процедил Иланаф, хотя Эгин и не задал ему ни одного -вопроса.
взглядом черные волны моря Фахо, подбрасывавшие "Зерцало Огня", словно
игрушку. Но видел он совсем другое. Серое Кольцо, спрыснутое ночным
дождем, себя и Онни. Видел как бы со стороны. Казалось, он даже слышал
слегка гнусавые причитания Онни. И философствования, показавшиеся ему
тогда неуместными, и кислую физиономию друга, намекавшую на то, что этот
вечер для него закончится с двумя пальцами во рту, если не в луже
собственной блевотины. О да, Онни уже отыграл свою партию.
говорил. Лишь шелест волн, на который так похож иногда чистый пиннаринский
говор.
Лайна. Когда его взгляд скользнул по опустевшим книжным полкам, ему
вспомнился Гастрог. А затем вспомнилось, что он уже никакой не Гастрог. А
просто хладный труп. Как, собственно, и Онни уже не Онни. И Канн тоже. Так
и не дослужились до рах-саваннов. Как, собственно, и Амма с Тэ-ном уже не
слуги. А обыкновенные трупы в Чертоге Усопших.
или два назад о том, что Свод, тот Свод Равновесия, которому все они
приносили простодушные клятвы, мало-помалу перестает быть тем идеальным
Сводом, что блюдет чистоту и неизменность вещного мира по заветам Инна оке
Лагина. Сводом, оберегающим истину. И князя. А что - князь и истина суть
есть одно и то же? Почему "во имя князя и истины", а не "во имя истины и
Эгина", например? Князь - человек, и он, Эгин, - тоже человек.
перерождение требует человеческих жертв. И оно находит и забирает их -
Онни, Гастрога, других. Неизвестных ему. Быть может, не слишком честных,
не слишком искренних и вовсе не благородных. Но все же людей. И, увы, это
перерождение в любой момент может потребовать в жертву рах-саван-на Опоры
Вещей по имени Эгин. Это он понимал.
Например, о каком таком "та-лан отражении" толковал пар-арценц Опоры
Писаний?
десять лет, знает ответ на этот вопрос. А он - нет. Наверное, если бы он,
Эгин, служил в Опоре Писаний, а не в Опоре Вещей, он бы тоже знал. Ибо
"отражение" - это уж наверняка не вещь. Не предмет. И не зеркало. Вообще
хороший вопрос для философского трактата: есть ли отражение в зеркале
некая вещь, милостивые гиазиры? Хм, Шилол его знает...
быстротой, мозги, казалось, снова начали медленно плавиться и растекаться.
"Нет, на сегодня хватит!" - возопил Эгин и был готов повалиться на койку,
как вдруг у изголовья обнаружил свой сарнод, непонятно зачем накрытый
грубым войлочным одеялом, как если бы это была подушка. Беззубая шутка -
вполне в духе Иланафа.
меланхолической задумчивости открыл его и заглянул внутрь. Все на своих
местах. А вот и коробочка с серьгами Овель. И скомканная бумага с
раскрошенными печатями.
тоска накатила на Эгина из потаенных глубин бытия. Или из его потаенных
высот. Овель. Да жива ли она, эта госпожа-плакса? Что с ней? Случится ли
ему еще раз слиться с ней в танце великого единства? Случится ли ему найти
еще что-нибудь, что было бы связано с ее именем? Знает ли о ней
Дота-нагела? Или, быть может. Знахарь? Как всегда, больше вопросов, чем
ответов. Эгин положил одну из серег на ладонь и поцеловал ее. Теперь он
отчего-то не сомневался уже в том, что серьги прислала ему именно Овель.
Никто другой, кроме нее. Как память о быстро-летящей ночи, начавшейся для
них на Желтом Кольце, продолжившейся в фехтовальном зале и окончившейся
под кисейным балдахином? Как знак признательности? Или как плату за
услуги?
