левым глазом и остро заточенными зубами. Они разожгли на середине помоста
небольшой костерок и то и дело подбрасывали туда какие-то порошки. Дым
узкой, но удивительно спокойной при такой ветреной погоде струйкой уходил
вверх, то и дело меняя цвет - черный, зеленый, красный, белый, снова
черный.
приспособления и инструменты. Деревянные гвозди для вбивания в тело и
каменные молоты. Зубодерные клещи и щипцы для вытягивания языков, ложки
для выскребания глаз. Горшочки с ядами, усиливающими боль, порошками,
изменяющими форму тела, сиропами страха. И множество других приспособлений
и аксессуаров - известных в Даборе и таких, которых здесь еще ни разу не
видели.
вздымался гул нетерпения, отвращения, ярости... Личность Шепчущего
крупнела в рассказах, его деяния разрастались, мудрость увеличивалась.
Страшно так вот стоять и ожидать его смерти. Его убьют здесь вместе со
слугами - лучшими среди лучших. "О Черная Роза, как же ты жестока,
призывая их к себе! О Земля, ведь ты знаешь о радости, надежде и ожидании,
которые давали эти люди твоим детям, так за что же ты караешь их, за что
наказываешь всех нас?" И шум этот, усиливаемый напряжением и ожиданием,
нарастал в людях, заставляя невольно стискивать зубы, сжимать кулаки.
растущего на Рынке Судей. Отсюда хорошо просматривался и помост, и весь
плац. Они видели прибывающие толпы, готовящихся к работе палачей, солдат
охраны. И они же одними из первых услышали долетающие со стороны Горчема
всхлипы свистулек и дробь барабанов. Волы тянули воз с арестантами. На
полунагих телах осужденных были видны следы перенесенных ими мучений.
Однако двое были изуродованы сильнее других, видимо, палачи хотели выбить
из них какие-то показания. Остальных били и истязали из принципа, а
работали над ними, вероятно, палаческие подручные. Истинное искусство
должно проявиться лишь здесь, на плацу.
привозили городовые, но на сей раз воевода счел дело очень серьезным.
Солдаты шли гордо, так, словно тем самым противостояли ненавистной толпе.
Толпе, как никогда возбужденной видом осужденных. И хоть именно
любопытство и жажда зрелищ пригнали на площадь так много даборцев, многие
из них сжимали кулаки и ругались про себя, видя измученных помощников
Острого.
еще там, в лесу. Все это в сотни раз лучше, чем то, что ожидает
осужденных. Острого на телеге не было. Его приведут позже, когда народ
насытится запахом крови, криками и мучениями истязаемых. Только тогда
начнется настоящее зрелище, а палачи смогут похвастаться своим искусством.
Покажут, сколь силен человек, сколько боли способен выдержать, какая
маленькая частица тела необходима, чтобы он жил. Уже скоро...
на землю, то снова скрывались, срезанные серой тенью.
живот и запихали внутрь пук соломы, предварительно намоченной в каком-то
отваре.
привели в себя. Больше он уже рта не раскрывал. Глядел пустым взглядом,
словно вообще ничего не чувствовал. Ему снова зашили живот, скрепив края
разреза тремя колючими затычками. На минуту прервали работу, чтобы люди
могли как следует разглядеть смертника. Он был молод, хорош собой,
широкоплеч, с сильными ногами. Вероятно, нравился женщинам. Один из
палачей поднял вверх факел. Огонь был какой-то странный - не развеваемое
ветром пламя, а желтый шар, охватывающий головку. Палач подошел к кресту
из балок, прижал факел к голове жертвы, что-то шепнул, резко отскочил.
судороге и вдруг вспыхнуло, будто сигнальный факел. Огонь, казалось,
исходил из его чрева. Горело быстро, все обуглилось, но ни один, даже
самый маленький язычок пламени не перепрыгнул на дерево креста. Ветер
быстро разогнал пепел и вонь горелого мяса.
измучен пытками.
двинулись со своих мест.
угас, когда городовые подбежали и забили палками нескольких крикунов.
