Чтение 26–й страницы книги ~Шатун~

- Слышал я, что вы Лесному богу урсов кланяетесь в медвежьем капище.

- А отчего не поклониться, - слегка смутился смерд, - если польза от этого будет всем.

- Зачем же вы тогда против Шатуненка пошли?

- А кто пошел-то? - удивился Доброга. - Наше дело маленькое, рассказали все как есть, получили серебро - и прощайте, люди добрые. Что мы, совсем без ума - связываться с сыном оборотня? С Молчунами пусть твой Бахрам воюет, они ему кровники.

- Это когда же он успел им насолить? - искренне удивился Ицхак.

- Двадцать лет назад убил он на Поганом болоте Веско Молчуна, - пояснил Доброга. - Такое в славянских землях не прощается. Ты Бахрама остереги, купец, смерть ныне ходит по его стопам.

- Бахрама в усадьбе нет, - сказал Ицхак, к великому разочарованию Доброги. - Пасет он ныне в радимичской земле одного человека. Вы о боярине Драгутине ничего не слышали?

- Где тот боярин, а где мы, - развел руками Доброга. - Так, говоришь, Бахрам здесь не появится?

- Вряд ли. У перса свои дела, у нас свои.

И вновь Ицхаку показалось, что смерд огорчился отсутствием Бахрама. Может, плату с него хотел взять за предупреждение об опасности?

- Это твои хазары, купец, ныне бродят по лесу?

- Какие еще хазары? - насторожился Ицхак.

- Видели мы с Малогой следы на снегу, - охотно ответил Доброга. - Более сотни всадников проехали вдоль Синего ручья. А куда они держали путь - не знаю.

Доброга покривил душой, да, впрочем, он не был откровенен с купцом с самого начала. Хазарскую сотню они с Малогой проследили и убедились, что, расколовшись на две части, они ушли полусотней на Заячьи выселки, а полусотней на Бориславову усадьбу.

Для Ицхака сообщение смерда явилось полной неожиданностью. Хазары могли быть только Митусовы, а это означало, что заговорщики не собираются ждать весны и готовы действовать уже сейчас.

- Не будем обременять тебя своим присутствием, купец, - коротко поклонился Доброга. - Если окажешься в наших местах - заходи, гостям мы всегда рады.

Жучин на любезное приглашение смерда ответил усмешкой, но поклон отдал. Смерды покинули терем весьма довольные, надо полагать, полученной платой, а вот Ицхаку доставленные ими сведения обещали уже в ближайшем будущем много хлопот.

Первой мыслью Ицхака было бежать в Хазарию под крыло кагана Битюса. Однако, сумеет ли каган в нынешней ситуации сам себя защитить - большой вопрос. Одного пока не мог понять Ицхак: почему заговорщики решили начать именно с радимичской земли? Если на стороне Митуса большая часть ганов, то не проще ли нанести первый удар в Хазарии, устранив кагана? Правда, смерть Битюса еще не означает торжества Митуса, ибо булаву он может получить лишь решением Большого веча, а значит, ему понадобятся голоса не только степных ганов, но и городских князей. Если Русь откажется признать Митуса каганом и перестанет вносить плату за защиту, то хазарские старейшины отвернутся от самозванца. За Битюсом, что ни говори, обычай: каганами были его дед и отец, а Митус в глазах многих просто выскочка. Или силы, стоящие за Митусом, успехом посчитают не столько устранение Битюса, сколько кровавую усобицу на землях Хазарии и Руси, а там как бог даст? Утвердится Митус на месте кагана - хорошо, а если нет, то обескровленные усобицей Хазария и Русь станут легкой добычей лиц, мечтающих здесь утвердиться. У Ицхака были основания полагать, что боярин Драгутин предупредил, Битюса о готовящемся перевороте. Но то ли каган не поверил даджану, то ли просто не рискнул поднять руку на самого могущественного гана Хазарии, отлично понимая, что это приведет к кровавой распре с непредсказуемыми последствиями. Однако если Митус потерпит поражение в радимичской земле, то заговор можно будет считать захлебнувшимся. Хазарские ганы от него отшатнутся. В сложившихся обстоятельствах устранение Драгутина вряд ли пойдет на пользу Ицхаку Жучину, хазарскому купечеству и кагану Битюсу.

