женщина! Покоряющая не только серьезных любителей пения, но опьяняющая
своей грацией, своей женственностью даже и тех мужчин, которые ничего не
понимают в музыке. О, сколько нужно было таланта и знания Стефанини, Са-
верио и всем, кто появлялся со мною на сцене, чтобы бороться со мной!
являться с тобой, как и с Консуэло. И если бы я надумал отправиться
вслед за тобой во Францию, твои слова явились бы для меня хорошим пре-
достережением.
поняла, что добилась большего, чем ожидала, так как мысль покинуть Вене-
цию уже, очевидно, созревала в уме ее возлюбленного. Как только у нее
блеснула надежда увезти его с собой, она пошла на все, чтобы соблазнить
его этим планом. Она умалила, насколько могла, свои достоинства, с безг-
раничной скромностью уверяя, что она гораздо ниже своей соперницы, что
она вообще не настолько крупная артистка, не настолько красивая женщина,
чтобы воспламенять публику. А так как это было, в сущности, более верно,
чем она думала, то ей и нетрудно было убедить в этом Андзолето: он ведь
никогда не заблуждался на ее счет и всегда считал Консуэло неизмеримо
выше ее. Итак, в это свидание их совместная работа и побег были почти
решены. Андзолето действительно серьезно подумывал об этом, хотя на вся-
кий случай и оставлял себе лазейку для отступления.
настаивать на продолжении дебютов, предсказывая, что в этих новых выс-
туплениях он добьется большего успеха. В душе она была убеждена в обрат-
ном и рассчитывала, что неудачи окончательно отвратят его и от Венеции и
от Консуэло...
жимо влекло к ней. Впервые он начал и кончил день без ее чистого поцелуя
в лоб. Но после того, что произошло у него с Кориллой, ему было стыдно
видеть свою невесту, и он старался уверить себя, будто идет к ней лишь
затем, чтобы убедиться в ее измене, увериться в том, что она разлюбила
его. "Вне всякого сомнения, - говорил он себе, - граф воспользовался
удобным случаем, а тут еще досада самой Консуэло, вызванная моим исчез-
новением! Просто невероятно, чтобы такой развратник, как он, проведя с
бедняжкой ночь наедине, не соблазнил ее". Однако при одной мысли об этом
на лбу у него выступал холодный пот, душа разрывалась на части, и он ус-
корял шаг, не сомневаясь в том, что Консуэло, должно быть, в отчаянии,
мучиться угрызениями совести, рыдает... Но тут некий внутренний голос,
заглушая все остальное, подсказывал ему, что такое чистое, благородное
существо не может столь внезапно и позорно пасть, и, замедляя шаг, он
думал о себе самом, о гнусности своего поведения, о своем эгоизме, тщес-
лавии, лживости, о всем дурном, чем полны были его жизнь и совесть.
кая же, как всегда; и во взгляде и во всем существе ее чувствовались
спокойствие, святость. С обычной радостью она кинулась ему навстречу и
стала расспрашивать с беспокойством, но без малейшего упрека или недове-
рия, как он провел время без нее.
го унижения. - Помнишь, я ударился головой о декорацию, я еще показывал
тебе след? Тогда я сказал тебе, что это пустяки, но потом у меня так
разболелась голова, что мне пришлось уйти из дворца Дзустиньяни - я бо-
ялся упасть там в обморок - и все утро пролежал в постели.
соперницей. - Скажи, тебе было больно? Больно и теперь?
мне, как же ты одна вернулась ночью домой?
И, конечно... будучи наедине с тобой, чего только он не наговорил те-
бе... каких только любезностей не напел!
всех? Граф, правда, балует меня и, пожалуй, мог бы развить во мне тщес-
лавие, если бы я не остерегалась этого порока... К тому же мы не были с
ним наедине: мой добрый учитель тоже захотел проводить меня. О, это чу-
десный друг!
лето, уже успокоившись и думая о другом.
жалок, что больше походил на провал.
выдержке она была недостаточно хладнокровна, чтобы оценить разницу между
аплодисментами, выпавшими на долю ей и тому, кого она любила. При подоб-
ного рода овациях самый опытный артист может впасть в заблуждение и при-
нять поддержку со стороны клакеров за шумный успех. Консуэло, чуть ли не
испугавшись этого страшного шума, не могла в нем разобраться и не заме-
тила предпочтения, оказанного ей по сравнению с Андзолето. В простоте
душевной она пожурила его за чрезмерную требовательности к судьбе, но,
видя, что ей не удается ни убедить его, ни разогнать его тоску, стала
кротко упрекать его за то, что он слишком любит славу и слишком большое
значение придает благосклонности толпы.
тебе, чем само искусство. А вот мне кажется, раз сделал все, что мог, и
сознаешь, что это сделано хорошо, то немножко больше, немножко меньше
похвал ничего не прибавляют к чувству внутреннего удовлетворения. Пом-
нишь, что мне сказал Порпора, когда я в первый раз пела во дворце Дзус-
тиньяни: "Тот, кто истинно любит искусство, ничего не боится".
вал ее Андзолето с досадой. - Нет ничего легче, как философствовать по
поводу горестей жизни, зная только ее радости. Порпора, хотя беден и
имеет врагов, все-таки знаменит. Он достаточно за свою жизнь сорвал лав-
ров, чтобы теперь его кудри спокойно седели под их сенью. А ты, чувствуя
свою непобедимость, не знаешь, что такое страх. Сразу, одним прыжком
взобравшись на верхнюю ступеньку лестницы, ты упрекаешь человека, кото-
рый не так крепко, как ты, стоит на ногах, в том, что у него кружится
голова. Это не великодушно, Консуэло, и крайне несправедливо. А потом
твой довод неприменим ко мне: ты говоришь, что надо презирать одобрение
публики, довольствуясь собственным; но если во мне нет этого внутреннего
сознания, что я пел хорошо? Разве ты не видишь, что я страшно недоволен
собой? Разве ты сама не заметила, что я был отвратителен? Разве ты не
слыхала, как скверно я пел?
Волнение почти не отразилось на твоем голосе; впрочем, оно ведь скоро и
рассеялось. И то, что ты хорошо знал, вышло у тебя хорошо.
большие черные глаза, под которыми от усталости и огорчения появились
черные круги.
серьезно позаниматься на репетициях... Ведь, помнишь, я тебе говорила...
Но к чему упреки, - надо поскорее исправить, что можно. Давай заниматься
хоть по два часа в день, и ты увидишь, как быстро мы с тобой преодолеем
все трудности.
судит обо мне по моим недостаткам, чем по достоинствам.
силась к тебе доброжелательно, а когда ты бывал на высоте - она воздава-
ла тебе должное.
не предлагает мне столько, что мы оба сможем жить более чем роскошно?
безразлично, но он может пригласить меня на вторые или на третьи роли.
тебя и имеет в виду только тебя. К тому же он очень к тебе расположен.
Ты думал, что он будет против нашего брака? Наоборот, он, по-видимому,
даже желает этого и часто меня спрашивает, когда наконец я приглашу его
на свадьбу.
бюта до тех пор, пока мои недостатки, которые так хорошо тебе известны,
не были бы исправлены с помощью серьезной работы. Ведь, повторяю, ты от-
лично знала об этих недостатках.
дала! Но ты всегда возражал мне, что публика ровно ничего не смыслит. И,
услыхав о твоем блестящем успехе, когда ты в первый раз пел в салоне
графа, я подумала, что...