Чтение 26–й страницы книги ~Осиная фабрика~

правда?

- Каком расстоянии? А? Я не знаю, - я положил руку на лоб, чувствуя как
теряю нить разговора.

- Я почти здесь, - устало объяснил Эрик, спокойно вздохнув. - Не тут. Я
уже тут. Как еще я бы мог звонить отсюда?

- Но где "тут"? - сказал я.

- То есть ты опять не знаешь, где ты? - с сомнением в голосе сказал Эрик.
Я опять закрыл глаза и застонал. Он продолжил. - И ты обвиняешь меня в
забывчивости. Ха!

- Слушай, ты, чертов сумасшедший! - заорал я в зеленый пластик трубки,
вцепившись в нее, получил стрелы боли по руке и почувствовал, как искажается
мое лицо. - Ты мне надоел, звонишь сюда и нарочно ничего не понимаешь.
Прекрати играть! - я хватал воздух ртом. - Ты отлично знаешь, о чем я
говорю, когда спрашиваю о "тут"! Я спрашиваю, где ты находишься, черт
возьми! Я знаю, где я и ты знаешь, где я. Прекрати меня запутывать, о'кей.?

- Хм. Хорошо, Франк, я понял, - ровным голосом сказал Эрик. - Но я не
могу тебе сказать, где я или кто-нибудь может услышать. Понимаешь?

- Хорошо, хорошо, - сказал я. - Но ты не в будке?

- Ну конечно же, я не в будке, - сказал он с обидой в голосе, а потом я
услышал, как он снова взял свой голос под контроль. - Да, ты прав. Я в
чьем-то доме. На самом деле, в коттедже.

- Что? - спросил я. - Кто? Чей?

- Я не знаю, ответил он, и я почти услышал, как он пожал плечами. - Я
думаю, я мог бы узнать, если тебе и в самом деле интересно. Тебе интересно?

- Что? Нет. Да. То есть нет. Какая разница? Но где?то есть как?то есть
кто..?

- Слушай, Франк, - устало сказал Эрик, - это просто чей-то маленький
летний коттедж, или они отдыхают здесь по уик-эндам. Я не знаю, чей он, но
как ты справедливо заметил. Это не важно, о'кей?

- То есть ты взломал чей-то дом? - сказал я.

- Да, а что? Мне даже не пришлось его взламывать. Я нашел ключ от задней
двери за трубой. Что не так? Очень приятный домик.

- Ты не боишься быть там, тебя же могут поймать?

- Не очень. Я сижу в комнате, смотрю на дорогу. Нет проблем. Здесь есть
еда, ванна, телефон, морозилка.. Иисусе, в нее можно впихнуть
восточно-европейскую овчарку? и кровать, и все такое. Роскошно.

- Восточно-европейскую овчарку! - вскрикнул я.

- Ну да, если бы она у меня была. У меня ее нет, но если бы была, я б ее
там держал. А так?

- Нет, - перебил я, закрывая глаза и поднимая руку, как будто он был
здесь, в одном доме со мной. - Не говори мне.

- О'кей.. Ну, я подумал, я тебе позвоню и скажу, что я в порядке и
спрошу, как ты.

- Я в порядке. Ты уверен, что ты о'кей.?

- Ага, никогда не чувствовал себя лучше. Отлично. Думаю, диета, все?

- Слушай, - в отчаянии прервал его я, чувствуя как расширяются мои глаза
при мысли о том, о чем хотел его спросить. - Ты ничего не почувствовал
сегодня утром? На рассвете? Ничего? То есть совсем ничего? Ничего внутри -
ах - ты ничего не почувствовал?

- О чем ты там бормочешь? - слегка сердито сказал Эрик.

- Ты что-нибудь почувствовал сегодня утром, рано утром?

- О чем это ты?

- То есть ты испытал что-нибудь? Хоть что-то на рассвете?

- Ну, - сказал Эрик медленно и размеренно. - Смешно, что сказал?

- Да? Да? Возбужденно сказал я, так близко прижимая к себе трубку, что
зубы стукнули об нее.

- Ни черта. Сегодняшнее утро было одним из немногих, когда я честно могу
сказать, я ничего не испытал, - вежливо сообщил Эрик. - Я спал.

- Но ты же сказал, ты никогда не спишь, - разъяренно сказал я.

- Иисусе, Франк, никто не совершенен, - я услышал как он засмеялся.

- Но?, - начал я, я закрыл рот и заскрипел зубами. И снова закрыл глаза.
Он сказал:

- Ну ладно, Франк, если честно, мне стало скучно. Может, я тебе еще
позвоню, но в любом случае, мы скоро увидимся. Пока-пока.

Телефон отключился до того, как я успел что-нибудь сказать, я был
агрессивен и весь кипел, держал трубку и смотрел на нее так, как будто она
была во всем виновата. Я хотел ударить ею обо что-нибудь, но решил, что это
было бы плохой шуткой, поэтому я просто бросил трубку на аппарат. Она
звякнула раз, я взглянул на нее, повернулся спиной и пошел вниз, там
бросился в кресло и давил на кнопки пульта управления телевизором,
переключая с канала на канал раз за разом в течение десяти минут. В конце
концов я понял, что узнал столько же из одновременного просмотра трех
программ (новостей, еще одного ужасного американского детективного
телесериала и программы об археологии), сколько я бы узнал, если бы смотрел
чертовы программы по отдельности. С отвращением я бросил пульт, выбежал из
дома в меркнущий свет и бросил в море несколько камней.