Ган Горазд не вошел, а ворвался в горницу, прервав своим бурным появлением размышления Ицхака.

- Может, расскажешь мне, Жучин, о чем ты договаривался с Молчунами?

- Какими еще молчунами? - не понял ганского гнева купец.

- С теми, что ушли у нас сейчас между пальцев. - Горазд в ярости стукнул кулаком по столу, да так удачно, что опрокинул кубок с вином себе на колени.

- Эти смерды назвались Брылями, - усмехнулся Ицхак на ганскую незадачу. - Еще и серебро с меня стребовали, целых две гривны. Якобы ты их, Горазд, подрядил следить за Шатуненком.

- Серебро дал? - спросил ган, успокаиваясь.

- Дал.

- Засчитай эти гривны себе в убытки, - хмыкнул Горазд, - я их тебе возмещать не собираюсь.

- Это Доброга Молчун, - пояснил стоящий у порога Брех. - Знатный был в молодые годы кулачный боец. Мне лет десять назад намял бока в бойцовском кругу. Осташу он доводится дядькой.

- Понял теперь, зачем он сюда приезжал? - огорченно вздохнул Горазд. - Все вызнал и отвалил с серебром в мошне.

Ицхака хитрость Доброги не огорчила, а уж скорее позабавила. Зато ган Горазд был не на шутку расстроен происшествием.

- Теперь Осташ сюда не сунется, и все усилия гана Карочея пойдут прахом.

- Может, это и к лучшему, - спокойно сказал Жучин. - Устранив Осташа, ты тем самым окончательно переходишь в стан людей, интересы которых не совпадают с твоими. Я имею в виду Митуса, Моше и Борислава Сухорукого.

- Мы не собирались убивать Осташа. Карочею он нужен лишь для того, чтобы надавить на Шатуненка.

- Если Карочей вздумает давить на Искара, то Шатуненок, чего доброго, ему шею свернет, - усмехнулся Жучин.

- Скиф не дурнее нас с тобой, он выступит лишь посредником между мной и Искаром, а в уплату за Осташа мы потребуем от Шатуненка голову боярина Драгутина. Жаль, конечно, отпускать Осташа живым, но, согласись, голова даджана дороже.

- И ты думаешь, что Искар согласится на такой обмен?

- Так ведь Драгутин убил его отца, Лихаря Урса, - пояснил Горазд. - Во всяком случае, так утверждает ган Багун, единственный уцелевший сподвижник Лихаря. К сожалению, Шатуненок не доверяет урсскому гану. Но, чтобы спасти своего попавшего в беду братана, Искар, я думаю, не остановится и перед убийством невинного человека, не говоря уже об убийце своего отца.

- Который, очень может быть, Лихаря не убивал, - бросил небрежно Ицхак. - Хитро задумано. Но, боюсь, ган Карочей не все тебе сказал, Горазд. Шатуненок - потомок кудесников Лесного бога, и если боярин Драгутин будет убит его рукой, то усобица между людьми будет объявлена усобицей между богами. Ведуны решат, чего доброго, отомстить всем урсам без исключения. У урсов не останется иного выбора, как стать на сторону сил, противостоящих божьим ближникам. А проще говоря, на сторону Борислава Сухорукого, Митуса и Моше.

- Ну и прекрасно, - пожал плечами Горазд. - Поражение ведунов - наша победа.

- Я не люблю кровавых побед, после которых вся добыча достается гавранам. Я купец, Горазд, и предпочитаю получать выгоду с живых, а не с мертвых.

- А я ган, и моя выгода на острие меча, - возразил Горазд. - Крови я не боюсь.

