Чтение 26–й страницы книги ~Магистр~

горцев не увидел в них угрозы своему миру.

Четверо мужчин в темных длинных балахонах с глубокими капюшонами и одна
женщина в такой же одежде, только белого цвета, вместе войдя в горы через одно
из ущелий, разделились и брели поодиночке в разных направлениях. Казалось, они
сами не знали цели своего пути. Но это было не так.

Каждый из этой пятерки нашел свое место в горной стране. Один из них
вышел к слиянию двух самых крупных горных рек, единственному месту, где было
вдоволь воды, и прямо на берегу поставил шалаш. Второй набрел на старый, давно
заброшенный подземный лабиринт, оставшийся от одного из магов, и поселился в
нем. Третий нашел маленькую расселину между скал и выкопал там землянку.
Четвертый непонятным образом оказался на вершине неприступной скалы и принялся
в одиночку вырезать в ее теле жилище. Женщина ушла дальше всех, к последнему
перевалу у самой Границы.

Там она уселась на плоский осколок белого мрамора и замерла, пристально
разглядывая пространство перед собой.

А через несколько дней в горы потянулись люди. Сначала их было немного,
но с каждым днем их число увеличивалось. Они шли по следам первой пятерки,
выбирая для себя дорогу по непонятным для посторонних признакам. Они казались
такими же слабыми и не готовыми жить в горах, но, несмотря на это, упорно брели
за своими вожаками и, придя на место, начинали возводить дома, сараи, склады,
обносить все эти постройки стенами. И еще они учились. Те, кто пришел в горы,
первыми учили своих последователей постигать Суть.

Несколько лет настоящие хозяева гор не обращали внимания на незваных
гостей. Правда, и те старались не вмешиваться в жизнь гор, но невольно делали
это.

Там, где не хватало питьевой воды, новые жители рыли глубокие колодцы
или с помощью магии выводили водные жилы на поверхность. Они дробили скалы,
выравнивая каменистые плато, устилали их слоем плодородной земли и устраивали
огороды, а иногда даже сады. Но самое главное - к ним, в их монастыри,
потянулись вереницы гостей. Горы перестали быть тихим, спокойным убежищем. Они
становились местом паломничества!

Самое страшное началось, когда стадо одного из местных пастухов набрело
на огород монастыря, названного Стелящийся Поток. Козы объели все молодые
сочные побеги, ведь пастух считал, что его животные вправе жевать все, что
растет в его горах. Но и стадо, и пастух не ушли далеко от потравленного
огорода. Едва они сошли с нанесенной волшебством плодородной земли, как тут же
обратились в камни.

Но кто-то видел это ужасное колдовство и весть о нем разнеслась по
горам с быстротой грязевого селя. Она потрясла всех горцев. Уже через два дня
под стенами монастыря Стелящийся Поток, у слияния двух рек, появилась ватага из
четырнадцати человек во главе с одним из самых молодых магов. Поздно вечером
они незамеченными прошли по мосту через малую реку и ворвались в монастырь.
Двадцать шесть монахов легли мертвыми под ножами мстителей, и только настоятеля
им не удалось отыскать. После учиненной резни они захватили в монастырских
покоях все самое ценное, а, монастырь подожгли.

Когда они, покинув полыхающие постройки, были на середине моста, с
монастырской стены послышался зовущий крик. Они обернулись и увидели темную
высокую фигуру настоятеля. Ватажники застыли на месте, пораженные жутким видом
этой призрачно-черной тени на фоне дымного зарева пожарища. А настоятель поднял
вверх руки и, перекрывая рев пламени, прокричал короткое проклятие. В ту же
секунду мост под ногами горцев исчез, и они рухнули в воду.

Была поздняя весна и никто из оказавшихся в воде особенно не испугался
- плавать умели все, да и речка была узкая и неглубокая. Но они напрасно
надеялись спастись. Едва только все четырнадцать вынырнули на поверхность, реку
сковало льдом и несчастные вмерзли в него, пораженные жутким холодом. А льдину,
промерзшую до самого дна, спокойно обтекала теплая весенняя речная вода.

Они жили еще трое суток. И все трое суток высоко над ними на
монастырской стене черным изваянием стоял настоятель сгоревшего монастыря,
наблюдая за муками замерзающих людей. Предводитель ватаги пытался с помощью
магии освободить своих товарищей, но все его усилия оказались тщетны -
Искусство настоятеля было намного выше его возможностей. Горный маг умер
последним, пережив смерть каждого своего товарища. Так монастырь погиб от огня,
а те, кто его сжег, погибли от стужи.

А после того как замерз насмерть последний из нападавших, настоятель
повернулся спиной к реке и спустился на пепелище. Страшная льдина растаяла и
четырнадцать трупов унесло текучей речной водой.

Это была единственная победа горцев над монастырями... Если случившееся
можно назвать победой.

Стелящийся Поток отстроили заново на том же самом месте уже через
полгода. А между горцами и пришлыми монахами началась самая настоящая война. И
не важно, что воюющие стороны были очень малочисленны, война от этого не
становилась менее ожесточенной и кровопролитной. В этой смертельной войне
нападающей стороной всегда были жители гор, но они же всегда становились и
стороной побежденной.

