Чтение 26–й страницы книги ~Солнечные стрелы~

сейчас успокаивающе охлопывал шею своего золотистого жеребца, какими
славились его владения.

- Здесь, - сказал он подъехавшему Эсториану, указывая на руины, -
здесь столкнулись они. Маги метали в воздух сгустки своей силы, и
пораженные их могуществом существа наполняли округу жутким воем. Здесь
сошлись две грозные армии...

- Но не сразились, - не слишком учтиво вмешался в его монолог
Эсториан. - Мои предки остановили их. Они увели асаниан и варьянцев в
безопасное место, под защиту магических стен.

- Слишком поздно для города, - добавил лорд Душай, вежливо
улыбнувшись.

- Они сделали все что могли, - пожал плечами Эсториан. Это сражение
состоялось совсем недавно, в прошлом столетии. Эсториан и сам,
собственно говоря, являлся одним из его следствий - со своими янтарными
глазами льва и лицом уроженца северных мест. Они стояли друг против
друга - отпрыск древнего асанианского рода и император Керувариона,
молча озирая свидетельства борьбы их домов. Впрочем, для каждого из них
эти свидетельства имели разную цену.

Саревадин. Эсториан произнес это имя про себя как заклинание.
Странное имя: не мужское, не женское, оно было дано великим магом и
королевой ребенку, порожденному ее чревом, - мальчику, каким он являлся
тогда, высокому, рыжеволосому, с темной северной кожей, - принцу,
наделенному мощным магическим даром. Женщина, которая выехала из Врат,
разделяющих миры, была отягощена наследником двух империй. Маги так и не
сумели совладать с ее духом и потому жестоко обошлись с ее плотью.

Эсториан соскользнул со спины Умизана и двинулся в глубь развалин.
Рослый сенель, недоуменно потряхивая коротко подстриженной гривой,
побрел за ним. Лорд Душай, неприметно поморщившись, толкнул коленями
жеребца. Следом тронулась изрядно поредевшая свита.

Немногие придворные пожелали сопровождать своих властителей в эти
скучные, провонявшие гнилью и гарью места. Даже Сидани куда-то
запропастилась.

Следы крови за долгие годы были замыты дождями, пепел унесен ветром,
и все же мерзкий запах разложения и смерти, казалось, еще витал над
развалинами. Сила древних чародеев крепко вцепилась в груды обломков и
не желала их отпускать.

Именно здесь произошло это. Здесь две империи сошлись, сразились,
слились в одну. На том месте, где трава долгое время не смела зеленеть,
могущественные отцы обратились против своих мятежных детей, не
сомневаясь в своем праве поступить так.

- Легенды гласят, что они любили друг друга, - пробормотал Эсториан,
не заботясь, слышит ли его кто-нибудь, и не ожидая отклика.

- Только любовью и можно объяснить все это.

Он вздрогнул. Камень заговорил с ним голосом Сидани.

Она сидела, прижавшись к расколотой вдоль колонне, кутаясь в накидку,
потерявшую от времени свой цвет. На этот раз она выглядела откровенно
старой - тощее, древнее существо, одуревшее от асанианской жары. Плечи
ее тряслись. Возможно, их овевал ветер смерти, который реял здесь
десятилетия назад.

- Это ты? - тупо спросил он.

Она ничего не ответила.

- Холодно мне, - сказала она. - Так холодно.

Он дотронулся до ее руки. Она была ледяной, и воздух над ней совсем
не был обжигающе горячим.

- Ты заболела, - сказал он.

Он сгреб ее в охапку и поднял на руки, она оказалась легкой, словно
вязанка хвороста, и такой же хрупкой на ощупь. Она лежала тихо, не
понимая, что с ней происходит. Он оступился, зацепившись за камень
концом меча.

- Милорд, - тихо позвал кто-то.

Годри. Рядом с ним стоял Алидан. За ним теснились другие гвардейцы и
слуги Дутая. Сам лорд молча восседал в седле, невозмутимо поглядывая на
происходящее. Император волен делать все, что ему заблагорассудится,
было написано на его лице. Эсториан почти полюбил его за это, хотя
никогда прежде напыщенный лорд не выглядел большим асанианином, чем
сейчас.

- Милорд, - сказал Годри. - Мы отвезем ее. Позвольте...

Он игнорировал обращение слуги.

Умизан поджидал хозяина, косясь на его необычную ношу, Эсториан
заглянул в выпуклый темно-голубой глаз.

- Она не умрет, - сказал он. - Перестань даже думать об этом.