- Кровь прольется не только в радимичских землях, но и в Хазарии. Битюс не числит тебя среди своих ближников, ган, но это еще не повод, чтобы бить ноги за интерес Митуса. Если ты хочешь поучаствовать в этой игре, то подумай о выгоде, которую ты приобретешь в случае победы.

Ган Горазд призадумался. Многое из того, что рассказал ему сейчас Ицхак, оказалось для него неожиданностью, хотя о многом он уже догадывался. О плате за услуги ган Карочей не обмолвился ни разу, - возможно, не доверял Горазду, но скорее рассчитывал попользоваться им вслепую. И ган Горазд по простоте душевной едва не вляпался в затею, которую если и следовало поддерживать, то с открытыми глазами и с ясным пониманием того, что ждет его в случае успеха заговора. Ибо в случае поражения платой за участие в мятеже будет жизнь.

- Глузд объявился в соседней усадьбе, - прервал Брех размышления гана.

- Соседняя усадьба, если не ошибаюсь, принадлежит Бориславу Сухорукому? - спросил Ицхак.

- Да, - подтвердил Брех. - Я столкнулся с Глуздом вчера, когда мы с Гудяем ездили дозором к Заячьим выселкам. Глузд тоже был не один, так что откровенного разговора у нас не получилось. Он успел лишь шепнуть нам, чтобы мы поскорее уносили отсюда ноги.

Ицхак и без предостережения Глузда понимал, что обстановка вокруг Берестеня накаляется и становится небезопасной для ближника кагана Битюса.

- Не знаю, как ты, Горазд, - сказал Жучин, поднимаясь с лавки, - но я, пожалуй, поищу более подходящее место для размышлений, чем усадьба князя Рогволда.

- Хочешь уехать в Хазарию?

- Путь мой лежит в сторону противоположную, - покачал головой Ицхак. - Если тебе потребуется моя помощь, то пошли человека в стольный град князя Всеволода, пусть он там обратится к человеку по имени Сивень. Его дом стоит в шаге от постоялого двора. Сивень укажет твоему посланцу дорогу ко мне.

Ган Горазд пожал протянутую руку и проводил глазами уходящего купца. Жучин смелый человек. В стольном граде вряд ли обрадуются его появлению, тем более в нынешние неспокойные времена. Великий князь Всеволод, надо полагать, не забыл, что еще совсем недавно расторопный купец едва не отнял у боготура Торусы порубежный городец. Впрочем, Ицхак если и рискует, то не без пользы для себя. А вот Горазду еще предстоит выяснить, что в нынешних обстоятельствах ему выгодно, а что нет.

- Если Глузд объявится в усадьбе, веди его сразу ко мне, - сказал ган Бреху. - А Гудяю передай, чтобы выслал дозоры во все стороны, и если дозорные обнаружат чужих, то пусть в драку не лезут.

Горазд в тягостном раздумье отправился в ложницу, где его поджидала Злата. Каган Битюс вот уже более двадцати лет уверенно держит булаву в своих руках, и за это время находилось немало охотников, желавших занять его место, но кто сейчас о них помнит. С другой стороны, ган Митус ведь тоже не безумец и, надо полагать, просчитал и силы свои, и силы кагана, перед тем как решиться на противоборство. И хитрющий хабибу Моше его поддержал, а уж этот-то никогда прежде не ошибался. Так как же тут Горазду не сомневаться. А вдруг гану Митусу удастся заговор и придется тогда Горазду кусать локти, проклиная свою нерешительность?

- Князю Рогволду скиф Карочей сулил великий радимичский стол, - неожиданно подала голос Злата.

Горазд резко обернулся и удивленно уставился на жену. Надо сказать, что за минувший год Злата превратилась-таки из худышки в белую лебедь. Кабы не навалившиеся заботы, Горазд отдал бы женщине должное, но сейчас ему было не до телесных радостей.

- Откуда знаешь?

- От челядинок, они их в бане парили. Он хитрый, этот Карочей, ты ему не верь.

