же воздух был затхлый, узкая лестница шла круто, без площадок, зажатая с
двух сторон стенами - в них кое-где, высоко над ступеньками, были пробиты
узкие оконца. К. немного приостановился, и тут из соседней квартиры
выбежала стайка маленьких девочек и со смехом помчалась вверх по лестнице.
К. медленно поднимался за ними, и, когда одна из девочек споткнулась и
отстала от других, он нагнал ее и спросил:
ответ она толкнула К. локотком в бок и взглянула на него искоса. Несмотря
на молодость и физический недостаток, в ней чувствовалась безнадежная
испорченность. Даже не улыбнувшись, она вперила в К. настойчивый, острый и
вызывающий взгляд. К. притворился, что не заметил ее уловок, и спросил:
ладонью, словно он сказал что-то чрезвычайно неожиданное или несообразное,
подхватила обеими руками свою и без того короткую юбчонку и во всю прыть
побежала догонять остальных девочек, чьи крики уже терялись где-то
наверху.
Горбатенькая, очевидно, уже выдала им намерения К., и они дожидались его.
Прижавшись к стенкам по обеим сторонам лестницы, чтобы дать К. свободный
проход, они стояли, перебирая пальцами фартучки. В их лицах, в том, как
они стояли рядком у стенок, была смесь какого-то ребячества и распутства.
Горбатенькая пошла вперед, остальные со смехом сомкнулись за спиной К.
Только благодаря ей К. сразу нашел дорогу. Он хотел было идти прямо
наверх, но она сказала, что к Титорелли можно попасть только через боковую
лестницу. Лестница, ведущая к нему, была еще уже, еще длиннее, шла круто
вверх и кончалась у самой двери Титорелли. По сравнению со всей лестницей
эта дверь хорошо освещалась небольшим, косо прорезанным в потолке
окошечком, она была сколочена из некрашеных досок, и на ней широкими
мазками кисти красной краской было выведено имя Титорелли. К. со своей
свитой еще только поднялся до середины лестницы, как вдруг наверху,
очевидно услышав шум на лестнице, приоткрыли двери, и в щель высунулся
мужчина, на котором как будто ничего, кроме ночной рубахи, не было.
радости захлопала в ладоши, другие девочки стали подталкивать К. сзади,
торопя его наверх.
художник с низким поклоном попросил К. войти. Однако девочек он впустить
не захотел и оттеснил их от дверей, сколько они ни просили и сколько ни
пытались проникнуть к нему против его воли, не добившись разрешения.
Только горбунье удалось проскользнуть у него под рукой, но художник
погнался за ней, схватил за юбки, закружил ее вокруг себя и выставил за
дверь, к другим девчонкам, которые не посмели переступить порог, даже
когда художник отошел от двери. К. никак не мог взять в толк, как
отнестись к тому, что происходит; тут как будто царили самые дружеские
отношения. Вытянув шейки, девочки весело кричали художнику какие-то
шутливые слова, которых К. не понимал, художник смеялся, и горбунья в его
руках чуть ли не взлетала в воздух. Потом он закрыл дверь, еще раз
поклонился К., пожал ему руку и представился:
проговорил:
застегнуть ночную рубашку у ворота.
желтоватого холста, они держались только на ремне, и длинный конец его
свободно болтался.
застегнуть рубаху, так как и последняя пуговица отлетела, принес кресло и
пригласил К. сесть.
с тех пор они меня преследуют. Когда я дома, они заходят только с моего
позволения, но, стоит мне уйти, сюда непременно проберется хоть одна. Они
подделали ключ к моей двери и передают друг дружке. Вы просто не
представляете себе, как они мне надоели. Например, прихожу сюда с дамой,
которую я собираюсь рисовать, открываю дверь своим ключом и вижу: за
столом сидит горбунья и красит себе губы моей кисточкой, а ее братцы и
сестрицы, за которыми ей велели присматривать, бегают по комнате, пачкают
во всех углах. Или, например, вчера: вернулся я очень поздно - поэтому вы
уж простите меня за костюм и за беспорядок в комнате, - значит, вернулся я
домой поздно, хотел лечь в постель, и вдруг кто-то щиплет меня за ногу.
Лезу под кровать и вытаскиваю одну из этих негодниц! И почему их так ко
мне тянет - понять невозможно. Вы сами видели, что я их не очень-то
поощряю. Они мне и работать мешают. Если бы это ателье не досталось мне
бесплатно, я бы давно отсюда выехал.
ключ.
эту жалкую каморку кто-нибудь называет "ателье". Двумя шагами можно было
измерить ее и в длину, и в ширину. Все - полы, стены, потолок - было
деревянное, между досками виднелись узкие щели. У дальней стены стояла
кровать с грудой разноцветных одеял и подушек. Посреди комнаты на
мольберте видна была картина, прикрытая рубахой с болтающимися до полу
рукавами. За спиной К. было окошко, в нем сквозь туман виднелась только
крыша соседнего дома, засыпанная снегом.
сущности, намеревался уйти поскорее. Поэтому он вынул из кармана письмо
фабриканта, подал его художнику и сказал:
пришел к вам.
фабрикант не говорил так определенно о Титорелли как о своем приятеле, о
бедном человеке, который зависит от его щедрот, то вполне можно было бы
сейчас подумать, что Титорелли вовсе и не знаком с фабрикантом или, во
всяком случае, совсем его не помнит. А тут художник еще спросил:
было написано в письме? К. считал, что фабрикант, само собой разумеется,
сообщил в своем письме художнику, что К. хочет только одного: навести
справки о своем процессе. И зачем он так необдуманно и торопливо бросился
сюда! Но теперь надобно было хоть что-нибудь ответить художнику, и,
взглянув на мольберт, К. сказал:
ее на кровать, туда же, куда бросил письмо. - Пишу портрет. Неплохая
работа, но еще не совсем готова.
блюдечке предлог заговорить о суде, потому что портрет перед ним явно
изображал судью. Более того, он очень походил на портрет судьи в кабинете
адвоката. Правда, тут был изображен совершенно другой судья - чернобородый
толстяк с пышной, окладистой бородой, закрывавшей щеки; кроме того, у
адвоката висел портрет, написанный маслом, тогда как этот был сделан
пастелью в расплывчатых и мягких тонах. Но все остальное было очень
похоже: судья и тут словно в угрозе приподымался на своем троне, сжимая
боковые ручки.
к картине, стал рассматривать ее во всех подробностях. Ему показалась
непонятной длинная фигура, стоявшая за высокой спинкой кресла, похожего на
трон, и он спросил художника, что это такое.
столика пастельный карандаш, несколькими штрихами подчеркнул контуры
фигуры, но для К. она от этого не стала яснее. - Это Правосудие, -
объяснил наконец художник.
весов. Но, по-моему, у нее крылышки на пятках, и она как будто бежит!
говоря, это богиня правосудия и богиня победы в едином лице.
богиня правосудия должна стоять на месте, иначе весы придут в колебание, а
тогда справедливый приговор невозможен.
Очевидно, вы нарисовали эту статую так, как ее обычно и изображают - за
креслом.
все это выдумки, но мне дали точное указание, что я должен написать.
художника. - Но ведь в кресле сидит судья!
никогда и не сидел в таком кресле.
Белоусов Валерий
Роллинс Джеймс
Сертаков Виталий
Конан-Дойль Артур
Пехов Алексей
Конан-Дойль Артур