Чтение 26–й страницы книги ~Дар орла~

воспоминаний опасно по вел нас в сторону печали и отчаяния.

Мне пришлось удерживать необычайно сильный контроль над собой,
чтобы не заплакать. Горда всхлипывала, прикрыв лицо рукой.

Через некоторое время мы стали более спокойны. Горда уставилась
мне в глаза. Я знал, о чем она думает. Это были те же самые вопросы,
что осаждали и меня целыми сутками. Кто была женщина-нагваль? Где мы
ее встретили? Где она готовилась? Знают ли о ней другие тоже?

Я как раз хотел высказать свои вопросы словами, когда Горда
прервала меня.

- Я правда, не знаю, - сказала она, поймав меня на моем же
вопросе. - Я рассчитывала, что ты мне скажешь все это. Не знаю, почему,
но я чувствую, что ты можешь объяснить мне, что к чему.

Она рассчитывала на меня, а я рассчитывал на нее. Мы рассмеялись
над иронией нашего положения. Я попросил ее рассказать мне все, что она
помнит о женщине-нагваль. Горда сделала 3-4 раза попытку что-либо
сказать, но казалось, не могла собрать свои мысли.

- Я правда не знаю, с чего начать, - сказала она. - Я знаю только,
что люблю ее.

Я сказал ей, что у меня такие же чувства. Незаметная печаль
охватывала меня каждый раз, когда я думал о женщине-нагваль. Пока я
говорил, тело мое начало содрогаться.

- Мы с тобой любили ее, - сказала Горда. - Не знаю, почему я это
говорю, но я знаю, что она владела нами.

Я попросил ее объясниться, но она не могла определить, почему она
так сказала. Она говорила нервозно, уточняя свои чувства. Я ощутил
биение у себя в солнечном сплетении. Начало формироваться смутное
воспоминание о женщине-нагваль. Я попросил Горду продолжать говорить,
пусть даже повторять одно и тоже, если ей нечего будет сказать, но не
останавливаться. Звук ее голоса, казалось, действовал на меня как
проводник в другое измерение, в другой вид времени. Как будто кровь
бежала по моим жилам с необычайным давлением. Я почувствовал
покалывание со всех сторон, а затем возникло странное воспоминание
тела. Я знал в своем теле что женщина-нагваль была тем существом,
которое сделало нагваля цельным. Она принесла нагвалю мир,
удовлетворенность, чувство защищенности, освобожденности.

- 65 -

Я сказал Горде, что у меня было откровение, что женщина-нагваль
являлась партнером нагваля. Горда взглянула на меня изумленно. Она
медленно покачала из стороны в сторону головой.

- Она никак не связана с нагвалем Хуаном Матусом, идиот, - сказала
она чрезвычайно авторитетным тоном. - Она была для тебя. Вот почему мы
оба принадлежали ей.

Мы с Гордой уставились друг на друга. Я был уверен, что она
невольно произносит те мысли, которые рационально для нее ничего не
значат.

- Что ты имеешь в виду, говоря, что она была для меня, Горда? -
Спросил я после долгого молчания. - Она была твоим партнером, - сказала
она. - Вдвоем вы были единой парой. А я была ее подопечной. И она
доверила тебе передать меня ей однажды.

Я просил Горду рассказать мне все, что она знает, но она,
казалось, не знала ничего больше. Я чувствовал себя измотанным.

- Куда она делась? - Высказала внезапно Горда. - Я просто не могу
себе представить этого. Она была с тобой, а не с нагвалем. Она должна
была бы быть сейчас с нами.

Потом у нее был еще один приступ неверия и страха. Она обвиняла
меня, что я скрываю женщину-нагваль в Лос-анжелесе. Я пытался снять ее
тревогу. Я сам себе удивлялся, что разговариваю с Гордой, как с
ребенком. Она слушала меня со всеми внешними признаками внимания,
однако глаза ее были пустыми, не в фокусе. Тогда мне стало ясно, что
она использует звук моего голоса точно так же, как я использовал звук
ее голоса, - как проводник. Я знал, что и она осознает это. Я
продолжал говорить, пока не исчерпал все в границах нашей темы. Тут
еще что-то произошло, и я оказался наполовину прислушивающимся к звуку
собственного голоса. Я говорил, обращаясь к Горде, без всякого
волевого усилия с моей стороны.

Слова, которые были, казалось, запечатаны внутри меня, а теперь
освободились, достигли небывалого уровня абсурдности. Я говорил и
говорил, пока что-то не остановило меня. Я вспомнил, что дон Хуан
говорил мне и женщине-нагваль на скамейке в Оаксаке об особом
человеческом существе, чья сущность объединяет для него все, на что он
только мог бы рассчитывать и чего ожидать в человеческом
сотрудничестве. Эта была женщина, которая для него была тем ж, чем
женщина-нагваль была для меня, - партнером, противоположной частью.
Она покинула его, точно так же, как меня покинула женщина-нагваль. Его
чувства по отношению к ней были неизменными и поднимались на
поверхность от меланхолии некоторых стихов, которые я читал ему.