Положим, о вероломстве Карочея Горазд и без этой пигалицы догадывался, но его удивило то, что Злате интересы мужа оказались нечужды. А ведь не было между ними любви. Горазд даже подозревал ее в склонности к Осташу, но в этом, похоже, ошибся.

- Из Рогволда плохой князь, - зашептала неугомонная Злата, - и если он каверзы строит против Великого князя, то тебе следует предупредить Всеволода. Великий князь учинит спрос Рогволду, а тебя посадит в Берестень.

Горазд посмотрел на жену с удивлением: ты посмотри, сколько коварства в этой молодой женщине! Хотя Злату понять можно - не хочется ей уезжать из шумного города, а остаться в Берестене она может только с мужем, которого еще нужно утвердить на княжеском столе.

- Бреха пошли к Всеволоду, - продолжала Злата. - Брех мечник верный, к тому же он мой родович и не любит Рогволда. Из моих дальних и ближних родовичей многие не любят Рогволда. Но семье и роду нужен сильный муж во главе, чтобы удержать Берестень. А ты, ган, муж сильный.

Ган знал о нелюбви берестян к Рогволду, но нелюбовь - это одно, а прямая измена - совсем другое. Впрочем, если Рогволд сгинет, то Будимиру Берестень не удержать, затопчут несмышленыша охочие до чужого добра люди.

- И прежде так бывало, что муж переходил в семью жены и получал права на владение от ее отца, - продолжала Злата, - но надо, чтобы эти права признали за тобой Великий князь и кудесник Сновид, а берестяне дадут свое согласие на вече.

Горазд, разумеется, не поверил, что Злата сама до этого додумалась, скорее ее надоумили ближники покойного Твердислава, недовольные самоуправством Рогволда, но тем ценнее высказанное предложение. Обычай перехода мужа в род и семью жены известен с древности, и правде славянских богов он не противоречит. Вот только согласятся ли Великий князь и кудесник признать за Гораздом право на город Берестень?

- А ты стань боготуром, - посоветовала Злата. - Чем это хазарский ган, предки которого издревле кланялись славянским богам, хуже смерда Осташа? И разумом ты выше, и славою щуров.

Горазда в жар бросило от советов жены. И действительно, если простолюдину можно, то почему гану нельзя? Божьим ближникам большая будет выгода, коли хазарский ган станет боготуром. Кудесник Сновид этого не может не понимать. Ведь и Осташа они возвысили только для того, чтобы привлечь смердов на свою сторону. А ган-боготур будет повесомее смерда-боготура.

Вот как все повернулось в один миг. А ведь Горазд чуть глупость не совершил, поддавшись на пустые посулы скифа. Признают ли радимичи каганом Митуса - это еще вилами по воде писано, но то, что они не признают Великим князем Сухорукого - об этом можно говорить с уверенностью. Старейшины родов, может, и склонились бы перед Бориславом, но ведуны не смирятся, а значит, не смирится и почитающий богов народ. Вся надежда Борислава Сухорукого на хазарские мечи, но никакой каган не удержит Русь силой - ни Битюс, ни Митус. Зря только будут лить кровь в большой распре. Страшно было делать выбор Горазду. В нынешней ситуации безоговорочно встать на сторону Всеволода - это тоже риск, и риск немалый. Но тем больше ему будет чести в случае, если замыслы врагов Великого князя потерпят крах. Иной же исход мятежа сулил гану большие неприятности.

ГЛАВА 18
ЧУЖИЕ ЛЮДИ

В заброшенном жилище вернувшиеся из странствий Доброга с Малогой застали только Осташа, который сиротой сидел подле очага и смотрел на огонь грустными глазами.

- А где Искар с Ляной? - спросил удивленный Доброга.

- Ляну в Берестене нашла стражница с приказом кудесницы Всемилы немедленно вернуться в обитель, а Искар встретил человека, который обещал ему указать убийцу отца Лихаря Урса. Разругались они с ведуньей по этому поводу. Искар вскочил на коня и уехал из Берестеня чернее тучи. Мне же он сказал, что если встретит Бахрама, то либо сам его убьет, либо нам весть подаст.

