Чтение 26–й страницы книги ~Пути Звезднорожденных~

Ведомые страхом быть услышанными, они столпились в дальнем углу Обители. Подальше от трупов, да и от Диорха...

- И чего батя так нервничает? - это снова был Лоскир.

- Может, придуривается, надуть нас хочет? Как Леворго? - понизив голос, предположил Двайр.

- Не-а. Батя с нами честно играет. Что обещал - все...

Но не успел Шотор договорить, как все звуки в Обители Диорха на секунду пропали и она, всего на одну, но зато на очень памятную секунду, погрузилась в полное безмолвие.

Это была отнюдь не банальная "тишина", когда просто-напросто никто не шумит, не кашляет и не болтает. Это было полное отсутствие каких бы то ни было звуков. И каждому из хушаков вдруг со всей полнотой сопутствующих эмоций показалось, что его поразила глухота. Другие шевелят губами и что-то явно говорят, а ты не слышишь...

- Мама! - заорал Сав.

- Е-мае! - взвыл Нальк.

- Что за херня? - прошептал Шотор.

Но не успели хушаки как следует устрашиться своей мнимой глухоты, как лавина звуков, что ворвались в их разверстые уши, принесла с собой новую, неожиданную волну первобытного, стихийного страха.

- Бунт? Что это вы там задумали, мальчики? Чего по углам прячетесь?

- А вот и батя... - сказал Фарг.

- Повело кота на блядки, - вполголоса сказал Лоскир. - Сейчас опять нас воспитывать начнет...

Октанг Урайн приближался к хушакам со стороны Шара с необычайным, будто бы ледяным мечом в правой руке.

Это было весьма неожиданное явление - Урайн пробыл в Шаре не более пяти, ну от силы семи коротких колоколов. Сами хушаки представляли себе странствия в Диорхе делом более длительным и хлопотным и ждали "батю" к ужину.

Но было еще кое-что достойное удивления. "Батя" вернулся из Диорха, мягко говоря, не совсем похожим на самого себя.

Теперь "батя" был молод. Точнее, имел совершенно неопределенный возраст. То ли ему сорок, то ли ему двадцать пять - все никак не мог решить Лоскир.

Где-то там в Диорхе Урайн навсегда расстался со своим старым телом - телом Сделанного Человека. Больше он не был лыс - теперь его голову украшала причудливая прическа из тысячи прихотливых косиц, в каждой из которых тускло поблескивали бусины.

Если бы кому-то из хушаков было не лень штудировать "Страны и Народы", он бы тотчас же определил, что "батина" прическа была типичной для герверитов царских кровей...

Теперь Урайн был одноух. Правда, отсутствующее ухо довольно сносно маскировали все те же косицы. Зато другое, присутствующее, было у всех на виду. И в нем нестерпимо ярко горел зеленый изумруд. Неземное сияние, казалось исходившее из самого сердца камня, пробирало хушаков почти до костей, внушая страх, покорность и благоговение.

Бордовый плащ с изумрудной каймой и изумрудным же подбоем придавал в целом неказистой фигуре Урайна статности.

В левой руке Урайн нес что-то тяжелое. Но что именно - хушакам не удалось рассмотреть, ибо ноша была накрыта полой плаща.

Хушаки настороженно молчали.

- Что-то я не услышал пока ответа. Неужто и впрямь заговор?

- Нет, батя, никакого заговора нету. Мы тут просто побазарили о своем... - начал выкручиваться Лоскир.

- Просто обсуждаем, что делать дальше.

- И чего бы вам хотелось делать дальше? - спросил Урайн. Его новый, или, точнее, улучшенный старый голос со знакомыми интонациями стал несколько более глубоким и вкрадчивым.

- Мы хотим, чтобы ты сделал нас дионагганами, батя. Как было обещано. А потом посмотрим, - с нарочитой непринужденностью сказал Шотор.

- Именно за этим я здесь. Надеюсь, я отсутствовал не слишком долго? Вы, наверное, успели тут проголодаться?