нечто иное, но Эгин вынул из сарнода шелковый шнур, продел его в застежки
серег, завязал шнур узлом и повесил получившееся ожерелье на шею, опустив
усыпанные сапфирами клешни под рубашку. "Пусть думают что хотят", -
огрызнулся Эгин невидимому критику. "У нас тут не Свод Равновесия, в конце
концов!" Что-то подсказывало ему, что он нашел серьгам Овель самое
правильное применение.
гада, Эгин задул светильник и погрузился в беспокойный сон.
языке, на губах. Что-то щекотливое и тоже весьма холодное струилось по
животу, по груди, по ребрам. Он определенно тонул.
дело совершенно
находился в каюте Арда оке Лайна, а каюта все еще находилась на "Зерцале
Огня", а "Зерцало Огня", судя по всему, все еще скользило по водной, глади
моря Фахо и тонуть не собиралось.
ветер вкупе с отблесками утреннего солнца. Перед ним стоял матрос - тот
самый, который вчера днем бегал сообщить "инспекции" о его, Этана,
приходе. В его руках был внушительных размеров кувшин. Порожний,
разумеется.
таким мертвецким, извините, сном, что... - матрос смог только улыбнуться и
продемонстрировать кувшин, у горла которого дрожали несколько капель
морской воды.
последних суток пошли на пользу во всех смыслах. - Подожди меня за дверью,
я оденусь, и пойдем.
форта. Корабль преображался на глазах. Вдоль обоих бортов матросы
устанавливали широкие полноростные щиты, обитые медью. Быстро снимались
паруса. Нижние полотнища на обеих мачтах были уже опущены на палубу вместе
с реями, и теперь матросы сворачивали их, словно гобелены, готовясь
упрятать паруса в кожаные чехлы, смоченные водой. "Все, что может гореть,
- не должно гореть" - таково было самое простое и самое полезное
наставление Морского устава. Поэтому палубу обильно поливали морской водой
из исполинских двухведерных бадей, подаваемых двумя носовыми подъемниками.
собою одну огромную, задиристо приподнятую надстройку. Эгин еще во время
своего первого посещения "Зерцала Огня" приметил там какие-то угловатые
сооружения, смотревшиеся инородно и противоестественно. И вот теперь с
этими сооружениями происходило нечто - они раскрывались, словно бутоны
неизвестных цветов.
корму, "бутоны" уже раскрылись полностью. Вместо них на палубе - по две на
каждый борт - отливали превосходной бронзой длинные трубы, установленные
горизонтально и снабженные заметными утолщениями у основания. С другой
стороны трубы имели отверстие размером с человеческую голову. Эгин видел
их первый раз в жизни, но сразу догадался - это пресловутые "молнии Аюта",
о которых ходило столько загадочных слухов и о которых почти никто не знал
ничего достоверного. Этану было известно, что эти трубы с чьей-то легкой
руки называются "стволами" (хотя они и не были похожи на стволы деревьев),
и еще он знал, что само по себе это оружие не имеет особо выдающейся
ценности. Но если при нем находится тот, кто знает нужные слова и знаки...
а колеса находились в окованных бронзой желобах, проходящих по палубе.
Сейчас прислуга как раз откатывала по ним "молнии Аюта" назад. Из трюмных
погребов наверх подавались причудливые железные клети с круглыми
металлическими шарами и продолговатые шелковые мешочки, в которых, как
вполне справедливо предположил Этан,-находилось огнетворное зелье - что-то
наподобие смолотого в порошок "гремучего камня" древних легенд. В
жаровнях, где покоились длинные железные прутья с деревянными ручками,
поспешно раздували угли.
вашими питомцами, Самеллан, что совершенно не замечает ничего вокруг!
жестоким сражением. Голос принадлежал Дотанагеле и доносился откуда-то
сверху.
на семь локтей, собрались почти все вчерашние собеседники. Дотанагела,
Знахарь, Иланаф, Самеллан, а также палубный исчисли-тель, чье имя все
время ускользало даже от профессиональной памяти Эгина. Не хватало только
Авор и Вербелины.
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Куликов Роман
Володихин Дмитрий
Вронский Константин
Махров Алексей