Чтение 26–й страницы книги ~Дверь в лето~

тогда накачали меня наркотиками до полной невменяемости... чтобы без труда
сплавить в холодный сон.

Казалось, это ее озадачило.

- Но, милый, мы так сделали для твоего же блага. Ты ведь был так
болен. - Она, похоже, искренне верила в то, что говорила.

- Ладно, ладно. А где Майлз? Ты же теперь миссис Шульц.

Ее глаза округлились.

- Разве ты ничего не знаешь?

- Не знаю чего?

- Бедный Майлз... бедный дорогуша Майлз! Он и двух лет не прожил с
тех пор, как ты покинул нас. - Неожиданно выражение ее лица резко
изменилось. - Подонок, он надул меня!

- Худо дело. - Хотел бы я знать, как он умер. Сам или ему помогли?
Может, мышьяку подсыпали? Я решил перейти к цели своего визита, прежде чем
она не завралась окончательно. - А что стало с Рикки?

- Какой Рикки?

- Падчерицей Майлза, Фредерикой.

- Ах, эта ужасная маленькая грубиянка! Откуда я знаю? Она уехала к
своей бабке.

- Где живет ее бабка? И как ее фамилия?

- Где? В Таксоне... или в Юме, или еще в какой-то дыре. А может, в
Индайо. Милый, я не хочу говорить об этом невыносимом ребенке... Давай
лучше поговорим о нас с тобой.

- Сейчас, сейчас. Так как фамилия бабушки?

- Дэнни, какой ты скучный! Ну чего ради я должна помнить такие
глупости?

- И все-таки?

- Ну, Ханолон... или Хейни, нет, Хайнц. Или, может, Хинкли. Не
хмурься, милый. Давай лучше выпьем. Давай поднимем бокал за наше
счастливое воссоединение.

- Я покачал головой:

- Я не пью. - И это было почти правдой. Испытав на своей шкуре, что
пьянство до добра не доводит, я теперь ограничивался кружкой пива с Чаком
Фрейденбергом.

- Очень жалко, миленький. Ты не против, если я себе налью?

Она уже наливала себе неразбавленный джин - утешение одиноких женщин.
Но прежде чем опустошить стакан, она достала пластиковый флакон и
вытряхнула на ладонь две таблетки.

- Хочешь?

Я узнал полосатую этикетку на флаконе - эйфорион. Он считался
нетоксичным и ненаркотическим, хотя единого мнения на сей счет не было;
некоторые предлагали зачислить его в один ряд с морфином и барбитуратами.

- Благодарю, мне и так хорошо.

- Рада за тебя.

Она проглотила обе таблетки разом и запила их джином. Я понял, что
мне лучше поспешить, иначе через некоторое время она будет способна только
глупо хихикать. Тогда я взял ее за руку, усадил на диван, а сам сел
напротив.

- Белл, расскажи мне о себе. Как ты жила все это время? Вышло у вас
что-нибудь с "Менниксом"?

- А? Нет, не вышло. - Тут она вспыхнула: - И все из-за тебя!

- Из-за меня? Да ведь меня уже не было.

- Конечно, из-за тебя. Ты же сделал из инвалидной коляски эту
уродину... она-то им и была нужна. А потом она пропала.

- Пропала? Откуда?

Она подозрительно уставилась на меня своими свинячьими глазками:

- Тебе лучше знать. Ведь ты ее взял.

- Я? Белл, ты в своем уме? Я ничего не мог взять. Я лежал намертво
замороженный. Откуда пропала? Когда?

Это полностью подтверждало мою догадку, что раз Майлзу и Белл не
удалось воспользоваться "ловким Фрэнком", его украл кто-то другой. Но из
всех, кого можно было заподозрить, я - единственный, кто этого не сделал.
Я не видел "Фрэнка" с той самой горестной ночи, когда они меня выставили
из фирмы.

- Расскажи мне, как было дело, Белл. И что заставило вас подумать на
меня?

- А кто же еще? Никто другой не знал, как он много значит... Я же не
велела этому мешку с дерьмом, Майлзу, оставлять его в гараже.

- Но ведь если кто-то украл его, то все равно не мог разобраться, как
он работает. У вас же остались инструкции и чертежи.

- У нас и их не было. Майлз, идиот, засунул все бумаги в машину той
ночью, когда мы собирались перевезти ее и спрятать.

Меня даже не покоробило, когда она сказала "спрятать". Я хотел
сказать, что засунуть кипу бумаг в чрево "Фрэнка" Майлз вряд ли мог, -
"Фрэнк" и без того был напичкан аппаратурой, как рождественский гусь
яблоками. Но тут вспомнил, что сам приспособил под днище коляски ящичек
для инструментов. В спешке Майлз вполне мог вывалить все мои бумаги именно
туда.

