рукам прилипало. Возьмет, значит, она иголку, а шить не может. Путается
иголка в пальцах, будто приклеенная. Из-за нее, богомерзкой на наш род
епитимья наложена. Грех, значит, чтобы прадедов отмаливать.
Иванович?
Только вот как на духу тебе говорю: приходила она, проклятая, ко мне. В
видении, значит... Ох, прости мои прегрешения, господи! Убери окаянство
поганое, - забормотал старик. - Век тебе этого не забуду...
молитвы. Потом наклонился к Анюте и горячо зашептал:
сдюжил я. Тошно мне стало. Наказал меня господь за непотребство... А-а-а!
- вдруг протяжно завопил он. - Опять... Опять! Дьявола вижу! Нюрка, Нюрка!
Гони окаянного!
голову, уставясь остекленевшими глазами мимо Анюты, в окно, где качали
голыми ветками верхушки деревьев. Он продолжал что-то говорить, но Анюта
уже не понимала слов. Она изо всей силы давила кнопку вызова дежурного
врача. Она слышала, как где-то внизу заливались звонки, понимала, что