Чтение 26–й страницы книги ~Четыре пути к прощению~

-- Нет-нет, эти замечательные артисты нам не помешают. Просто позвольте
мне поблагодарить Батикама за его прекрасный монолог.

Она стояла среди ошалевших костюмеров и полуголых людей, перепачканных
гримом, среди смеха и всеобщего расслабления, которое наступает после
выступления за любыми кулисами любого мира. Она говорила с умным
впечатляющим человеком, одетым в женский наряд из далекой изысканной эры. С
человеком, который понравился ей с первого взгляда.

-- Не могли бы вы прийти ко мне домой? -- спросила она.

-- С удовольствием, -- ответил Батикам, ни разу не взглянув на Сана и
"майора".

Он был первым рабом, который не выпрашивал у ее гида и охранника
позволения говорить или совершать какие-то действия. Солли быстро
повернулась, чтобы посмотреть, насколько они шокированы. Сан смущенно
хихикал, как при тайном сговоре. Взгляд "майора" застыл на точке левее ее
головы.

-- Мы встретимся немного позже, -- сказал Батикам. -- Я должен изменить
свой вид.

Они обменялись улыбками, и Солли ушла. За ее спиной затихли голоса
восторженных актеров. Неимоверно близкие звезды сияли в небе гроздьями,
словно огненный виноград. Куски луны кувыркались по небу через заснеженные
горные пики, а один из них раскачивался взад и вперед, как кривобокий
фонарь, подвешенный над ажурными башнями дворца. Солли шагала по темной
улице, радуясь теплу и свободе своей мужской накидки. Сан почти бежал,
стараясь угнаться за ней. Длинноногий "майор" без видимых усилий шел рядом.
Внезапно за ее спиной раздался высокий вибрирующий голос:

-- Посланница! Подождите!

Солли с улыбкой повернулась и замерла на месте, увидев, что "майор"
набросился на какого-то человека, стоявшего в тени портика. Мужчина вырвался
и отпрыгнул в сторону. Охранник без слов схватил Солли за руку и, сильно
дернув, заставил ее перейти на бег.

-- Отпустите меня! -- закричала она, отчаянно сопротивляясь.

Ей не хотелось прибегать к айджи, а слова убеждений до "майора" просто
не доходили. Рега рывком увлек ее за собой на темную аллею, и, чтобы не
упасть, она побежала рядом с ним, позволив ему держать себя за руку.
Неожиданно они оказались на знакомой улице перед воротами дома посланницы.
Открыв дверь кодовым словом, "майор" втолкнул Солли в прихожую и быстро
вставил в паз широкий металлический засов.

-- Что все это значит? -- строго спросила она, растирая запястье, где
жесткие пальцы могли оставить синяки.

Заметив на лице "майора" последний след веселой улыбки, Солли даже
затопала ногами от возмущения.

-- Вы не пострадали? -- переведя дыхание, спросил он.

-- Пострадала? Ну разве что от ваших грубых рук! И что же вы сейчас
сделали?

-- Отогнал от вас того парня.

-- Какого парня?

Он обиженно промолчал.

-- Того, который позвал меня? А что, если он просто хотел поговорить со
мной?

Подумав минуту, "майор" ответил:

-- Возможно, вы правы. Однако он стоял в тени. Мне показалось, что я
увидел у него в руках оружие. Извините, но я должен выйти и отыскать Сапа
Убаттата. До моего возвращения держите дверь закрытой на замок.

Отдав этот дерзкий приказ, он вышел и захлопнул дверь. Солли даже не
успела слова произнести. Ей оставалось только ждать и негодовать от ярости.
Неужели этот болван считает, что она не может позаботиться о себе? Почему он
так рьяно вмешивается в ее дела и пинает рабов, якобы защищая жизнь своей
подопечной? Может быть, стоило показать ему айджи? Он сильный и ловкий, но
ничего не знает о лучшем стиле рукопашного боя. Да, с этим дилетантством
пора кончать. Она не потерпит амбиций тупого вояки. Надо будет отправить в
посольство еще один протест.

Когда "майор" втащил в дом перепуганного и дрожащего Сана, Солли
устроила ему настоящий разнос:

-- Вы открыли мою дверь кодовым словом. Почему меня не информировали о
том, что у вас есть право доступа в мой дом не только днем, но и ночью?

Он тут же опустил забрало невозмутимой вежливости.

-- Не имею понятия, мэм.

-- Вы больше никогда не будете действовать подобным образом! Я запрещаю
вам хватать меня за руки и препятствовать моему общению с другими людьми!
Если же вы попытаетесь проделать это вновь, я покалечу вас, рега!
Предупреждаю, что вы шутите с огнем! Если вас что-то встревожит, скажите об
этом мне, и я сама найду решение любой проблемы. Теперь же прошу вас
удалиться.

-- С огромной радостью, мэм, -- ответил он и вышел из комнаты, печатая
шаг.

-- Ах, леди( Ах, посланница, -- заскулил Убаттат. -- Это очень опасный
тип. Они все опасные люди. Я прошу прощения за это слово: бесстыдные!

