Чтение 26–й страницы книги ~Дикое поле~

Насквозь промочить! Бажен, Касьян - почему в рубахах? И вообще мужики: все, у
кого бронь какая есть - надевайте. Ножи, топоры, копья, вилы под рукой держите.
А коли еще справа какая есть - тоже хорошо. - Он широко перекрестился. - На
стены поднимайтесь, мужики. Татары идут.

Первые ногайские сотни, выбравшись наконец из реки на подсохшую дорогу,
домчались до окруженной земляной стеной с частоколом поверху крепости, на
почтительном расстоянии обскакали ее вокруг, ища слабое место, и в конце концов
остановились на небольшом взгорке на расстоянии двух полетов стрелы. Вокруг
укрепления везде плескалась во рву вода, а единственный подъезд к воротам был
сделан у угловой башни - как раз под прицелом узких высоких бойниц.

Вскоре к холму подошли еще около двух тысяч всадников, отчего
пространство под стенами превратилось темный, неразборчиво гомонящий
муравейник. Сюда же начал потихоньку подтягиваться и обоз. Едва подсохшую
прошлогоднюю траву нукеры начал застилать коврами, ставить решетчатые стенки.

В сопровождении двух сотен телохранителей, среди которых отдельным
небольшим отрядом гордо гарцевали нукеры Алги-мурзы, подъехали Девлет-Гирей и
Менги-нукер. Остановились перед возвышением. тотчас несколько нукеров принесли
от кибитки ковер, расстелили. Бей спустился с коня на толстый ворс, уселся в
центре ковра на поднесенную подушечку лицом к усадьбе.

- Когда мы проезжали здесь последний раз, Менги-нукер, на этом лугу не
имелось никаких укреплений. Русские плодятся, как полевые мыши. Не успеешь
оглянуться, как они уже вырыли себе новую нору прямо у тебя под шатром.

- Корчевать нужно, корчевать, - задумчиво пробормотал в ответ русский.

Почти вертикальная земляная стена, да еще частокол наверху. Получалась
стена почти в три человеческих роста. Да еще ров неизвестно какой глубины. И
ногайский бей, и Александр Тирц прекрасно понимали, что измученные трудным,
очень трудным переходом воины сейчас не способны забраться на такую стену, даже
если ее никто не станет оборонять. А русские явно готовились к обороне: над
частоколом тут и там мелькали простеганные мелкими ромбиками бумажные шапки,
железные шишаки, покачивались копья, рогатины, пики и даже вилы.

Внезапно от угловой башни расплылось белое облако, оглушительно
громыхнул выстрел, по траве у холма мокро зашлепала картечь. Тирц поморщился,
словно от зубной боли. Гирей тоже возмущенно замочи головой:

Разве султан разрешал продавать русским свои пушки?

- Это не османские стволы, - покачал головой Менги-нукер и раздраженно
плюнул. - Русские отливают их сами.

Теперь Тирц понимал, что попытка забраться стены с помощью лестниц
сулит заметные потери. никаких иных стенобитных или штурмовых орудий них не
имелось. Это же осознавал и бей Девлет - не так уж глуп он был. Правда, в
отличие от кандидата физических наук, он ведал еще кое-что: обожравшимся зерна,
ветвей кустарника, болотной тины и прочей дряни лошадям сейчас остро необходимо
сено. Он должны поесть не этой дважды перетухшей, померзшей и снова промокшей
травы, что расползается по ногами, а настоящего, хорошего, сухого сена. Должны
есть его дня два, а лучше три - иначе, как бы выносливы ни были татарские кони,
в войске передохли из-за вспучивания живота и колик не меньше трети лошадей. А
сено скрывается где-то там, за новеньким частоколом.

Девлет-Гирей зябко передернул плечами, покосился на стоящего у ковра
нукера. Тот кивнул, торопливо дошел до коня, поднялся в седло и поскакал
вперед, крепости, после чего дал шпоры и перешел на стремительный галоп:

- Русские, сдавайтесь! Вам не устоять! Нас много, нас тьмы и тьмы! Нас
тысячи и тысячи! Сдавайтесь! Сдавайтесь, иначе мы вытопчем ваши стены, разобьем
головы ваших детей и намотаем на копыта кишки ваших жен! Сдавайтесь, и мы будем
милостивы!

Сделав два витка вокруг крепости, запыхавшийся нукер гордо вернулся к
ковру и спрыгнул на землю. Тотчас, желая показать удаль, вокруг стен помчались
еще двое воинов:

- Русские, сдавайтесь! Сдавайтесь, вам же хуже будет! Сдавайтесь, коли
смерти не хотите!

Третий нукер, направившийся к усадьбе, оказался куда менее осторожен, и
вместо того, чтобы мчаться во весь дух, подъехал на расстояние выстрела шагом.
Тотчас в воздухе прошелестела стрела, и он, не успев произнести ни звука,
опрокинулся назад, широко раскинув руки.

Впрочем, других искателей острых ощущений это не остановило, и то один,
то другой отправлялись в смертельно опасную скачку:

- Сдавайтесь, русские! Все ваши соседи уже сдались! Сдавайтесь, не то
хуже будет!

В глубине души Девлет-Гирей надеялся, что засевшие за стенами защитники
не выдержат, что приглашающе скрипнут ворота, и неверные смиренно опустятся на
колени, отдаваясь на его милость. Иногда, говорят, такое случалось. Но вместо
изъявления покорности русские время от времени выпускали стрелы по
стремительным всадникам, и вскоре он утратил к крепости всякий интерес. Слава
Аллаху, у этой крепости решалось далеко не все.

