Чтение 26–й страницы книги ~Те, кто охотится в ночи~

-- Не думаю, чтобы все было так просто, -- подумав, ответил Исидро. --
Это сложный процесс, причем в нем участвует не только физиология, но и
психика. Но в целом все выглядит именно так, как вы сказали. Гриппен лет
пятьдесят--семьдесят назад получил куда большую дозу солнечного света, чем я
в свое время, и шрамы, как видите, почти сошли. Да, с возрастом мы
становимся терпимее к солнцу. Но, конечно, лишь до определенной степени.

Карие и бледно-золотистые глаза встретились. В молчании человек и
вампир смотрели друг на друга.

-- Сколько лет, -- спросил наконец Эшер, -- старейшему вампиру Европы?

-- Триста пятьдесят два года, -- отозвался Исидро.

--Вы?

Дон Симон утвердительно наклонил гордую голову.

-- Насколько я знаю.

Эшер пошарил в буфете, нашел там медную лампу и зажег ее от газа,
мысленно проклиная лаконичность собеседника и сожалея о том; что
электрические осветительные устройства слишком громоздки, чтобы постоянно
таскать их с собой. Отпирать здесь было нечего, хотя Эшер извлек из золы
целых пять ключей к дешевым висячим замкам. Возможно, Дэвис по примеру
Кальвара обосновался сразу в нескольких квартирах. Вместе с Исидро Эшер
спустился по лестнице в подвал. Удушающий запах тления и сырой земли волной
поднимался навстречу.

-- Видите ли, я думал, что убийцей может оказаться Гриппен, -- сказал
Эшер, и дон Симон кивнул, совершенно не удивившись такой версии. -- Полагаю,
вы тоже так думали.

-- Во всяком случае, это приходило мне в голову. Собственно, поэтому я
и решил нанять человека. Дело тут даже не в том, что мне не нравится
Гриппея, -- просто у него были причины желать смерти Кальвара. Ясно было,
что Кальвар собирался утвердиться в Лондоне, хотя мы не знали тогда ни о
покупке домов, ни о его птенцах. И следы, оставшиеся в комнате Недди
Хаммерсмита, напоминали следы Гриппена.

В конце лестницы они приостановились, и Эшер поднял лампу к низкому
потолку, осветив подвал. Свет мазнул по пыльным доскам почти пустого
угольного ящика и по пыльным клочьям паутины.

-- Мог он причинить вред собственному выводку? Дэвис не был в этом
уверен.

-- Дэвис не знал Гриппена. -- Исидро сделал паузу, легкая морщинка
пробежала меж его пепельных бровей. -- Вы должны понять, что между хозяином
и его выводком существуют весьма прочные связи. И дело тут не только в
обучении мастерству -- у птенца просто нет ни малейшего шанса выжить без
посторонней помощи в мире, где легчайшее прикосновение солнечного света
воспламеняет его плоть... -- Исидро помедлил, но теперь Эшеру не показалось,
что тот подбирает нужные слова -- скорее испанец решался выговорить то, о
чем он молчал 350 лет. -- При создании нового вампира разумы мастера и
птенца как бы сливаются. Умирающий изо всех сил цепляется за того, кто уже
прошел однажды сквозь собственную смерть. По сути дела, -- продолжил он,
чем-то напоминая демона, пытающегося объяснить, что это значит -- жить в
окружении темных сил, -- "птенец" отдает душу мастеру на подержание, пока...
не перейдет грань. Яснее я объяснить не могу.

-- Человек должен отчаянно любить жизнь, -- сказал Эшер, ---чтобы на
такое решиться.

-- Решиться бывает легче, -- заметил дон Симон, -- если ваше сердце
вот-вот остановится. -- Он невесело улыбнулся; лицо его в тусклом свете
лампы ожило, став похожим на поблекший, но все же человеческий портрет. --
Тонущему все равно, кто бросил ему веревку, -- он просто за нее хватается.
Но вы понимаете, какое при этом возникает абсолютное превосходство.

Странная, ясная картина возникла в мозгу Эшера: изящный белокурый
идальго в расшитом жемчугом черном камзоле придворного лежит, уронив голову
в белые цепкие пальцы маленького седого старичка, стоящего перед ним на
коленях. "Как хрупкий паучок..." -- сказала Антея.

-- Поэтому вы так ни разу и не сотворили ни одного птенца?

Исидро даже не взглянул на него.

-- Si, -- прошептал он, впервые перейдя на родной язык. Он встретился
взглядом с Эшером, и странная, несколько растерянная улыбка вернулась вновь.
-- Поэтому и по многому другому. Мастер вечно сомневается в своих птенцах,
ибо его превосходство подавляет их и унижает В некоторых случаях быть
вампиром означает беспрекословное подчинение и восторженную, фанатичную
преданность одного другому. Вы ведь обратили уже внимание, насколько мы
уязвимы и хрупки, и можете представить, какой силой воли следует обладать,
чтобы все это выдержать... Да, разумеется, -- продолжил он, весьма
неожиданно возвращаясь к начальной теме разговора, -- я заподозрил, что
Гриппен расправляется с собственными птенцами: с Лоттой -- за дружбу с
мятежником, с Недди -- за безволие и уступчивость; Дэнни Кинг, правда,
безоговорочно признавал превосходство Гриппена, но ненавидел за то, что
Чарльз и Антея тоже от него зависят. Многие детали указывали на то, что
убийца -- вампир, а Гриппен просто напрашивался на эту роль. Но здесь, как
вы сами говорите, действовали двое убийц, да еще и днем.