- На месте Искара я бы не стал бросаться на человека по чужой указке, - покачал головой Доброга.

- Ляна говорила ему о том же, но Искар слишком упрям, чтобы слушать разумные советы.

- Ган Горазд устроил на тебя засаду, - усмехнулся Доброга. - Еле ушли мы с Малогой от его псов. Брех, зараза, меня опознал.

- Я с этого гана шкуру спущу, - зло бросил Осташ, вставая на ноги.

- Для этого до него еще добраться надо, - охладил его пыл Доброга. - Мы с Малогой насчитали по окрестным селам и усадьбам до полутора тысяч хазар и шалопуг, среди которых немалое число урсов. Большая распря начинается на нашей земле, и чем все закончится, никто не скажет. По моим прикидкам, без Борислава Сухорукого здесь не обошлось, а хазары в основном из Митусовой дружины.

- Боготура Торусу нужно предупредить, - спокойно сказал Малога, - и кудесницу Всемилу.

- Правильно, - согласился Доброга и, повернувшись к Осташу, добавил: - А ты что стоишь столбом, боготур? Собирай дружину, время пришло.

- Где я тебе возьму дружину? - раздраженно отмахнулся Осташ.

- Вот тебе раз, - возмутился Доброга, - а мы с Малогой чем тебе не мечники? По окрестным выселкам кинем клич: боготур Осташ Молчун созывает родовичей и печальников славянских богов, чтобы постоять за радимичскую землю и за правду, от дедов идущую. Не журись, братичад, мы с тобой. А сейчас самое время вернуться на выселки.

Выселковые старшины выслушали Доброгу в настороженном молчании. Дело было слишком серьезным и опасным, чтобы вот так, с бухты-барахты, кидаться в драку. Сельцо-то оказалось со всех сторон окруженным хазарскими заставами. Но ни из стольного града, ни из Берестеня зова пока что не было. Не станешь же воевать одним выселковым ополчением сразу и против хазар, и против шалопуг неведомого Хабала.

- Скот надо прятать, - сказал осторожный Брыль. - Всю животину вырежут начисто.

- Скот, это само собой, - согласился Кисляй, - но тут ведь об ином речь - ввязываться нам в драку или нет? Неизвестно еще, с чем пришли хазары, может, их князь Всеволод позвал для защиты от печенегов.

- Если Великий князь их звал, то почему они прячутся? - возразил Жирох. - А шалопуги, по-твоему, тоже ратиться с печенегами пришли?

- Мятеж готовят ган Митус и Борислав Сухорукий, - твердо сказал кузнец Серок. - Думать по-иному - значит, себя обманывать. Первый удар они нанесут по Берестеню и городцу боготура Торусы, для этого и копят силы в окрестных лесах.

- Почему же тогда молчит князь Рогволд, разве мало у него глаз в округе? - возразил Брыль. - Хазарские ганы и вовсе разместились в его усадьбе. Разве могли они разместиться там без его ведома?

На эти вопросы Брыля даже Доброга не нашелся, что ответить: то ли Рогволд уехал из Берестеня, то л и он переметнулся на сторону заговорщиков.

- К Торусе пойду я, - сказал Данбор, - надо предупредить боготура. А Осташ пусть ведет ратников в Берестень. Если Рогволд там, то они встанут под его руку, а если князь уехал, то Осташу надо прямо к городскому вечу обратиться и призвать людей к отпору изменникам. Ввязываться же с малым числом ратников в драку - значит, попусту их губить.

После слов Данбора старшины еще немного поспорили, но все-таки сошлись на том, что ратников боготуру Осташу надо дать. Но дать с условием, чтобы не вздумал их бросать на хазарские мечи без княжеского слова. Всего сельцо выделило Осташу двенадцать человек. Дружина была не ахти какая, но все же дюжина ратников лучше, чем ничего.

