Чтение 26–й страницы книги ~Колония~

Они ехали вдоль одного из старых каналов, ведшего к отдельной реке
Евфрат. Дэнни был не чужд к наездничеству, а Бхаджат ехала так, словно
родилась на арабском скакуне, быстрая, как мысль, грациозная, словно она и
гладкий белый конь были единым целым.

Они ехали мимо рощ оливковых деревьев и полей с новыми зелеными
побегами, запыхавшись от свободы ветра, под ярким бронзовым небом, похожим
на перевернутую чащу из кованного золота, а рядом с ними переливалась на
солнце вода в канале.

Высоко над ними стрекотал вертолет. Выкрашенный в черно-красные цвета
шейхства аль-Хашими, он оставался так высоко, что казался всего лишь
точкой на небе, не замечаемый двумя всадниками внизу. Пилот вертолета
следил за ними в приделанный к шлему электронно-оптический бинокль. Для
него вся эта сцена не имела большого смысла. Дочь шейха бешено скакала в
дневную жару по тропе вдоль канала, а этот втершийся А-риш старался не
отставать от нее. Они только что проскакали мимо Ясеневой Рощи и огибали
теперь жалкие крестьянские фермы. Канал был грязной серо-коричневой
канавой, полезной, но некрасивой.

Дэнни побудил своего коня поднажать, и скакун охотно откликнулся на
это. Но Бхаджат все равно оставалась впереди, ее густые черные волосы
струились по плечам. Она оглянулась на него и рассмеялась.

Затем она вдруг резко свернула с тропы вдоль канала, направляясь мимо
края одного из обработанных полей к развалинам каких-то старых каменных
зданий, стоящих на небольшой возвышенности посреди плоской равнины. Дэнни
последовал за ней.

Поводья Бхаджат натянула под прохладной тенью массивной каменной
арки. Та была единственной все еще не тронутой частью здания. Стены по
обеим сторонам от нее пообвалились. Дэнни остановил всхрапнувшего и
вставшего на дыбы коня по другую сторону арки.

- Он хочет еще побегать, - крикнула ему Бхаджат. - Он пока еще не
готов отдыхать.

- Ну, а я готов, - отозвался Дэнни, перекидывая ногу через скрипучее
седло и с благодарностью соскакивая на твердую землю.

- Вы хороший наездник, - отозвалась Бхаджат, ведя коня под уздцы.

- Не такой хороший, как вы.

- О, мы с Синбадом старые друзья. Мы скакали вместе не один год. -
Конь мотнул головой, словно соглашаясь с тем, что говорила Бхаджат.

- Синбад, - проговорил Дэнни. - Вам нравятся имена из "Тысячи и одной
ночи".

- О да, - ответила Бхаджат. - Из всех имен в этих сказках мне больше
всего нравится имя Шахерезада.

- Не вам одной, - усмехнулся он. - Одна из этих чертовый пронок
называет себя Шахерезадой.

- В самом деле? - Бхаджат чуть отвернулась от него.

- Вероятно именно она-то и приказала убить меня, - сказал он.

- О нет, - сразу же ответила она. - Я бы так о ней не думала. Как она
могла захотеть убить такого мужчину? Вероятно, она очень расстроилась,
узнав, что ее друзья решили напасть на вас.

Дэнни состроил кислую гримасу.

- Могу себе представить.

Они привязали лошадей рядом со скудной порослью травы и сняли с них
седла и сумки. Дэнни увидел, что почва тут песчаная, сухая. На ней едва ли
что-нибудь произрастало. Но из одной старой обвалившейся стены пробилось
на волю искривленное старое дерево, покрытое полной листвой. Они отнесли
туда седельные сумки и присели в тени дерева.

Бхаджат достала сэндвичи и ледяной чай, и они не спеша позавтракали.
Один раз Дэнни подумалось, что он слышит бренчащий шепот далекого
вертолета, но в основном они могли с таким же успехом заехать на миллион
миль в пустыню, настолько полным было их уединение.

Он посмотрел на недоеденный им сэндвич, потом на Бхаджат, и
рассмеялся.

Ее темные глаза спросили его, почему.

- Посмотрите вот на это, - поднял он запястье. - Я могу позвонить в
любую библиотеку в мире и велеть компьютеру почитать нам стихи, верно?

- Да, - согласилась она нерешительно, не понимая.

- Значит, - сказал он, постучав по наручному коммуникатору, - "книга
стихов под ветвью", - он показал на дерево, - "хлеба ломоть, кувшин
вина"...

- Омар Хайям, - догадалась Бхаджат. - Он был персом и умер в
бесчестии. Пьяница.

- Он был потрясным поэтом.

- Мы не пьем вино, - указала с дразнящей улыбкой Бхаджат.

- Ну и что? Важно другое, "...и ты, поющая со мной в пустыне
дикой..."

