Запрокинув голову, он видит разбитую стеклянную крышу, до которой метров
сто. На десятом этаже, на высоте шестидесяти метров, его ожидают -
отчетливый темный силуэт на фоне пламени.
центре шахты широкую винтовую лестницу, начинает подниматься.
терминекс "Макушки".
отношению к тем, кто смеет отсыпаться, пока живые шестерни и рычаги
государства честно трудятся.
континенте мог похвастаться четырехзвездочным рестораном, где
насчитывались миллионы настоящих, а не самозваных гурманов, а желудки были
избалованы экзотическими яствами двухсот планет, даже в пресыщенной
шедеврами гениальных кулинаров и выдающихся ресторанов Сети "Макушка" не
имела себе равных.
Богов - планеты древесных великанов, "Макушка" занимала несколько акров на
ветвях, висящих в полумиле над поверхностью земли. Четырехметровой ширины
лестница, по которой сейчас поднимались мы с Хентом, казалась совсем
узенькой на фоне циклопических ветвей шириной в проспект, листьев
величиной с парус и самого ствола, виднеющегося сквозь густую листву, -
отвесной морщинистой громадины, рядом с которой иные горы показались бы
песочными куличиками. На верхних террасах "Макушки" было два десятка
обеденных площадок, и чем выше располагалась площадка, тем большим
богатством, связями и властью обладали ее посетители. Главное - властью. В
обществе, где миллиардным состоянием никого не удивишь, где ленч в
"Макушке" стоил тысячу марок и все-таки был по карману миллионам граждан,
решающим мерилом положения в обществе была власть - валюта, никогда не
выходящая из моды.
закругленную площадку из плотинника (по мюиру ходить нельзя), откуда
открывался великолепный вид: бледнеющее лимонное небо, бескрайнее море
деревьев внизу, простирающееся до горизонта, и теплые оранжевые огни хижин
и молельных домов тамплиеров, просвечивающие сквозь зеленые и янтарные
стены колышущейся листвы. На обеде присутствовало человек шестьдесят; я
узнал сенатора Колчева, чья седая грива блеснула в свете японских
фонариков, советника Альбедо, генерала Морпурго, адмирала Сингха,
временного председателя Денцель-Хайят-Амина, спикера Альтинга Гиббонса,
еще десять-двенадцать сенаторов из таких могущественных миров, как Седьмая
Дракона, Денеб-3, Нордхольм, Фудзи, оба Возрождения, Метакса,
Мауи-Обетованная, Хеврон, Новая Земля и Иксион, а также кое-каких
политиков рангом пониже. Мелькнул перформист Спенсер Рейнольдс,
неотразимый красавец во фраке рыжего бархата. Других художников я что-то
не заметил, но Тирену Вингрен-Фейф увидел издалека. Эта меценатка с
издательским прошлым по-прежнему выделялась в толпе. Ее платье было сшито
из тысяч тончайших кожаных лепестков, иссиня-черные волосы вздымались к
небесам высокой лепной полной, но ни наряд от Тедекая, ни ультрамодный
макияж не вызывали былого сердцебиения: каких-нибудь полвека назад ее
внешний вид производил куда более сильное впечатление. Я двинулся к ней
сквозь концентрические толпы гостей, бродивших от бара к бару в ожидании
сигнала "Кушать подано!".
преодолел последние несколько ярдов. - Каким ветром тебя занесло на эту
нудятину?
литературного бомонда познакомилась со мной во время прошлогодней Недели
Искусств на Эсперансе, а удостоился я этой чести лишь благодаря дружбе с
такими суперзвездами Сети, как Салмад Брюи III, Миллон Де-Га-Фре и Рифмер
Корбе. Тирена была упрямым динозавром, ни в какую не желавшим вымирать.