- Нет, батя, мы только и успели, что перемыть кости этим козлам, - Нальк указал на мертвых диоферидов.

- Что ж, тогда пусть Лоскир подойдет ко мне, - благосклонно сказал Урайн.

- Я? - переспросил Лоскир.

Урайн кивнул. Его рука, держащая нечто под полой плаща, подалась немного вперед.

Лоскир пожал плечами.

- Меня что, собираются принести в жертву? - спросил он, ребячливо кривляясь.

- Не говори ерунды. Мне не нужны никакие жертвы. Ты будешь первым среди дионагганов, мой мальчик, - сказал Урайн и, приблизившись к хушаку почти вплотную, запечатлел на уже не мальчишеских и еще не мужских губах хушака поцелуй.

Лоскир стал лепетать что-то невразумительное о своей безграничной благодарности, Урайн вынул из-под плаща меч.

Короткий и с виду совершенно обыкновенный меч. Однако душе Лоскира этот клинок был во сто крат милее "облачного клинка" или Поющего Оружия. Это был один из мечей, обещанных Леворго своим несостоявшимся воспитанникам.

Еще пять мечей, сделанных Леворго для сынов Шара, висели в ножнах на левом боку властелина.

- А теперь ты, Шотор. Ты ведь согласен править миром вместе со мной? - Урайн улыбнулся.

- Я завсегда, батя...

Все-таки вещный мир, при всех своих недостатках, имеет одно неоспоримое преимущество - здесь достаточно глупцов, чьи восхищенные глаза делают твое мнимое сияние и мнимое величие подлинными. Вот о чем подумал Урайн, искоса наблюдая за тем, как глаза хушаков наполняются слезами благодарности.

- И еще одно: отныне зовите меня Властелином, - сказал он напоследок.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЗВЕЗДА И ЗАКАТ ВЛАСТЕЛИНА

ГЛАВА 13. ГЕРФЕГЕСТ

Хармана правила к Поясу Усопших. Она позволила себе передышку только вечером, когда Лорк остался далеко позади.

За время, проведенное в плену, Хармана несколько подотстала от жизни. Кто остался с Гамелинами, а кто пошел против них? Что вообще творится в Синем Алустрале? На чьей стороне император? Выжил ли Октанг Урайн и если выжил, то куда направился? Ответов на эти вопросы Хозяйка Гамелинов не знала.

Хармана была твердо уверена лишь в том, что доверять можно Лорчам, ни разу не нарушавшим клятву верности, данную ими некогда Дому Гамелинов.

Но земли Лорчей лежали далеко на севере. А впереди, на пути к Поясу Усопших, находился лишь мертвый архипелаг Лорнуом.

Некогда он принадлежал Пелнам. Потом туда пришли корабли Гамелинов - их привел Стагевд. Гамелины сотворили с Лорнуомом то, что Стагевд обещал сотворить с Лорком и прочими владениями Дома Пелнов, если только те не присоединятся к союзу против Ганфалы.

"Темное пламя" и "кричащие девы", накачанные магией Стагевда, сделали свое дело - из созвездия плодородных островов с мягким климатом, Лорнуом превратился в череду мрачных безлюдных скал, торчащих посреди моря черными маяками. Разумеется, после вылазки Гамелинов Лорнуом больше не принадлежал Пелнам. Но и к Гамелинам не перешел, потому что владеть там было нечем.

Таким образом, формально Лорнуом не принадлежал никому. А фактически - принадлежал контрабандистам.

Те, кто имел с контрабандистами дело из соображений выгоды (а таких было немало), предпочитали звать их вольными торговцами.

Ненавистники, львиную долю которых составляли счастливцы, все-таки "соскочившие" с дым-глины именовали их "трюмными крысами".

Сами себя они называли ласково - "лорнуомская братва".

У них были города и деревни. А точнее, скопища безобразных построек, именовавшиеся городами и деревнями за отсутствием иных подходящих слов. У них была власть - власть железа и силы. И были законы, над которыми главенствовал очень простой принцип: "Если враг вырвал тебе волос, сними с него скальп вместе с головой".

