Чтение 26–й страницы книги ~Осень Эрде~

черно-белые птицы, похожие на земных чаек. И снова, прилетев ниоткуда,
исчезали в никуда...

Вдруг в памяти всплыли строки -- стихи, которые он написал давно, еще в
студенческие времена. Сейчас он не помнил, кому они посвящались. Возможно,
то была Мод?..

А ветер гонит вперед и вперед,

А волны толкают назад,

Не знаю, в какой войти хоровод,

Но я не вернусь, не вернуть туда,

куда смотрит твой взгляд

Во взгляде том свечи горят и снег,

И память о прошлом дне.

И я бегу, бегу целый век,

А память за мной -- на коне...

И я бы вернулся туда опять.

Да только не знаю -- как.

Ведь время, увы, не движется вспять,

И ждет меня мой маяк..

Он никогда не отпустит меня,

И буду к нему я ползти,

И руки твои вспоминать всегда,

Пока не пройду пути...

Странник поднялся на ноги.

-- Пока не пройду пути... -- вслух повторил он.

Потом немного попрыгал на месте, чтобы согреться и разогнать кровь в
затекших мышцах. Ветер гнал на него теплые волны тумана. Время от времени
мгла почти рассеивалась, и тогда можно было различить покрытые то ли лесом,
то ли кустарником холмы; иногда вновь становилась густой -- такой, что,
казалось, ею можно наполнять бочки и продавать по двадцать шиллингов за
галлон.

Тропа постепенно спускалась все ниже и ниже, и Блейд понял, что
двигается к морю. Память услужливо (сейчас она работала как часы) выдала
карту. Получалось, что за ночь он прошел где-то около пятнадцати миль.

Еще несколько поворотов, и Блейд действительно уловил мерный рокот --
вечный гекзаметр морской стихии. А еще два десятка шагов привели его к
крутому обрыву. Если бы не рассеявшийся на пару минут туман, карьера его тут
бы и закончилась, но Бог и судьба были милостивы к Ричарду Блейду, полагая,
что срок его еще не пришел.

Не доходя нескольких шагов до края он остановился, потом поискал вокруг
глазами подходящее сиденье.

Обнаруженная им глыба оказалась куском известняка, над которым ветер,
вода и солнце поработали достаточно, чтобы сделать его более или менее
гладким. Умостившись на этом валуне, Блейд невольно повторил позу знаменитой
статуи Родена.

И вновь вернулся к своим невеселым мыслям.

-- Пока не пройду пути... -- повторил он в который уже раз.

Мысли, которые раньше не часто тревожили его, снова закружились в
голове.

Иногда он задумывался о том, чего же достиг за свою жизнь, которой
немного оставалось до полувека. На своем пути он встречал удивительное,
великое и страшное; он посетил две дюжины миров, и что же? В чем-то
большинство из них было удручающе похожи один на другой... Власть
принадлежала сильным, поэтому он старался оказаться в их числе. Слабые же
подчинялись; иногда он помогал им, стараясь, чтобы они стали сильнее, но все
рано или поздно возвращалось на круги своя. Мир в целом это ничуть не
изменяло.

Он искал забвения в любви. Настоящей любви! Он пытался увидеть в
женщине не партнера на ночь, а существо, достойное его уважения. И что из
этого получилось? Те, кто были дороги ему, исчезли, остались в мирах иных,
за гранью реальности; тогда как на Земле... Там слишком многое
забаррикадировало дорогу к простому человеческому счастью, и обойти завалы
не представлялось возможным.

Нет, с земными женщинами ему не везло; даже за приемной дочерью, за
малышкой Астой, пришлось отправиться в Киртан! Впрочем, и в мирах иных не
все проходило гладко -- взять хотя бы Эрлин Лейн...

Он так до конца и не мог понять ее. Она продавала его Джеббелу, была
готова убить его, но не сумела хладнокровно этого сделать, пока он валялся
без сознания, одурманенный каким-то зельем. Еще меньше он разбирался в своих
чувствах к ней. Их связь началась по расчету, и вначале ее фундаментом была
одна физиология; но не обрели ли они нечто большее? Не стал бы он иначе
срываться с места по ее зову...

Снова в памяти зазвучали строки, мерные, чеканные... Джеймс Стивенс...