Палачи резвее взялись за работу. С третьего осужденного содрали кожу,
вылущив его, словно улитку из раковины. Растянутый на кресте, он висел
бессильно - чудовищно красное тело, мышцы, пульсирующие в болезненных
судорогах, белизна голого черепа, поразительно большие глаза, лишенные
век, зубы, не прикрытые губами. Он выглядел как клубец, вылезший из
болота, чтобы пожирать детей. Но эта картина была в сотни раз страшнее,
потому что на месте чудовища все только что, минуту назад, видели
человека. Неизвестно, сколько времени он еще протянул бы в таком
состоянии, если б ему не размозжили голову огромным молотом.
бы в этом звуке нечто большее, чем нарастающее любопытство и возбуждение.
В голоса ворвался новый ритм. Угроза, гнев и отчаяние.
Доски помоста уже стали скользкими от крови, палачи были утомлены работой.
Но самое главное еще ожидало их впереди. Вот убьют тех двух, что остались
на телеге, а потом возьмутся за Острого.
Толпа умолкла. Мужчина стоял, онемев, глядя то на собравшихся зрителей, то
на своих палачей, не понимая, что происходит. Палачи тоже стояли
неподвижно, внимательно наблюдая за его лицом. Вначале люди, особенно те,
что стояли дальше, ничего не заметили. Но вдруг стон ужаса прошел по
ближним рядам.
разрезали невидимым ножом. Начали выпадать зубы.
рыбий пузырь. Увеличивались радужницы и зрачки, помутнели белки, а глазные
яблоки распухали, вылезали из глазниц, словно живые существа. Отвисли под
собственной тяжестью - два пузыря, заслоняющие нос, лоб, все лицо.
видывали в Даборе. Что же приготовили ольтомарские палачи Острому? Плач
детей слился с воем ошалевшей женщины, рыданиями, то и дело вздымающимися
в толпе криками.
жижу далеко за кордон неподвижных солдат. Толпа подалась, отхлынула от
помоста. Ругались стискиваемые и сдавливаемые люди. Упала какая-то женщина
и теперь, не в состоянии подняться под натиском людей, дико кричала. Пошли
в дело палки стражников, толпа, отодвигаясь от городовых в одном месте,
сильнее напирала на ряды солдат в другом.
воды смывали кровь с досок. Палачи отодвинулись в сторону, на помосте
остался командир гарнизона городовых. Сопровождающие его барабанщики
ударили в барабан.
Лесистых Гор, Слуги Трех Птиц, с соизволения Черной Владычицы, Великой
Матери Города Ос, приговаривается к смерти бунтовщик по имени Острый.
признавая тем самым, что хоть он и властвует над всем живущим в Лесистых
Горах, однако сам должен подчиняться хозяйкам Внешнего Круга. Что Круг Мха
служит чужим, а не своим. Сейчас он это сказал, как бы желая посмеяться
над людьми, пришедшими на Рынок Судей. О да, проклятая Гвардия,
детоубийцы, паршивцы, они только с виду похожи на людей. Будь они
прокляты! Гул снова взвился над площадью, но быстро утих, угашенный
трембитами. На Рынок ввезли Острого.
переворачивал его. На голову ему натянули мешок - то ли из-за страха перед
чарами, то ли ради большего позора. Ведь человек должен перед смертью
попрощаться с миром и позволить миру попрощаться с собой. А разве можно
прощаться, когда лицо закрыто? Волы медленно тянули телегу сквозь вдруг
притихшую, замершую в ожидании толпу.
узких улочках, добралось сюда, на площадь, жалобное, тягучее. Звук,
который доносил ветер, неожиданно оборвался.
остановились у помоста.
же бросилось несколько городовых, но в плотной толпе схватить смельчака им
не удалось.
туда, откуда долетел голос. Это дружеское восклицание как бы придало ему
мужества.
прокричали эти слова. Менее смелые только выли и свистели. Палки городовых
обрушились на головы, несколько человек выволокли из толпы и за спинами
уставившихся на помост людей избили и испинали.
Махров Алексей
Никитин Юрий
Никитин Юрий
Круз Андрей
Круз Андрей
Курылев Олег