9: Что случилось с Эриком

1

Я спал гораздо дольше, чем обычно. Отец вернулся в дом, когда я пришел с
пляжа, я сразу пошел спать, поэтому мой сон был долгим и крепким. Утром я
позвонил Джеми, поговорил с его матерью и узнал, что он ушел к доктору, но
скоро вернется. Я собрал рюкзак и обещал моему отцу вернуться вечером, а
потом отправился в город.

Джеми был дома, когда я пришел туда. Мы выпили пару банок старого ?Ред
Дэс? и поговорили, после чего перекусили испеченным его мамой печеньем и
выпили чаю, а потом я ушел из его дома и двинулся из города по направлению к
холмам

2

Высоко, под покрытой вереском вершиной, на пологом каменном склоне,
покрытым землей, над опушкой леса, я сидел на большом камне и ел ленч. Я
смотрел на нагретый воздух над Портнейлом, на пастбища, усеянные пятнышками
овец, на дюны, свалку, остров (не то чтобы его можно было различить как
остров, он выглядел частью большой земли), пески и море. На небе, цвет
которого постепенно бледнел в направлении горизонта, было несколько
маленьких облаков, небо бросало голубой отблеск на пейзаж, на спокойную
поверхность залива и моря. Пели жаворонки, я видел зависшего ястреба,
который искал движение в траве, вереске, хвоще и дроке внизу. Насекомые
жужжали и танцевали, я обмахивал лицо веером из папоротника, чтобы держать
их на расстоянии, пока я ел сандвичи и пил апельсиновый сок.

Слева от меня вершины цепи холмов, идущей в северном направлении,
постепенно становились выше и переходили в серо-голубое, съеживаясь с
расстоянием. Я смотрел в бинокль на город внизу и видел грузовики, едущие по
главной дороге, я следил за поездом, идущим на юг, он остановился в городе и
отправился опять, извиваясь перед морем.

Мне нравится время от времени покидать остров. Отойти не слишком далеко,
мне нравится по возможности видеть его издалека, иногда полезно отойти и
посмотреть на все со стороны. Конечно, я знаю, насколько мал мой кусочек
земли, я же не дурак. Я знаю размер нашей планеты и насколько мала известная
мне часть. Я видел слишком много телевизионных программ о природе и
путешествиях, чтобы не понимать, насколько ограничены мои знания с точки
зрения опыта посещения разных мест, но я не хочу уезжать далеко, мне не
нужно видеть зарубежные страны или знакомиться с другими людьми. Я знаю, кто
я, и я знаю предел своих возможностей. Я ограничиваю свой кругозор по
известным мне причинам: страха - о, да, признаю, необходимости в уверенности
в безопасности в мире, который, так случилось, поступил со мной очень
жестоко в возрасте, когда у меня не было реального шанса повлиять на мир.

Еще я получил урок Эрика.

Эрик уехал. Эрик, весь сообразительность, интеллект и чувствительность, и
обещание, оставил остров для того, чтобы найти свой путь, нашел и следовал
ему. Путь привел к разрушению большей части того, кем он был, превратил его
в совершенно другую личность, в которой черты прежнего нормального мужчины
казались оскорбительными.

Но он - мой брат, и я по-своему люблю его. Я люблю его вопреки переменам,
думаю, так он любит меня вопреки моей инвалидности. Эта любовь похожа на
желание защитить, которое женщины должны испытывать к детям, а мужчины - к
женщинам.

Эрик уехал с острова еще до того, как я родился, приезжая только во время
каникул, но мне кажется, духовно он всегда оставался здесь, он вернулся
по-настоящему, через год после моего маленького происшествия, когда отец
решил: мы С Эриком достаточно взрослые, чтобы он смог смотреть за нами, и я
совсем не презирал Эрика за то, что он появился на острове. Наоборот, мы с
самого начала хорошо с ним ладили, и я уверен, что ему было стыдно, когда я
по-рабски ходил за ним и подражал ему, хотя Эрик был слишком деликатен по
отношению к чувствам других людей и ничего мне не сказал, чтобы не обидеть.

Когда его отсылали в частные школы, я горевал, когда он приезжал на
каникулы, я бурно радовался, я прыгал и захлебывался словами. Лето за летом
мы проводили на острове, запуская змеев, делая модели из дерева и
пластмассы, Лего и Меккано, да чего угодно, что мы находили лежащим без
дела, строя дамбы, конструируя хижины и канавы. Мы запускали и модели
аэропланов, спускали на воду модели яхт, строили из песка яхты с парусами,
изобретали секретные общества, коды и языки. Он рассказывал мне истории,
выдумывая их на ходу. Мы играли, представляя некоторые из них, в храбрых
солдат, сражающихся в дюнах, побеждающих и сражающихся, и сражающихся, и
сражающихся и иногда умирающих. Только тогда когда его собственные истории
требовали его героической смерти, он сознательно обижал меня, я воспринимал