Я взращен сам собою,

Я силен сам собою,

Мудрецам и невеждам

Душу я не открою.

Я отбился от стада,

И мне больше не надо

Ни родства я ни братства,

Ни руки и ни взгляда.

...Там на краешке света

Враг мой ждет меня где-то:

Лишь в лучах его злобы

Я достигну расцвета...

Разведка... Работа, где результат превыше всего, где цель оправдывает
средства! Не убила ли она в нем человека, превратив в машину, в живой
компьютер, пострашнее, чем электронный монстр старика Лейтона? Теперь он не
мог ни любить, ни ненавидеть, не просчитав предварительно, как это скажется
на его работе. Чаще всего, отрицательно, ибо в разведке не место страстям...

Он потерял многое, и не приобрел ничего, кроме Асты и крохотной частицы
мудрости. И мудрость эта говорила ему, что все изменяется либо остается на
месте, но действует по одним и тем же законам.

Ха! Странник угрюмо усмехнулся. Можно подумать, он не знал этого
раньше!

Так, исподволь, он перешел к мыслям об отставке. Вероятно, доктор
Хэмпсфорд поможет с этим делом... Или всетаки согласиться на предложение
Дж.? Возглавить отдел и посылать других идиотов в преисподние Измерения Икс?
Впрочем, что об этом думать сейчас, сначала надо вернуться! А пропуском на
Землю станет уничтоженный на Эрде транслятор массы.

Блейд распрямил затекшую спину и подошел к самому краю обрыва, так что
камешки, осыпавшиеся у него из-под ног, полетели вниз, прямо в бушующие
волны прибоя.

Мой дом последний стар и пуст,

И лишь в саду цветет тот куст,

Что помним ты и я...

Но там тебя давно уж нет,

И я не знаю, где твой след

И солнце ноября...

Зима придет --

Пусть куст цветет

Хоть в памяти моей.

Ты там бываешь иногда,

Но нет дороги мне туда,

Чтоб не было больней.

Повернувшись к морю спиной, он медленно побрел куда-то, не глядя по
сторонам и не пытаясь разыскать тропу.

ГЛАВА 9

Путь странника лежал к холмам. За его спиной тихо рокотал океан, волны
танцевали с ветром нескончаемый вальс, крохотные валы набегали на берег;
впереди высились поросшие кустарником склоны невысоких увалов. Где-то за
ними лежала Столица и прочие города и веси Центральной Директории, но тут,
на морском побережье, царило полное безлюдье и безмолвие.

Тропы, по которой он добрался сюда, Блейд не нашел, зато обнаружил
проселочную дорогу. Судя по его воспоминаниям о карте этого района, этот
тракт ответвлялся от столичного шоссе милях в восьми от коттеджа Лейн и шел
причудливыми изгибами вдоль побережья. Странник еще не до конца представлял,
что будет делать дальше и как выполнит задание; впрочем, уверенность в
собственной счастливой звезде не покидала его, как не оставляла и раньше.
Задача выжить и справиться с возложенной на него миссией была нелегка,
чертовски нелегка, но выполнима. Вновь придется начинать почти с нуля... И
чтобы хоть как-то облегчить работу, требовалось на все сто процентов
использовать то немногие, чем он сейчас располагал.

Шагая по дороге, Блейд подвел свой нехитрый баланс: у него была
необходимая информация и немного денег на первое время -- пластиковых
прямоугольничков, покрытых непонятным рисунком из перекрывающихся
разноцветных кругов и спиралей. Их, при экономном расходовании, должно было
хватить недели на две. В Столице, в его квартире, оставалось еще несколько
чеков на предъявителя, выданных Джеббелом, но теперь, когда отношение к
инопланетному гостю со стороны Департамента Государственных Перевозок
внезапно, необъяснимо и круто переменилось, их обналичивание стало отдельной
проблемой, опасной, но весьма важной. Но еще важнее, чем деньги, были записи
-- те самые записи, которые делал Блейд во время своей недолгой работы на
местное правительство. Именно задача вернуть их и становилась теперь
первоочередной.

Туман, клочьями наплывавший с моря и окутывавший побережье, с восходом
солнца постепенно исчез, растворился, рассеялся, открывая великолепную
панораму. Серо-синие волны, над которыми висел диск цвета раскаленного
железа, неспешно играли друг с другом в пятнашки, где-то вдали, почти у