Он помолчал секунду, искоса разглядывая Эшера. Затем продолжил:

-- Мне кажется, то, что вы ищете, вон там.

Холодные пальцы взяли лампу из рук Эшера, и дон Симон шагнул с
последней ступеньки в подвал.

То, что Эшер принял сначала за особенно густую тень, оказалось
отверстым прямоугольным проемом пяти футов высотой. Толстая дубовая дверь
была распахнута. Они вошли, и лампа осветила старую кладку, средневековый
крестовый свод, уводящие вниз истертые ступени каменной винтовой лестницы.

-- Когда-то на этом фундаменте стоял торговый дом, -- сообщил вампир,
пересекая помещение. -- Позже здесь располагалась гостиница "Глобус и бык".
Подлинная надпись, конечно, была "Благослови Бог", но после того, как здание
подожгли головорезы Кромвеля, девиз сильно пострадал и был восстановлен
неправильно.

Они спустились по винтовой лестнице в еще один подвал -- маленький,
голый, круглый, с четырьмя кирпичами, на которых раньше, несомненно, стоял
гроб.

-- В Лондоне множество таких уголков, -- продолжил Исидро. -- Дома
строились на старых фундаментах спустя долгое время после пожаров, и
строители не могли знать о монастырских подвалах и винных погребах.

Эшер подошел к кирпичам, задумчиво изучил их расположение, затем
вернулся к лестнице и осветил фонарем первый ее виток. Не произнеся ни
слова, поднялся по ступенькам, внимательно осматривая стены. Дверь
запиралась изнутри. Висячий замок был цел, но петля вырвана из дерева с
корнем.

-- А снаружи он не запирал подвал, когда уходил?

-- Когда он уходил, -- сказал Исидро, -- чем бы мог поживиться вор в
этом подвале? Разве что пустым гробом. -- Тихий голос вампира гулко
отражался от каменных сводов. -- Не сомневаюсь, что это одно из укрытий
Кальвара. Дэвис мог знать о нем и прийти сюда, когда убежище потребовалось
ему самому.

-- Но пользы ему это не принесло. -- Эшер почесал ус, выудил из кармана
ключи, найденные среди останков Забияки Джо, и начал по очереди примерять к
замку. -- Просто убийцам прибавилось работы -- тащить гроб в кухню, к
открытым окнам. -- Второй ключ из связки подошел; Эшер отметил его, отправил
в карман и снова принялся изучать стены и лестницу. -- Кальвар был хозяином
Джо и, конечно, использовал его знание района, когда приобретал
недвижимость, так что у Дэвиса вполне могли быть дубликаты ключей. -- Эшер
нахмурился, не найдя того, что искал, даже с помощью лупы. -- Дэвис сказал,
что Кальвар мертв, и, кажется, был в этом уверен.

-- Может быть, он похоронил его, как Антея и я похоронили Дэнни и
беднягу Неда Хаммерсмита. Беднягу... -- Исидро помолчал, оглядывая узкие
ступени. Тонкие брови его чуть сдвинулись. -- Но если гроб был вынесен
наверх из подвала...

-- Совершенно верно. Один человек не мог бы поднять гроб с телом по
винтовой лестнице с такой легкостью, что даже не исцарапал стен и косяков.
Даже таща его вдвоем, они должны были оставить множество следов. Там, в
верхнем подвале, уже достаточно света, чтобы сжечь плоть вампира, так что
отдельно они тело и гроб тоже не могли нести. И, наконец, сама дверь.

Дон Симон поднялся к нему по лестнице и осмотрел вырванную с болтами
петлю. В охряном свете лампы его глаза, казалось, потемнели -- вампир
начинал понимать.

-- Никаких следов лапки на косяке, -- сказал он, и Эшер отметил, что
Исидро употребил название гаечного ключа елизаветинских времен.

-- Да, -- сказал Эшер. -- Точно так же, как и следов лома. Петля была
вырвана простым рывком. И опять-таки, если не ошибаюсь, это лежит за
пределами человеческих возможностей.

В наступившей тишине Эшер слышал отдаленный стук дождинок по стеклам.
Затем Исидро сказал:

-- Но это не мог быть вампир. Даже если он был в перчатках, чтобы не
обжечься об осиновый кол, его бы сожгло дневным светом.

-- Вы в этом уверены? -- Эшер вернулся в освещенную газовым рожком
кухню. Пустой гроб зиял на изношенном грязном линолеуме пола. В свечном
ящике у плиты Эшер нашел огарок, зажег от лампы и двинулся к двери, ведущей
в жилую половину дома.

-- Кальвар рассказывал когда-нибудь о Париже? О причинах отъезда?

-- Нет. -- Исидро скользнул вслед за ним -- бесшумный призрак в сером
костюме. Вспыхнул газ. На полу в передней лежал ровный нетронутый слой пыли.
-- Он никогда не говорил о прошлом, даже об относительно недавнем. Может
быть, у него были на то причины, как и у многих из нас.

-- Вы говорили, когда он "наносил визиты", то воздерживался от убийства
людей, пока не встретился с Гриппеном, не присягнул ему на верность и не
получил разрешения охотиться. Но, как выясняется, даже необученный птенец
мог какое-то время скрываться от двух старейших вампиров Европы.

Исидро молчал.