И он что-то забормотал на своем языке. Солли поинтересовалась, кем, по
мнению Сана, был человек, встретившийся им на улице: религиозным
раскольником, патриотом или одним из староверов. Последние, насколько она
успела узнать, придерживались исконной гатайской религии и испытывали лютую
ненависть ко всем чужакам и иноверцам.

-- Мне показалось, что это был какой-то раб, -- добавила она, и ее
слова шокировали гида-переводчика.

-- О, нет-нет! Это был настоящий мужчина! Пусть самый заблудший и
фанатичный из всех язычников, но мужчина! Эти люди называют себя
кинжальщиками. Но вам нечего бояться, леди( Извините, посланница. Он
определенно был мужчиной!

Мысль о том, что какой-то раб мог коснуться посланницы Экумены,
тревожила его сильнее, чем сама попытка покушения. Если только это
действительно было покушение.

Обдумав ситуацию, Солли пришла к заключению, что нападавший мог
оказаться помощником "майора". После того как она отчитала охранника в
театре, рега решил поквитаться с ней и поставить ее на место, "защитив" от
так называемого кинжальщика. Ничего! Если он попытается проделать это снова,
она протрет им все стены и пол!

-- Реве! -- позвала она, и рабыня тут же появилась в дверном проеме. --
Сейчас ко мне придет один из актеров. Ты не могла бы приготовить нам чай и
какую-нибудь закуску?

Реве с улыбкой кивнула и побежала на кухню. Послышался стук в дверь.
Открыв ее, Солли увидела на крыльце Батикама и "майора", который, очевидно,
охранял дом снаружи. Оба вошли в прихожую.

Она не ожидала, что макил по-прежнему будет в женской одежде. Его
платье -- одно из тех, что носили в пьесах обморочные дамы, -- отличалось от
пышного и величавого наряда, в котором он встречал ее за кулисами театра.
Тем не менее оно еще больше подчеркивало элегантность и утонченность
Батикама. Переливаясь оттенками, играя светом и тьмой, это платье придавало
особую пикантность собственному мужскому костюму Солли. Конечно, "майор" был
более красивым и притягательным мужчиной, пока не открывал рот. Но макил
обладал каким-то необъяснимым магнетизмом. На Батикама хотелось смотреть и
смотреть. Его кожа выглядела серовато-коричневой, а не иссиня-черной, чем
так гордились аристократы Уэрела. (Впрочем, Солли видела многих черных слуг,
и это ее нисколько не удивляло: ведь каждая рабыня должна была безропотно
выполнять сексуальные прихоти своего хозяина.) Через грим макила и "звездную
пудру" его лицо источало симпатию и живой интеллект.

Взглянув на нее и Сана, а затем на "майора", Батикам издал приятный
благозвучный смех. Он смеялся как женщина -- с теплой серебристой вибрацией,
а не грубым мужским "ха-ха-ха". Актер протянул руки к Солли, и она, подойдя
к нему, нежно сжала в своих ладонях кончики длинных ухоженных пальцев.

-- Спасибо, что пришли, Батикам! -- сказала она.

-- А вам спасибо за то, что пригласили меня к себе, -- ответил он. --
Чудесная посланница звезд!

-- Сан! -- вдруг возмутилась Солли. -- Где же ваша былая
сообразительность?

На лице гида промелькнула смущенная нерешительность. Какой-то миг он
хотел сказать о чем-то, но затем улыбнулся и елейно произнес:

-- Да-да, прошу меня извинить. Доброй вам ночи, посланница Экумены!
Надеюсь увидеть вас завтра в управлении рудников. В полуденный час, как мы и
условились, верно?

Отступая, он надвигался на "майора", который неподвижно стоял в дверном
проеме. Солли с вызовом взглянула на охранника, готовая без всяких церемоний
напомнить ему о том, с какой радостью он хотел покинуть ее дом. И тут она
увидела его лицо. Маска холодной вежливости растворилась в подлинном
чувстве, и это чувство было презрением, скептическим и тошнотворным, словно
его заставили смотреть на человека, который ел чужое дерьмо.

-- Уходите! -- закричала она и отвернулась от них. -- Прошу вас пройти
сюда, Батикам. -- Она потянула макила в спальню. -- Только здесь я еще
нахожу какое-то уединение.

Тейео родился там, где рождались его предки, в старом холодном доме у
подножия холмов чуть выше Ноехи. Мать не плакала, рожая его, потому что она
была женой солдата. Ему дали имя великого сородича, убитого в битве под
Сосой. Он рос в непреклонной дисциплине обедневшего, но чистого и древнего
рода веотов. Отец, приезжая домой во время редких и краткосрочных отпусков,
обучал ею искусствам, которые обязан знать каждый солдат. А когда он отбывал
в свою часть для несения воинской службы, за мальчиком присматривал старый
раб Хаббакам, некогда служивший сержантом. Он учил Тейео летом и зимой, с
пяти утра и до вечера, делая лишь короткие перерывы на молитвы и поклонение
богине. Фехтование коротким и длинным мечом сменяла стрельба, после которой
начинался бег по пересеченной местности. По вечерам же мать и бабушка учили
мальчика другим искусствам, которые обязан знать мужчина. Начиная с двух