Собирались дружинники у жилища Молчунов. Данбор, уже готовый к дальней дороге, давал последние наставления Лытарю, который оставался за старшего в семье, может, на время, а может, и навсегда. Лытарь вздыхал и кивал головой. На лице его была растерянность. Привык Лытарь жить за широкой Данборовой спиной, а тут, шутка сказать, сразу четверо мужей из Данборова жилища седлают коней. А вернутся ли они назад - не знает никто. Лытарю в этом случае солоно придется: на его руках останутся два десятка малых ребят да женки.

- Справишься, - твердо сказал Данбор. - Я вдвое моложе тебя был, когда остался старшим в семье, а поднял вас всех на ноги. Отсиживаться у очага в тяжкий для радимичской земли час мужам из рода Молчунов не пристало.

Никто Данбору не возразил, тем более что к жилищу уже подъехали Брыли, Кисляи, Жирохи, Тучи и Серки, выделенные из своих семей для серьезного дела. Осташ водрузил на голову рогатый шелом и привычно кинул в седло крепкое тело. Все ждали, что скажет боготур своим новым дружинникам и их родовичам.

- Именем бога Велеса, - растерявшийся было Осташ быстро обрел себя, - благодарю старшин, вскормивших под своими крышами воинов, готовых постоять за родную землю. Благодарю матерей, их родивших. Если суждено нам пасть в битве, то погибнем мы не за злато-серебро, а за правду славянских богов, завещанную нам щурами. За эту правду мы всегда твердо стоять будем. Да пребудет и с нами, и с вами бог Велес, односельцы.

Осташ взмахнул рукой, и дружина сорвалась с места вслед за рогатым быком славной Велесовой когорты.

Из села выехали вместе, а после разделились. Данбор, которому предстоял дальний и небезопасный путь, слов много не говорил, только хлопнул ободряюще по спине сына-боготура, а остальным отдал общий поклон.

В Макошин городец Данбора не пустили. Стражницы из приворотной вежи сказали только, что кудесница в отъезде, а без ее слова ворота обители перед мужами не открывают. Данбор крикнул копейщицам, чтобы были настороже, ибо в окрестных лесах полно хазар и шалопуг, которые пришли в радимичскую землю с неведомыми целями.

Неблизкий путь до Торусова городца Данбор проделал за одну ночь, воспользовавшись одному ему известной тропой. В воротах боготурского городца никто ему препятствий не чинил, ибо распоряжался здесь старый Данборов знакомец Клыч.

Данбор попросил о встрече с боготуром Торусой, в чем ему не отказали. Клыч сам проводил гостя в покои боготура. Торуса прибывшего с дальних выселок смерда принял благожелательно и не обнес здравной чаркой. Однако вести, привезенные Данбором, заставили его разом насупить брови.

- Хазары из Митусовой дружины?

- Пять сотен по меньшей мере, - подтвердил Данбор. - Урсы тоже поднялись, их не менее тысячи под рукой Хабала, не считая шалопуг из славян. И еще два хазарских гана: твой знакомец Горазд и скиф по имени Карочей.

- Князя Рогволда в Берестене нет, - сказал Торуса, указывая гостю на лавку. - Был у меня сегодня гонец, который сообщил со слов князя, что боярин Драгутин изменник, готовивший нашествие печенегов на радимичскую землю - женка Рада призналась под пыткой в соучастии боярина в страшном злоумышлении против Великого князя и славянских богов. От Всеволода у меня тоже был гонец - Великий князь созывает боготуров в стольный град.

- А рубежи, выходит, остаются голы? - с горечью спросил Данбор.

- Прошел слух о печенежском набеге, - вздохнул Торуса, - Всеволод обратился за помощью к князьям Гостомыслу и Яромиру. По слухам, даджаны и новгородцы уже на подходе. Возможно, там, у стольного града, Всеволод собирает силы в кулак для отпора печенегам. Но не исключено и другое: Великий князь не доверяет Драгутину и опасается, как бы призванные на помощь даджаны не повернули свои мечи против радимичей.

