Чтение 26–й страницы книги ~Тени Санктуария~

Однажды ночью, когда луна над Санктуарием напоминала не круглую белую
девичью грудь, а крохотный полумесяц, не похожий даже на лезвие косы, в
тишине прозвенела тетива. К флажку на шпиле Губернаторского дворца
устремилась стрела, за которой, подобно нити, вытканной неутомимым пауком
или уносимой ветром гусеничной пряди, тянулся шелковый шнур, столь тонкий,
что был почти невидим.

Стрелок промахнулся и ему стоило немалого труда вернуть шнур со
стрелой обратно.

Скорее ругаясь, чем вознося небу молитвы, стрелок прицелился снова.
Слегка приподняв лук, он поднес его к щеке и аккуратно, почти нежно
отпустил тетиву. Стрела, вновь взмыла в небо, вытягивая шелковую нить,
серебряную в бледном свете полумесяца.

И впрямь, эта ночь была скорее ответом на проклятья, нежели на
мольбы, что было вполне в духе осторожного и внимательного Санктуария,
который прозвали "_М_и_р_о_м _в_о_р_о_в_".

Пролетев мимо флажка, стрелу повело назад, ибо шнур закончился, и
потащил ее вниз. По пути стрела вместе со шнуром обвилась вокруг флажка
раз, другой... четвертый. Лучник что было сил тянул шелковую нить,
стоившую ему парочки подвесок, сделанных из золота и украшенных аметистом
и хризопразом из.... впрочем, какое это имеет значение. Лучник продолжал
тянуть за упругую нить, затягивая ее вокруг шпиля со стрелой в качестве
крепления.

Вокруг все стихло. Ночную тишь прорезал лишь одинокий стон голубя;
никто в Санктуарии не подумал, что этот печальный вскрик может предвещать
дождь. Только не здесь и не в это время года. Крепко взявшись за шнур,
незнакомец поджал ноги, чтобы проверить прочность шелка. Тонкая упругая
нить недвижно и невидимо висела среди едва светлевшего небосвода.

Блеснули в улыбке зубы. Стоявший на вершине зернохранилища прямо
напротив дворца лучник выделялся копной волос, которая была чернее ночи, а
глаза под густыми бровями едва не сходились над орлиным носом.

Собрав снаряжение, незнакомец поправил одежду, тяжело вздохнул,
откашлялся что было сил и подошел к самому краю стены, держась за веревку.

Произнеся что-то подобное молитве, он бросился вниз.

Улица под ним была широка настолько, что несколько фургонов в ряд
могли двигаться по ней, а впереди уже вздымалась горой крепостная стена.

Прижав ноги к груди, незнакомец врезался в громаду стены с такой
силой, что его зубы клацнули, а мольбы в голове переросли в проклятая. Ни
ноги, ни шелковый шнур не пострадали, не говоря уж о каменной стене,
выложенной из камня в четыре фута толщиной.

Качаясь на шнуре, незнакомец двинулся вверх, перебирая руками и
ногами. Он вытягивал свое тело по стене, взбираясь по превосходно
выложенной кладке, двигаясь на волосок от гибели, ибо такова будет
расплата, поскользнись он. Улица осталась далеко внизу и исчезала во тьме
с каждым шагом.

Он не принимал смерть в расчет, поскольку всегда был уверен в своих
силах.

Незнакомец не был могучим воином, да и как лучник многим уступил бы в
стрельбе, зато на его стороне были все преимущества юности: стройность,
гибкость и сила. Он был умелым и искушенным вором. Не какой-то там
карманник, уличный грабитель или хулиган, а настоящий вор. Взломщик.
Немного достойных соперников нашлось бы ему в умении карабкаться по стенам
и проникать в высокие окна.

Одежда и обувь были подобраны под цвет ночи, цвет теней, с которыми
он давно уже свел дружбу.

Вор не скользил, он поднимался вверх и вскоре уже достиг верха
широкой стены Губернаторского дворца Санктуария. Уверенным движением
скользнул в бойницу меж двух башенных зубцов и оказался среди привычных
ему теней.

Теперь вор внимательно изучал сам дворец, дворец, в котором жил
златовласый Принц, которого прислали из Рэнке, чтобы он управлял (а
вернее, попытался справиться) Санктуарием. Вор улыбнулся, не разжимая губ.
Во дворце служили не охранники, а сущие дьяволы: зубы у молодых людей
блестят даже при самом слабом свете луны, так что такая предосторожность
была не лишней.

Незнакомец прожил на этом свете всего около двух десятков лет и не
мог сказать точно, девятнадцать ему, двадцать или немногим больше. В этом
сумасшедшем доме, который завоеватели-рэнканцы окрестили "Миром воров",
никто не мог сказать наверняка, сколько же ему лет. Возможно, что это
знала его мать, но уж точно не отец, которого он никогда не видел, да и
мать знала его лишь мимоходом, ибо наш герой был незаконнорожденным, что
зачастую проявлялось в его натуре. Да и кто мог сказать, где сейчас его
мать и кем она стала.