И контрабандисты жили по этим законам.

Они никогда не пьянствовали. "Лорнуомская братва" не брала в рот ни гортело, ни бражки. У них было кое-что получше. Например, дым-глина, которую они истово собирали в Поясе Усопших, не зная страха, для себя и на продажу.

Дым-глина делала тело легким, а ум свободным. Она открывала тайны и помогала преодолевать преграды. Она делала доступными иные миры и освобождала душу от печалей.

Но дым-глина не была бескорыстной дарительницей. Тот, кто дружил с дым-глиной, редко засиживался под Солнцем Предвечным больше, чем на пару-тройку беспокойных, упоительных и красочных лет.

Именно поэтому все контрабандисты были молоды.

Хармана стремилась в Пояс Усопших, ибо гадание на серебряной чаше, которое она умудрилась совершить в Лорке, подарило ей видение разрушенного города, которого она никогда ранее не видела.

Но "не видела" в данном случае отнюдь не означает "не знала".

Поразмыслив над тем, что некогда рассказывал ей о Поясе Усопших Герфегест, она пришла к выводу, что знает как зовется это угрюмое нагромождение исполинских руин.

"Это -Денница Мертвых!" - решила Хармана. В этом городе уже очень давно не селился никто, кроме теней и пустоты.

Герфегест, о судьбе которого спрашивала Хозяйка Гамелинов, взывая к предсказательным магиям Пути Стали, отражался в окаменевшей воде чаши словно бы в зеркале. Он сидел у колодца. Интуиция подсказывала Хармане, что этот колодец находится в центре города. Герфегест тревожно всматривался в горизонт, облитый лиловым варевом догорающего заката. Такие закаты бывают только в Поясе Усопших.

Тогда Герфегест был еще жив. Гадание свершалось всего лишь два дня назад, а стало быть, рассуждала Хармана, у нее еще есть шансы застать Герфегеста где-то поблизости.

Денница Мертвых была расположена вдалеке от побережья. Этот город лежал на пути, соединяющем Врата Хуммера со Старым Портом Калладир. Даже если они с Элаем достигнут Калладира на "морской колеснице", дальше им придется идти посуху. Неделю. Десять дней. Или, быть может, месяц?

Это значит, им нужен проводник или на худой конец карта, вода и хоть какая-нибудь пища. А разыскать все это было негде. Разве только на островах Лорнуомского архипелага.

Но как встретят опальную Хозяйку Гамелинов контрабандисты?

- Госпожа Хармана, мне кажется, я вижу остров! - робко сказал Элай, преданно глядя на Хозяйку Гамелинов, холодность которой приводила его в отчаяние.

- Ты и в самом деле видишь его. Без всяких "кажется", - устало вздохнула Хармана и направила "морскую колесницу" к Лорнуому, разумно предпочтя общество контрабандистов смерти от жажды в обществе своего опостылевшего любовника.

- Гляди-ка, к нам тут благородные пожаловали! Небось тоже раскумариться хотят, - пробасил заросший щетиной мужичок, похлопывая по тощим ягодицам свою чумазую подружку. Его звали Манга.

Пока "морская колесница" со скромным императорским гербом на боку причаливала, они занимались любовью прямо в лодке, мерно покачивавшейся на волнах у крохотного причала из десятка полусгнивших бревен.

На вид парочке было лет по тридцать, хотя Хармана была уверена - на самом деле обоим любовником едва ли исполнилось восемнадцать.

- Ты хоть прикройся что ли - а то разложила тут свои причиндалы...

- Угу, - отвечала девушка, закрывая грудь и живот обтерханной дерюжкой. Сообщение любовника не сподвигло ее даже на то, чтобы поднять голову и полюбопытствовать Фелиб, как и многие любители дым-глины, была совсем-совсем не любопытна.

- Ты че, даже посмотреть на них не хочешь?

- Не-а.

- Ну ты и дура! Ты хоть "морскую колесницу" видела когда? - не унимался Манга, во все глаза наблюдая за тем как Хармана, стоя у "воротила", управляется с двумя чудовищной величины тварями

- У-гу.