- Почему боярин изменил? - спросил Данбор. - Или это пустые наговоры вилявой женки? Случается, люди лгут и под пыткой.

- Случается, - согласился Торуса, - но боярин давно уже был у нас в подозрении. Не все его слова оказались правдивы и не все поступки оправданы общей пользой. Взять хотя бы твоего сестричада Искара...

- А что Искар? - нахмурился Данбор.

- Твой сестричад вылитый боярин Драгутин, и это признали все знающие его сейчас и знавшие много лет назад.

- А как же Лихарь Урс?

- Не было никакого Лихаря, - отмахнулся Торуса. - Под этим именем жил долгие годы сын князя Яромира Драгутин.

- А мне Искар рассказывал, что он виделся в твоем городце с матерью Лихаря, своей бабкой Горелухой. Еще раньше соратник Лихаря, какой-то урсский ган по имени Багун рассказал Искару, как погиб его отец. Ныне Искар отправился искать убийцу Лихаря, чтобы свершить кровную месть.

- Странная история, - покачал в сомнении головой Торуса.

- Да уж куда страннее, - согласился Данбор. - Взять хотя бы ведунью Ляну. Я ведь принял ее за свою сестру Милицу... Потом уже сообразил, что Милице сейчас бы под четвертый десяток подвалило. И все мои домашние, кто помнил Милицу, пришли в смятение.

- Позови Дарицу, - сказал Торуса Клычу.

С Дарицей у Торусы в последние дни испортились отношения. Женщина никак не хотела признавать вину за своим братом. Но как раз за это Торуса ее не винил - от родной крови отрекаются только негодяи. Другое дело, что Дарица не только вину за братом не признавала, но и затаила злобу на мужа за то, что тот вздумал его разоблачить. Чем заронила в сердце Торусы сомнения в своей непричастности к темным делишкам даджана.

Войдя в горницу, Дарица мужу не поклонилась, хотя не виделись они уже два дня, а кивнула головой только гостю и молча выслушала его рассказ о ведунье Ляне, похожей как две капли воды на Милицу.

- Ляна - дочь кудесницы Всемилы и боярина Драгутина, - сказала она наконец после долгого раздумья.

- Почему же она тогда похожа на женщину из рода Молчунов? - рассердился Торуса.

- Может, Милица двойню родила? - негромко предположил Данбор.

- А Всемила? - напомнил Торуса. - Где ее ребенок?

Вопрос так и остался висеть в пустоте, поскольку ни Данбор, ни Дарица не спешили с предположениями. Всем, однако, было ясно, что в этой двадцатилетней давности истории, случившейся в селении урсов, осажденном мечниками Борислава, концы с концами не сходятся. А может, потому и не сходятся, что кто-то их с умыслом перепутал?

- Приведи Горелуху, - приказал Торуса Клычу, - послушаем, что скажет старуха.

Горелуху ждали в тяжелом молчании. Данбор, искоса поглядывая на хозяев, пришел к выводу, что муж и жена пребывают в ссоре. Дело, конечно, житейское, но тут, похоже, причина не только в личных обидах. Речь идет о безопасности радимичской земли. Но в любом случае боготуру Торусе не позавидуешь, ему приходится выступать против брата жены, в чем приятного мало. Твердость боготура Данбору понравилась, хотя лучше было бы для всех, если бы Торуса ошибся в своих подозрениях.

Горелуха поклонилась всем от порога, но в ее устремленных на Данбора глазах промелькнула тревога. Данбор ее тоже припомнил. Приходила в их сельцо эта женщина, и приходила не раз. И даже в дом к Молчунам заглядывала.

- Узнаёшь меня, старая? - прямо спросил ее Данбор.

- Может, и виделись, - отозвалась Горелуха, - с годами я стала слабеть памятью.

- Ты принимала роды у Всемилы? - спросила Дарица, жестко глядя старухе в глаза. - Ты уверена, что она родила девочку?