Я вспомнил также, что именно женщина-нагваль снабжала и меня
обычно книгами стихов. Она держала их целыми пачками в багажнике своей
машины. Именно она побудила меня читать стихи дону Хуану. Внезапно
физическая память о женшиненагваль, сидящей со мной на скамейке, стала
такой ясной, что я непроизвольно ахнул и задохнулся. Давящее чувство
утраты, более сильное, чем любое чувство, которое когда-либо у меня
было, овладело мной. Я согнулся с разрывающей болью в правой лопатке.
Было еще что-то, что я знал, - воспоминание, которое какая-то часть
меня не хотела открыть.

Я занялся тем, что осталось от моего интеллектуального щита, как
единственным средством вернуть свое здравомыслие. Я повторял себе
вновь и вновь, что мы с Гордой все время действовали на двух совершенно
различных планах. Она помнила намного больше, чем я, но она не была
склонна к выяснениям. Она не обучалась задавать вопросы другим или
себе. Но затем мне в голову пришла мысль, что и сам я не лучше. Я все
еще был той же размазней, как и тогда, когда дон Хуан впервые назвал

- 66 -

меня так. Я никогда не забывал, что читал стихи дону Хуану, однако мне
ни разу не пришло в голову проверить тот факт, что у меня никогда не
было книги испанской поэзии и что я никогда не возил в машине таких
книг.

Горда вывела меня из моих размышлений. Она была почти в истерике.
Она кричала, что ей только что стало ясно, что женщина-нагваль должна
быть где-то очень близко от нас. Точно так же, как мы были оставлены,
чтобы найти друг друга, женщина-нагваль была оставлена чтобы найти нас.
Сила ее рассуждений почти убедила меня, но тем не менее что-то во мне
знало, что это не так. Это была та память, которая находилась внутри
меня и которую я не смел вывести на поверхность.

Я хотел начать с Гордой спор, но не было смысла, так как мой щит
интеллекта и слов был недостаточен для того, чтобы принять на себя
напор воспоминаний о женщине-нагваль. Их эффект был потрясающим для
меня и даже более опустошающим, чем даже страх смерти.

- Женщина-нагваль потерпела где-то кораблекрушение, - покорно
сказала Горда. - Она, вероятно, на необитаемом острове, а мы ничего не
делаем, чтобы помочь ей.

- Нет! Нет! - Заорал я. - Ее здесь больше нет.

Я не знал в точности, почему я так сказал, но я знал, что это
правда. На минуту мы погрузились в такие глубины меланхолии, которые
было невозможно измерить рассудком. В первый раз на своей памяти я
знал, чувствовал искреннюю, безграничную печаль, ужасную
незавершенность. Где-то внутри меня была женщина, которая была заново
открыта.

На этот раз я не мог спрятаться, как делал множество раз в
прошлом, за покрывалом загадки и незнания. Не знать для меня было
избавлением. Какое-то время я без надежно соскальзывал в растерянность.
Горда остановила меня.

- Воин - это тот, кто ищет свободу, - сказала она мне. - Печаль -
это не свобода. Мы должны освободиться от нее.

Иметь чувство отрешенности, говорил дон Хуан, - значит иметь на
мгновение паузу для переоценки ситуации.

В глубинах своей печали я понял, что имел в виду он. Я имел
отрешенность. В моей власти было использовать эту паузу правильно.

Я не мог быть уверен, сыграло ли здесь какую-нибудь роль мое
волевое усилие, но моя печаль совершенно внезапно исчезла. Казалось,
что она и не существовала никогда.

Скорость изменения моего настроения и полнота этого изменения
встревожили меня.

- Вот теперь ты там же, где и я, - воскликнула Горда, когда я
описал ей то, что произошло. - После стольких лет я еще не научилась
обращаться с бесформенностью. Я беспомощно перемещаюсь мгновенно от
одного чувства к другому. Из-за своей бесформенности я могу помочь
сестренкам, но я тоже в их власти. Любая из них достаточно сильна,
чтобы толкнуть меня из одной крайности в другую. Проблема была в том,
что я потеряла свою человеческую форму раньше, чем ты. Если бы мы с
тобой потеряли ее одновременно, то могли бы помогать друг другу, ну а в
той ситуации я переходила то вверх то вниз быстрее, чем могла
запомнить.

Я должен признаться, что ее слова о собственной бесформенности