Вначале, вдохновленные примером своих четырнадцати погибших
соплеменников, горцы пытались атаковать и уничтожить построенные монастыри. Но
больше ни разу им не удалось подобраться незамеченными к стенам монастырей.
Более того, их отряды, появлявшиеся вблизи этих построек, обязательно попадали
под камнепад или оползень, а иногда проваливались в занесенные снегом бездонные
трещины. Не помогало ни прекрасное знание горных тропинок, ни веками
выработанное чутье, ни самые надежные приметы. Казалось, сами горы ополчились
на своих детей.

Потом, поняв, что уничтожить монастыри они не смогут, горцы попробовали
уничтожать караваны паломников, направлявшихся к монастырям. Однако паломники
неожиданно меняли свой маршрут и, словно заранее предупрежденные, уходили от
приготовленных засад, либо караваны были прикрыты столь мощными магическими
щитами, что горцы ничего не могли им противопоставить.

Наконец, после трехлетних столкновений, народ гор решил раздавить хотя
бы один из ненавистных монастырей, разрушивших их привычную жизнь.

Для выполнения этого плана горцы собрали все имевшиеся у них силы. А
сил этих было всего четыреста восемьдесят человек, включая полтора десятка
мальчиков и девочек, не достигших пятнадцатилетнего возраста. Возглавили этот
отряд последней надежды четыре оставшихся в горах мага. Именно они решили, что
объектом их атаки станет монастырь, обосновавшийся в старом подземном
лабиринте. Один из магов был учеником чародея, создавшего этот лабиринт, и
довольно хорошо знал его запутанные ходы.

Эта маленькая армия, прикрытая объединенным Искусством четырех магов,
незаметно подобралась к пещере, откуда начинался монастырский лабиринт.
Оказалось, что никто этот вход не охраняет. Горцы бесшумными тенями проникли в
пещеру и направились за своим проводником. Только три мага остались у входа в
лабиринт, чтобы в случае необходимости преградить дорогу внутрь монахам или
прикрыть отступление своих товарищей.

Трое магов ждали десять дней, но никто из проникших в лабиринт так и не
вернулся. А на исходе десятого дня, когда солнце повисло над вершинами гор, на
дорожке, ведущей к входу в пещеру, появился одинокий путник. На нем был надет
такой же темный балахон, как на большинстве монахов, но круглое, уже немолодое
лицо было добродушно и улыбчиво. Усевшись на камень прямо возле входа в пещеру,
он расстелил рядом большой чистый платок, разложил на нем нехитрую снедь и
легкое вино. Притаившаяся у входа в пещеру тройка прикрылась заклинанием
невидимости, но этот старик все равно сразу же их разглядел и с усмешкой
предложил последним магам гор присоединиться к своей трапезе. И те, удивляясь
сами себе, вышли из-под своего магического прикрытия и уселись вокруг салфетки
незнакомца.

Он с аппетитом жевал вяленое мясо с густо посыпанным солью хлебом,
прихлебывал из глиняной кружки вино и веселыми глазами разглядывал своих
"гостей". А горцы удивлет" но таращили глаза на старика. И им было чему
удивляться. Они видели старика, слышали, как он дышит, прихлебывает, говорит,
от него даже исходил слабый запах - запах здорового человеческого тела, но
когда они пытались коснуться его магическим импульсом, встречали... пустоту.
Старика не было! А между тем мясо, хлеб и вино, которые этот странный монах
поглощал, были самыми настоящими.

Наконец старик закончил свою трапезу, убрал оставшиеся припасы и
свернутую салфетку в сумку. Затем он повернулся к молчащей троице, и лицо его
было сурово, а в глазах плескалась неизбывная печаль.

- Я не хотел зла народу гор... - Голос старика подрагивал от скрытой
муки. - И если бы вы не объявили войну монастырям, вас никто бы не тронул!

- Мы хозяева этих гор и нам решать - кому здесь жить, а кому нет! -
глухо ответил старший из магов.

- Да, вы хозяева гор, - неожиданно просто согласился старик, но горечь
из его голоса не исчезла. - Однако вы не хозяева жизни. Вы не можете решать,
кому и как жить. Вы не можете безнаказанно отнять жизнь у других существ, тем
более у существ, которым предназначено спасти и вас самих. Поэтому как только
народ гор присвоил себе чужое право, он был обречен.

Старик замолчал и надолго задумался. А трое магов так же молча ждали,
что же он скажет еще, хотя уже поняли судьбу своего народа.

Наконец старик поднял голову и снова посмотрел на последних горцев.

- Я сделал все, что мог, чтобы спасти хотя бы кого-то из вас. Те, кто
спустился в глубь этой скалы, прошли сквозь древнее заклятие, которым один из
самых сильных чародеев, живших в этих горах, пытался укрыть свои тайны. Теперь
ваши люди вместе со своим проводником неподвластны Времени. Они будут блуждать
внутри скал, пока кто-то из вас троих не рассеет наложенное заклятие.

Но вам этого сделать не удастся до тех пор, пока не будет сыграна Фуга
для двух Клинков, двух Миров и одного Магистра. А чтобы у вас не возникло
глупого желания проникнуть в лабиринт до срока и вновь попытаться разрушить
хотя бы один из монастырей, вы потеряете свое теперешнее воплощение и будете
дожидаться своего часа в виде ловиков.

В этот момент солнце спряталось за вершинами и, как это бывает в горах,
на скалы опустились мгновенные сумерки. Старик встал над сидящими и враз
обессилевшими магами, и глаза его, потеряв свою печаль, стали
льдисто-безразличными. Он быстрым движением натянул на голову глубокий капюшон,