- Я ведь собственными руками ее принимала, - нахмурилась Горелуха. - Мудрено было ошибиться.

- Принимала, но не у Всемилы, а у Милицы из рода Молчунов, которая доводилась женой твоему сыну Лихарю.

- Неправда это, - поджала губы старуха. - Милица родила мальчика, которого я отнесла в сельцо, где жили родовичи его матери. Мальчика я завернула в медвежью шкуру и видела собственными глазами, как этот человек, тогда еще молодой, забрал Искара под свой кров. После я не раз ходила в сельцо и справлялась, как растет мой внук. Если бы ему было там плохо, то я бы его забрала, но растили Искара как родного сына, поэтому я решила, что при дядьке Данборе ему будет лучше.

- Значит, тебе все равно, что случилось с Ляной? - спросила Дарица.

- А что с ней случилось? - насторожилась старуха.

- Данбор привез нам весть, что погибла ведунья Ляна от рук разбойников.

Лицо старухи стало белее мела, а глаза сверкнули гневом и болью.

- Лжешь, ведьма, не может этого быть!

- Вот вам и ответ, - спокойно сказала Дарица. - Искар - сын Драгутина и Всемилы, а Ляна - дочь Лихаря и Милицы. Старуха поменяла их, когда Всемила пребывала в беспамятстве.

- Что стало с моей сестрой, старая? - строго глянул на Горелуху Данбор.

- Умерла при родах, - вяло отозвалась та, - а потом убили Лихаря. Что ждало их ребенка в этом мире кроме преследований, унижений, а то и смерти? Я растила Лихаря и знаю, что значит в радимичской земле быть сыном Шатуна. Всю жизнь я прятала его от злых глаз Велесовых ведунов, которые норовили извести старейшин урсов под корень. А сын мой был потомком кудесников Лесного бога, особенно ненавистного волхвам. Они всегда говорили, что боги и пращуры урсов нечистые, что ближники этих богов оборотни, связанные со Страной Забвения, и дети, рожденные от них, тоже нечистые. Вот я и решила, пусть боги рассудят, кто чист, а кто нечист. Если ближники славянских богов верно толкуют их волю, то Искару ничего не грозит, ведь боги знают, что он сын боярина. Ну а если богиня Макошь примет дочь Лихаря Шатуна как свою, то, значит, чисты дети ближников урсских богов, а Велесовы волхвы лгали. Или ты, ведунья, скажешь, что твоя богиня слепа, коли не сумела разглядеть у своих ног дочь оборотня? А про смерть моей внучки ты солгала, не могут боги быть столь жестоки ко мне!

По щекам старухи побежали слезы, а в глазах было столько страха и надежды, что Данбор не выдержал и сказал правду:

- Жива твоя внучка. Но я не поручусь за ее жизнь в будущем, как и за свою, впрочем, тоже. Великая распря идет на наши земли, и в этой распре вновь сходятся славяне и урсы, чтобы лить кровь друг друга. Всем будет плохо, старуха, - тебе, и мне, и нашим детям, и нашим внукам.

- Урсам плохо с тех самых пор, как вы, радимичи, пришли на наши земли.

- Вы на этих землях тоже пришлые, - напомнил Торуса Горелухе.

- Мы пришли раньше, - горячо возразила старуха, - а потому правда на нашей стороне.

- Никто вас не гонит с земли, - нахмурился Торуса, - но эта земля теперь не только ваша, но и наша. Здесь похоронены наши предки.

В последние годы ни урсских старейшин, ни тем более простых урсов божьи ближники не трогали, но содеянное когда-то зло крепко держится в памяти людей, переходя от отца к сыну.

- Кто такой ган Багун? - спросил Данбор после продолжительного и тягостного молчания.

- Багун соратник моего сына, - не стала таиться Горелуха. - Он единственный уцелел после страшного разгрома, учиненного Жирятой на Дальних болотах. Если не считать боярина Драгутина.

- А Драгутин был там? - спросил Торуса.