Ничего не поделаешь. Преступление было совершено тридцать лет назад.
И еще мне хотелось выяснить, каким образом они потеряли фирму "Горничная".

- Когда у вас не выгорело дело с "Менниксом", что вы сделали с нашей
компанией?

- Мы, конечно, продолжали работать. Но когда от нас ушел Джейк, Майлз
заявил, что надо свертывать дело. Майлз был тряпкой... а Джейка Шмидта я с
самого начала терпеть не могла. Подонок. Все докапывался, почему ты
ушел... Будто мы могли остановить тебя. Я настаивала, чтобы наняли нового
хорошего мастера и продолжали дело. И тогда фирма бы процветала. Но Майлз
уперся.

- А что было потом?

- Ну, потом мы, конечно, продали лицензию на производство "Горничной"
фирме "Приводные механизмы". Ты будто не знаешь - сам ведь там работаешь.

Я действительно знал - полное зарегистрированное название "Горничной"
теперь было: "Горничная. Производство агрегатов и приводных механизмов,
инкорпорейтед", а на вывеске значилось только "Горничная". Ну вот, похоже,
я выяснил все, что старая калоша была в состоянии рассказать. Но меня
интересовала еще одна деталь.

- После того как лицензия была передана "Механизмам", вы оба продали
свои акции?

- Что? Как тебе такая глупость в голову пришла? - Лицо ее
перекосилось, и она зарыдала; слабой рукой она пошарила в поисках
платочка, но не нашла и продолжала сквозь слезы: - Он меня надул! Он меня
надул! Грязная скотина, обдурил меня... - Она шмыгнула носом и добавила
задумчиво: - Вы все меня надули... а ты - больше всех, Дэнни. И это после
всего, что я для тебя сделала. - Она снова разрыдалась.

Я подумал, что эйфорион не стоит затраченных на него денег. Впрочем,
может быть, ей доставляло удовольствие поплакать.

- Как же он тебя обманул, Белл?

- Что? А то ты не знаешь. Он все оставил этому гнусному отродью...
после того, как обещал оставить все мне... после того, как я ухаживала за
ним, пока он болел... А ведь она ему даже не родная дочь! Всем это
известно.

Впервые за весь вечер я услышал добрую весть. Значит, Рикки все-таки
повезло, даже если они перехватили посланные мною акции. Я опять вернулся
к интересующему меня вопросу:

- Белл, как фамилия бабушки Рикки и где они жили?

- Где кто жил?

- Бабушка Рикки?

- Кто такая Рикки?

- Дочь Майлза. Постарайся вспомнить, Белл. Это очень важно.

Белл взвилась. Тыча в меня пальцем, она завизжала:

- Знаю я тебя! Ты был ее любовником, вот что. Грязная маленькая
стерва... и вонючий кот.

При упоминании о Пите меня охватила ярость, но я постарался не дать
ей выхода. Я просто схватил Белл за плечи и слегка потряс:

- Возьми себя в руки! Я хочу знать только одно. Где они жили? Куда
адресовал Майлз письма, когда писал им?

Она заартачилась:

- Не буду я с тобой разговаривать! Весь вечер ты ведешь себя
отвратительно. - Потом, словно мгновенно отрезвев, она добавила уже
спокойно: - Не знаю. Бабку звали Ханикер или что-то в этом роде. Я видела
ее только однажды, в суде, когда они приходили выяснять вопросы с
завещанием.

- Когда это было?

- Сразу после смерти Майлза, конечно.

- Белл, а когда умер Майлз?

Настроение у нее опять изменилось.

- Много хочешь знать. Ты хуже шерифа... все выпытываешь, да
выпытываешь! - Она преданно взглянула на меня: - Давай забудем все...
Только ты, милый, и я... у нас ведь вся жизнь впереди... Женщина в
тридцать девять лет еще молода... Шульцик говорил, что я самая свеженькая
из всех, кого он знавал, - а этот козел, скажу я тебе, знавал многих
женщин. Мы можем стать такими счастливыми, милый! Мы...

Тут мое терпение лопнуло. Я и так делал все, чтобы сдержаться, - даже
в сыщика играл.

- Мне пора идти, Белл.

- Что ты, милый! Еще так рано... у нас впереди целая ночь. Я
думала...

- Мне все равно, что ты думала. Я ухожу.

- Ах, милый! Какая жалось. Когда мы снова увидимся? Завтра? Я,
правда, ужасно занята, но ради тебя я отложу дела... и...