- Ну и как - скажи клево?

- Не-а.

- Что б ты сдохла, Фелиб! Даже поговорить с тобой не о чем! - Манга раздраженно сплюнул выпрыгнул из лодки на пристань, благо Хармана и Элай были уже совсем близко.

- Эй! Эгегей! Не боись! Причаливай! - закричал он.

По всему было видно, что Элай и Хармана отнюдь не морская стража Пелнов, а значит - почти друзья. Хотя какие могут быть друзья у контрабандистов?

- Ты...Ты Хозяйка? - спросил ошарашенный Манга, когда его взгляд упал на перстень, украшающий руку Харманы.

Перстень, в котором сиял огромный алмаз, являлся знаком главенства над Домом Конгетларов. Десять лет назад Хармана и Герфегест, последний из Павшего Дома Конгетларов, обменялись перстнями в знак равенства их союза.

- Да, Хозяйка Гамелинов, - кивнула Хармана. - И Конгетларов тоже.

Впрочем, Манга освоился с этой умопомрачительной новостью очень быстро. В самом деле, дым-глина показывала ему и не такое. В его скромной лачуге бывали Хозяйки и позабористей.

- А я - Элай. Из Сармонтазары... - представился юноша, озирая крохотное поселение, состоящее из пяти неопрятных домиков, крытых сушеными водорослями.

Манга не был одним из тех невежественных рыбаков, что предпочитают вести беседы, не удаляясь от своей лодки. Ему были ведомы нравы аристократов столичных трущоб. Он видел много благородных в столице и вдосталь насмотрелся на их церемониальные расшаркивания. За то его и прозвали Столичным Щеголем. Он бы и сейчас здесь не сидел, если бы не эта проклятая история с его друзьями, которые с месяц назад подобрали в Поясе Усопших какую-то чудную девку по имени Син, а она возьми и сдохни. Ну им все было хихоньки да хахоньки - пустили по кругу, пока теплая. Только он один, Манга, отказался - своя Фелиб под боком и, хвала Намарну, живая. Потом все врубили по дым-глине и о девке позабыли. Наутро продрали глаза - девка все еще теплая. Позубоскалили - и снова по кругу. Манга им - "все, завязывайте, отдайте на прокорм крабам", а те к ней вроде как привязались. В общем, дурни, поплыли в Лорк дым-глину сбывать, а девку с собой взяли. И с концами - ни друзей, ни девки. Одни знакомые рыбаки из Лорка недавно приволоклись вместе пыхнуть после доброго лова, от них и узнал - погорели они. А за то, что с девкой дохлой валандались, выдал им Тай-Кевр по самые не балуйся. В общем, ясно, эта Син всех сгубила. Рыбаки еще потом клялись Яростью Вод Алустрала (вроде благородные!), что девка эта живехонькой оказалась. Так Манга им, чтоб не клялись всуе, насовал по наглым дыням от души. Даром, что один против четверых...

В свете всех этих печальных событий появление Хозяйки далекого северного Дома показалось суеверному Манге загадочным, но добрым знаком. Он еще не вполне понимал, какую выгоду сможет извлечь из этой встречи, но чувствовал, что выгода будет. А с теми, кто несет выгоду - будь вежлив. Вежлив до тех пор, пока не улучишь удобного момента выпустить им кишки.

- Прошу в мой дом, - сказал Манга, отвешивая радушный и вполне столичный поклон Хармане и ее спутнику.

- Фелиб, вставай! Надо гостей принимать! - крикнул он через плечо своей подружке.

- Угу, - послышалось в ответ.

- ...Итак, мне нужны еда, вода и карта. Помоги мне и ты не будешь жалеть о том, что поступил так.

Манга почесал пятерней затылок. Слишком многого хочет эта высокородная беглянка.

- Хм... А что ты заплатишь, госпожа? - поинтересовался он и в его карих глазах заиграли искорки вполне умеренного своекорыстия.