Если бы не косметика, ее запястья, ладони и шея светились бы голубым от
многократных курсов поульсенизации. Проводя десятки лет в межзвездных
круизах на субсветовых кораблях или в безумно дорогих криогенных
усыпальницах на безымянных элитарных курортах, Тирена Вингрен-Фейф тем не
менее крепко держала вожжи светской жизни и не собиралась ослаблять своей
железной хватки. После каждого двадцатилетнего сна состояние се
многократно возрастало, а ореол вокруг ее имени сиял еще ослепительней.
спросила она.
художника этого ни гроша не стоящего мира. - Нет, сейчас я, похоже,
перебрался на ТКЦ.
взгляды десятка зевак из ее свиты, пытающихся определить, что за юный
нахал просочился на внутреннюю орбиту их повелительницы.
дельцов и бюрократов. Хоть бы они отвязались от тебя поскорее!
у Мартина Силена?
взгляд. На секунду я вообразил себе противостояние Мейны Гладстон и этой
дамы. Внутренне содрогнувшись, я ждал ответа.
история. Зачем забивать твою очаровательную голову какими-то давно
забытыми пустяками?
любопытно, поддерживаете ли вы с ним связь.
бедном Мартине давным-давно ничего не слышно. Увы, бедняга, вероятно,
давно превратился в окаменелость!
был намного моложе ее.
фирма, "Транслайн", недавно заявила, что собирается издать кое-какие вещи
Мартина. Не знаю только, связывалась ли она с его наследниками.
романах из жизни Старой Земли, которые так хорошо продавались.
- усмехнулась Тирена. В руках у нее оказалась сигарета с марихуаной в
длинном мундштуке черного дерева. Какой-то юнец из ее свиты поспешил
поднести ей зажигалку. - Сверхстранный выбор, - произнесла она,
затягиваясь, - если вспомнить, что, пока бедный Мартин был жив, никто не
удосужился даже прочесть "Песни". Да уж, я всегда говорила: ничто так не
способствует карьере творца, как немножко смерти и безвестности. - Она
засмеялась: смех ее напоминал скрежет металла о камень. Свита засмеялась
вместе с ней.
"Песни" читались бы лучше, будь они закончены.
гонга, призывающий к обеду. Спенсер Рейнольдс взял гранд-даму под руку, и
гости начали подниматься по последней лестнице к звездам. Я молча допил
свой бокал, оставил его на перилах и пошел догонять стадо.
как все расселись. Гладстон произнесла краткую речь, - возможно, двадцатую
за сегодня, если не считать утреннего обращения к Сенату и гражданам.
Сети. Первоначальным поводом для нашего обеда было чествование участников
создания Фонда Помощи Армагасту, но Гладстон вскоре перевела разговор на
войну и необходимость действовать энергично и эффективно, в обстановке
всеобщего единения, которому должны способствовать руководители всех миров
Сети.
позолота уже осыпалась, небеса окрасились в приглушенный шафрановый цвет и
вскоре померкли; надвинулась почти тропическая тьма, такая густая, что,
казалось, на небо набросили плотную синюю завесу. В этих широтах из шести
небольших лун Рощи Богов видны только пять, и все они, кроме одной,
неслись сейчас по небу. Высыпали звезды. Насыщенный кислородом воздух
опьянял, как вино. Густой аромат влажных листьев напомнил мне об утренней
поездке на Гиперион. Но, в отличие от Гипериона, на Роще Богов были
запрещены ТМП, скиммеры и какие бы то ни было летательные аппараты, так
что нефтехимические выделения или отработанные газы из термоядерных
батарей никогда не загрязняли эти небеса, а из-за отсутствия городов,
автострад и электрического освещения звезды казались такими ясными и
яркими, что могли соперничать с японскими фонариками и люм-шарами на
ветвях и перилах "Макушки".
движение. Широкая платформа плавно покачивалась, как корабль на легкой
волне, и стойки и опоры из плотинника и мюира тихо поскрипывали. Я смотрел
на огни, мерцающие в кронах дальних деревьев: многие из них горели в
"комнатах", которые тамплиеры сдавали в аренду. Такую комнату можно было