Ногайские воины вымотались за этот переход, как никогда, но каждый из
них понимал: удача - в стремительности. Чуть помедли - и узнавшие про набег
русские попрячутся по схронам, как жирные байбаки И, обуреваемые азартом,
жаждой наживы, радостью от окончания скучного пути, татары мчались во все
стороны, разбиваясь на отдельные сотни и полусотни небольшие отряды, норовя
промчаться по каждой дороге и еле заметной тропе.

Первые встреченные деревни принесли одно разочарование: голые стены да
громко хлопающие незапертые двери.

Все пусто - разве только большие бочки оставили хозяева, да грубо
сколоченные лавки со столами. Но не потащишь же их в родное кочевье!
Пятнадцатилетний Саид-Тукай, пошедший в свой первый поход и, в отличие от двух
куда более взрослых сородичей, сгинувший в грязи, сгоряча даже захотел поджечь
селение, но Гилей-мурза успел вовремя схватить его руку:

- Не смей! Дым пойдет, окрестные деревни тоже попрячутся. Лучше дальше
скачи, слово о себе обгоняй.

Полусотня выметнулась на дорогу, уходящую перелесок, и принялась
погонять коней. Вниз с холма снова наверх - по правую руку показалась черная
полоса свежевспаханной земли. Татары повернули туда на ходу перехватывая копья
из-за спин в руки и опуская их остриями вперед, миновали полосу кустарника и
увидели впереди вороную лошадь, волочащую соху. А за ней мужика, в рубахе,
мокрой на спине от пота. Послышался отчаянный визг - это вскочила с
невспаханной стороны баба в платке и сарафане с длинным подолом, кинулась через
поле бежать.

Трое всадников сразу устремились за ней, а мужик развернулся, схватился
за топор, поджидая врагов.

- Бросай! - крикнул ему Гилей-мурза. Русский бросил - метясь ему в
грудь, потом схватился за нож, и один из воинов легонько ткнул ему в грудь
копьем:

- Все равно строптивым окажется.

Мужик осел на землю, подставив солнцу грудь с расплывающимся по
полотняной косоворотке кровавым пятном, а Гилей-мурза обрезал его коняге
постромки, вывел ее из оглоблей. Как раз подоспели и сородичи, один из которых
вез, перекинув через седло, непрерывно вопящую бабу. Ее перетащили на спину
захваченного коня, связали руки и ноги под брюхом.

- Ну, что?! - весело спросил Саид-Тукая мурза. - А ты боялся без
прибытка остаться. На, веди.

Полусотня помчалась дальше, но теперь молодой воин начал заметно
отставать: как ни дергал он потертые вожжи пахотного коня, тот упрямо не желал
переходить в галоп. В итоге в очередную русскую деревню татарин успел только
тогда, когда остальные воины уже метались из дома в дом, под забором выли две
привязанные к столбам ворот девки, а неподалеку недовольно сипел еще пленник,
руки которого были привязаны за спиной к пяткам.

Саид-Тукай привязал коня с уже добытой невольницей рядом, побежал во
двор искать добычу, и первое, что увидел, - большую кипу сена и собравшихся
вокруг коней, жующих ароматное хрустящее лакомство. Он вернулся к своему
скакуну, отпустил подпругу тоже завел во двор, отпустил и кинулся в дом.

Здесь уже зияли открытыми крышками, словно птенцы голодным клювами,
опустевшие сундуки, валялась рассыпанная по полу деревянная посуда, глиняные
осколки, орал, захлебываясь, рядом с окровавленной матерью младенец. Саид-Тукай
выхватил саблю, рубанул со всего размаха, и плач оборвался.

- Это зря, - негромко укорил из угла комнату Гилей-мурза. - Выросла бы,
тоже потом невольницей бы стала. Мы ведь сюда за урожаем ходим, а ты ростки
топчешь.

С этими словами он притопнул ногой, сдвинулся еще немного, опять
топнул, откинул стол, обнажил саблю:

- Иди сюда! Доску вот эту поддень... Молодой татарин спрятал саблю,
достал толстый нож для разделки скота, просунул его в щель, приподнимая доску,
перехватил ее, откинул в сторону. Внизу открылась глубокая нора.

- Ага, тайник! - обрадовался мурза, обежал кругом, заглянул внутрь и
разочарованно причмокнул языком: - Пустой... Надо дом запомнить. Если снова
сюда наедем, проверить не забудь.

После этого они аккуратно вернули доску на мест поставили поверх стол.

- В печь загляни, - приказал Гилей-мурза. Молодой татарин сдвинул
черную закопченную крышку, увидел два горшка с широкими горлышками.

- Сюда тащи, - заторопил его старший. - Есть охота.

Саид-Тукай скинул шапку, ее ушами обхватил ближний горячий горшок,
одним быстрым движением переставил на стол.

- Опрокидывай!

По столу потек густой, ароматно пахнущий мясной сок, рассыпалась
светло-коричневая крупа. Гилей-мурза принялся торопливо насыщаться, в первую
очередь выбирая из каши мясные кусочки, и новичок, после короткого колебания,
последовал его примеру. Вместе они умяли едва не половину кучи, осоловев от
сытости, после чего выбрались на улицу.

Кони уже успели подобрать все сено до последней травинки, а полусотня -
так же тщательно обобрать деревню. Перед распахнутыми воротами двора стояли три
телеги, с горкой заполненных тряпьем, медной посудой, различным столярным и