Как ни странно, этот вопрос застал Хозяйку Гамелинов врасплох. Она давно отвыкла платить собственноручно за что бы то ни было. Впрочем, никогда особенно и не привыкала. Будучи не просто "благородной", а благороднее всех благородных Гамелинов, Хармана впитала кое-какие дурные привычки вместе с молоком матери, которая, как и она, была Хозяйкой Дома. Платить? Но на то существуют распорядители, казначеи и прочая дворовая шушера. Руки женщины, которой ведом Путь Стали, не должны быть запятнаны прикосновениями к презренному металлу.

Но теперь, похоже, от нее требуют именно его - этого самого металла. Золота. Золотишка. Рыжняка.

- Не подождешь ли ты до нашего возвращения? - спросила Хармана. - Слово Хозяйки, ты получишь сполна и даже больше. Деньги привезут тебе мои доверенные люди...

Рот Манги скривился в недоброй ухмылке.

- Не подожду, Хозяйка. Я не могу ждать долго. Тем более, я не могу ждать вечно. Ведомо ли тебе, Хозяйка, что тот, кто следует в Пояс Усопших, обычно обрекает своих кредиторов именно на вечное ожидание?

- Резонно, - отрезала Хармана.

Она осмотрела себя с головы до ног. Ничего. Ровным счетом ничего, кроме прекрасного тела.

"Но расплачиваться с этим мужланом своим телом - это чересчур. Его проще убить".

И если бы только Харману не тошнило при одной только мысли об очередном бессмысленном убийстве, она бы уже давно прикончила и Мангу, и его не отличавшуюся разговорчивостью подругу.

Впрочем, у Харманы был перстень Конгетларов. Никто из Пелнов, обыскивавших ее, не решился посягнуть на него, ибо под небом Синего Алустрала алчность никогда не переходит некоторые границу, по другую сторону которой лежат Перстни Хозяев Домов. Люди Алустрала были уверены - над тем, кто посмеет присвоить себе Перстень, будет тяготеть тяжелое проклятие.

Перстни Хозяев не продаются. И дарить их можно только равным. Нет, Манга не возьмет перстня Конгетларов, даже если Хармана предложит его в уплату за бурдюк с водой и мешок пшена. Он не сумасшедший... "Но чем же в таком случае с ним расплачиваться?"

- Хармана, возьми вот это, - воцарившуюся тишину нарушил голос Элая.

Он держал в руках шикарный женский браслет из черных камней. От браслета разило странной, нездешней магией - Хармана не могла понять какой именно. "Надо полагать, той, что в ходу на его, Элая, родине?"

Хармана осторожно приняла браслет и повертела его на пальцах. Да, весьма дорогая вещица, способная украсить шкатулку любой модницы, хотя она, Хармана, не одела бы его на руку ни за какие блага мира. Какая-то пугающая, неживая мощь неслышно клокотала внутри черных камней. Какая-то неведомая злая сила таилась в них.

Хармана, едва сдерживая накатившее на нее отвращение, бросила странный браслет на стол перед Мангой. "И как он только сохранился у Элая в плену после всех перипетий?" - подумала она, делая Манге знак - дескать, бери, не бойся.

Браслет понравился Манге. Похоже, ничего подобного той глубинной тревоге, которую только что испытала Хармана, соприкоснувшись с черными камнями, Манга не испытывал и в помине. Он был заворожен браслетом - еще бы! Золотишко, камушки, хорошая работа (после жизни в столице Манга был уверен, что знает в этом толк).

Хармана украдкой бросила на Элая взгляд, исполненный одобрения. Впервые с того самого вечера в Наг-Нараоне, когда четверо Пелнов устремились к ним с оружием в руках, она почувствовала к Элаю нечто вроде нежности.

- Это пойдет, хозяйка, очень даже пойдет! - ощерился Манга и тут же скрылся за дверью, из-за которой доносились навязчивые кухонные запахи - его подруга стряпала ужин. - Ты глянь, Фелиб, ты глянь какая вещица! Неплохо за мешок пшена, ведь скажи неплохо?