Сенель прижал уши к черепу, но не шелохнулся и даже не вздрогнул,
когда хозяин усадил тщедушную, трясущуюся фигурку в седло. Колени
Скиталицы инстинктивно сжали бока жеребца, темные пальцы вцепились в
заплетенную косичками гриву. Сенель медленно двинулся вперед, мягко
переставляя копыта, ступая так, словно его наездница была сделана из
хрупкого хрусталя.

***

Вскоре, освобожденная от одежд и завернутая в мягкое покрывало, она
лежала на императорской постели и мирно спала. К вечеру температура ее
тела сравнялась с теплотой ладони Эсториана, дыхание стало глубоким и
ровным. Эсториан перевел взгляд на Юлию, которая явилась занять свою
половину ложа.

- Приглядывай за ней, - сказал он.

Рысь положила морду на подушку рядом с головой Сидани и зевнула.
Сидани, не просыпаясь, бесцеремонно толкнула коленом крутой лоснящийся
бок. Кошка, едва шевельнув толстой, словно окорок, ляжкой, обернула ноги
Скиталицы хвостом.

Эсториан понял, что, даже глядя на вторгшихся в его дом оккупантов,
можно почувствовать себя совершенно счастливым.

***

Лорд Душай, утонченный аристократ, пресыщенный удовольствиями и
утомленный пошлостью окружающей жизни, старался украсить свой быт
элементами новизны, что ему, без сомнения, удавалось: даже пиршество в
честь молодого императора он умудрился обставить на зависть другим
лордам.

Вопреки традициям пиршественный зал в его дворце был . кругл, как
диск Ясной Луны, окружен колоннами и увенчан куполом, сотканным,
казалось, из солнечных лучей. Гости восседали на чем-то подобном круглым
кушеткам, разбросанным кольцеобразно вокруг открытого пространства в
центре зала; к этим сооружениям были придвинуты низенькие столы.

Эсториан располагался слева от входа, рядом с ним удобно устроился и
лорд Душай. Леди Мирейн сидела напротив сына, отделенная от него
импровизированной ареной, у ее ног, словно обломок черной скалы,
возлежал Айбуран. Они о чем-то тихо переговаривались. Эсториан заметил,
как мать вопросительно вскинула бровь, на что верховный жрец Эндроса
ответил успокоительной улыбкой.

Слуги внесли снедь и напитки. Эсториан почувствовал голод. Он отведал
несколько асанианских блюд и нашел их пресными. Тонкие желтые вина
асаниан также не утоляли жажды, но приятно холодили пищевод, ибо
хранились в снегу, собранном с вершин северных гор и погруженном в
глубокие погреба.

Он сохранял полную невозмутимость, хотя его наряд, скорее всего,
шокировал коренных жителей этой страны. Его короткий килт отливал
кремовыми тонами, яркие пятна янтарных накладок перекликались с цветом
глаз.

По их многомантийным меркам он выглядел просто голым. ибо, кроме
килта, нагрудных украшений и японских королевских штанишек, на нем
ничего не было, а короткая жреческая косичка, не закрывавшая и пяди
спины, конечно же, не могла восприниматься всерьез. В довершение всего
его пышная, тщательно вымытая и любовно расчесанная борода тоже
производила на асаниан неизгладимое впечатление. Ношение бороды
считалось здесь варварством, и потому Эсториан наотрез отказался ее
сбрить.

Голоногий, простоволосый, он возлежал на предоставленном ему ложе,
всем своим видом демонстрируя полнейшее удовлетворение. Слуга, принесший
вино, развернул веер и принялся обмахивать его.

Асаниане сидели чинно, кутаясь в тяжелые мантии, и не поднимали на
императора глаз. Бедные, зажатые в тиски традиций и условностей
существа. Он почти жалел их. Коротко стриженные слуги в свободных
туниках выглядели гораздо счастливее своих хозяев. Его люди также нимало
не заботились о чувствительности своих желтолицых соседей и оделись
легко, под стать императору: только леди Мирейн все же решила отдать
некоторую дань местным представлениям о приличиях. Она обернула свою
стройную фигуру плотной облегающей тканью, подхваченной широким поясом,
которая, впрочем, оставляла открытыми руки императрицы и подчеркивала
идеальную форму высокой упругой груди, сохранившуюся несмотря на то, что
леди Мирейн сама выкормила своего сына.

Она отвернулась от Айбурана, чуть развернула плечи и посмотрела на
свое чадо. Хорош, без сомнения, хорош.

Черен? Да. Но разве это портит мужчину? Строен, прекрасно сложен,
высок. Несколько, правда, худ и останется таким, если материнская кровь
будет и дальше служить поводырем его развития. Все мужчины в ее роду
поджары, как весенние волки.

Он рассмеялся. Лорд Душай сказал ему, что его забота кое о ком
кое-кого забавляет. Он, конечно же, имел в виду Сиданн. Пусть их