- Я не могу петь, - покачала головой Бхаджат. - Мой голос не годится
для пения.

- Каждое сказанное тобой слово, Бхаджат, это песня. Каждый раз, когда
я вижу твое лицо, твою улыбку, это величайшая песня любви, какую
когда-либо пели.

Она опустила очи долу, словно покраснела, как полагалось подобающе
воспитанной мусульманской даме. Но он видел, что она улыбается. Он
протянул к ней руку и притянул ее к себе, и она охотно, радостно прильнула
к нему, со всей страстью, подъем которой он ощутил и в собственном теле.

Любовью они занимались пылко и все же не торопясь. Дэнни исследовал
каждый изгиб, каждую пору ее гибкого юного тела: изгиб шеи, пластическую
твердость бедер, мягкость грудей, почти невидимый холм на изгибе спины,
теплую, трепещущую, податливую, настойчивую чудесность. Ее руки, кончики
пальцев и язык находили каждый нерв, искривший и горевший у него под
кожей.

Когда Дэнни наконец перешел в сидячее положение, солнце отбрасывало
по развалинам длинные тени. Усмехнувшись он обернулся посмотреть на
улыбающуюся ему Бхаджат.

- Твоему отцу я не очень-то понравлюсь.

Она медленно закрыла глаза и ответила:

- Ты ему не понравился с самого начала.

- Именно это я и почувствовал.

- Но мы с самого начала были одним существом, мой прекрасный А-риш.
Наша кровь смешалась. Именно это-то и ненавистно отцу.

- Ты имеешь в виду переливание крови.

Она кивнула, по-прежнему не открывая глаз.

- Врач сказал, что ты умрешь от потери крови. Времени не было. У тебя
оказалась та же группа крови, что и у меня. Это было предопределено.

- Ты дважды спасла мне жизнь.

- Один раз, два раза, сто раз... - она улыбнулась. - Твоя жизнь - моя
жизнь милый. Я поняла это с того мгновения, когда впервые увидела тебя,
когда Хамуд принес тебя в машину.

- А когда я впервые увидел твое лицо, - признался Дэнни, - залитое
лунным светом... я тогда уже влюбился в тебя.

- Это хорошо.

- Но как насчет твоего отца? Он же даже не знает, что я покинул дом.

- Он слишком занят своей работой, чтобы все время следить за нами.
Охранников же можно подкупить. Один из них влюблен в Ирину,
служанку-гречанку. Было не так уж сложно добиться, чтобы он навестил ее на
полчаса, вместо того, чтобы следить за тобой.

- Но он ведь хочет услать тебя подальше - на "Остров номер 1".

- Я не поеду, - просто ответила она.

- А почему он держит тебя в доме, словно пленницу? Почему не
выпускает меня?

- Чтобы защитить тебя от убийц из ПРОНа, - ответила она. А затем с
улыбкой добавила: - И чтобы держать тебя взаперти от своей дочери, которая
безумно влюблена в тебя.

Аль-Хашими сидел в своем передвижном кабинете, гигантском сухопутном
крейсере, бороздившем сушу с помощью двигателей, работающих на водороде.
Внутри крейсер ничем не напоминал деловой кабинет. Облаченный в племенную
галабею, шейх удобно развалился на небольшой горе мягких подушек. Сквозь
сильно затемненные окна он видел ряды и ряды микроволновых антенн, тонких
металлических шестов, протыкавших небо и пивших, передаваемую со спутников
солнечную энергию.

Космическая ирония судьбы состояла в том, что арабские страны,
некогда столь богатые нефтью, по-прежнему находились на переднем крае
производства энергии. Западные страны ожидали, что могущество саудовцев и
хашимитов спадет и исчезнет, когда иссякнет нефть под их пустынями. Жадные
индустриальные страны дожидались развала арабского могущества, им уже
рисовалось, как они отомстят этим выскочкам - последователям ислама.

- Но, да будут благословенны головы их отцов, арабы оказались
достаточно мудры, чтобы понять, что их пустыни - идеальное место для
строительства ферм солнечной энергии. Воспользовавшись огромным
богатством, нажитым на продаже нефти, арабы вложили уйму денег в "Остров
номер 1" и изготовляемые этой колонией Спутники Солнечной Энергии.

И безлюдные пустыни Аллаха оказались куда полезней, чем могло бы
присниться этим безбожным жителям Запада. Где еще найдешь лучшее место для
антенных ферм, принимавших энергию со спутников? Сильные лучи
микроволновой энергии нельзя направлять в сердце города или даже на
сельскохозяйственные угодья. В Европе теснота, свободного пространства там
нет. Никто не хотел видеть безобразную, а может и опасную антенную ферму
рядом со своим домом, городом, фермой, курортом.

Жители Запада страшились невидимых микроволновых волн точно также,