Внизу, обнесенные стеной, располагались разные хозяйственные
постройки, двор размером с широкую улицу, где уместилось бы целое
поселение, а также казармы для гвардии. Наискосок возвышался дворец,
который хотя и был скрыт тенью, от этого казался лишь более
величественным.

Однажды вор уже вломился во дворец, хотя, сказать по правде, он смог
тайно проникнуть туда, незаметный для всех, потому что ему помогли,
оставив незапертыми ворота и неприкрытой дверь.

Проникнуть в цитадель таким образом было куда легче и проще, нежели
сейчас, вот только тот, кто открыл ему ворота, уже был повергнут в прах
распоряжением губернатора на глазах изумленной толпы, а Вор продолжал свой
жизненный путь.

Вообще говоря. Принц-губернатор Кадакитис вовсе не был врагом этого
юноши, жившего среди теней в другой части города. Вор оказал рэнканскому
Принцу две важные услуги. За что получил награду, хотя и не такую, после
которой можно было уйти на покой до конца своих дней.

Сейчас, стоя под слабым светом маленького полумесяца, вор по-прежнему
держал в своих руках тонкий шнур, который уходил вверх, к флажку на шпиле.
Веревка оставалась тугой, а он вынужден был по-прежнему полагаться на ее
прочность, иначе просто разобьется о камни, словно зрелый гранат,
насыщенный мякотью и красным соком.

Еще раз потянув веревку, незнакомец подергал ее, как следует
обвязался, еще раз подергал, потянул на себя, вздохнул и ринулся со стены
в новый полет. Внутри все точно оборвалось, но голова осталась в ясном
рассудке. Мягкие, подбитые подковами ботинки ударились о вторую стену из
тесаного камня. Удар оказался сильным, и вор едва удержался, чтобы не
застонать.

Осторожно полез вверх.

- Ты что-нибудь слышал, Фракс? - послышался голос, напоминавший скрип
саней по твердой земле. Не по камню или песку, а именно по сухой земле.

Послышалось неясное бормотание.

- Фракс, я спросил тебя, не слышал ли ты чего-нибудь?

Воцарилась тишина. При первых же звуках голосов вор застыл, едва
успев подняться над дворцом на половину своего тела.

- Хм-м, я кое-что слышал, Портер. Я слышал, как она сказала мне: "О,
дорогой мой Фракс, ты у меня самый лучший. Теперь расслабься немного,
дорогой ты мой", - и в этот момент ты разбудил меня, негодник.

- Нам полагается нести караул, а не спать. К черту, Фракс, кто она?

- Не собираюсь ничего отвечать, к тому же я ничего не слышал. Да и
кого ты хочешь услышать? Армию жителей с Подветренной стороны, решивших
собраться под неприступными стенами? А может, ты ждешь, пока кто-то
прилетит верхом на филине?

Портер слегка вздрогнул:

- Не говори об этом. Нынешней ночью и так темно и страшно.

- Какая глупость, - заметил назидательно Фракс, с тяжелым вздохом
роняя голову обратно на колени.

Пока воины лениво разговаривали, вор успел взобраться на стену. Он
вскарабкался бесшумно, но эти идиоты готовы всполошиться даже при звуке
хруста пальцев. Найдя еще одну бойницу, вор скользнул в защитную галерею,
которая располагалась вдоль верха дворца под куполом и шпилем, который
вздымался над внешней стеной. "Тоже мне - серьезные охранники, - подумал
презрительно юноша, - услышали какой-то шум и всполошились". Он покачал
головой. Идиоты! Будь у него время, стоило бы поучить кое-чему этих
дубиноголовых солдат - тому, как правильно нести караул. В городах,
подобных Санктуарию, горожане были осведомлены о мерах безопасности лучше,
чем дворцовая охрана. Когда ты думаешь, что услышал какой-то звук, брось
все дела, замри на месте и слушай. Затем нужно немного пошуметь, чтобы
выказать свою беззаботность, и застыть, чтобы уловить новое движение
нарушителя спокойствия.

Из тени в тень вор двигался вдоль галереи, окруженной зубчатой стеной
под сводом купола. Прошагав немного, он услышал шаркающие шаги и скрежет
по камням пики неосторожного часового. Вор остановился, прижался к стене и
лег ничком напротив вздымавшихся над галереей зубцов. Две тени слились
воедино.

Пробежавший по плечу и щеке паук запутался в густой шевелюре и
принялся отчаянно выбираться наружу. Паук был противным, но вор не мог
позволить себе даже малейшего движения. Впрочем, если мысленные проклятья
и имеют какую-либо силу, то паук не жилец на этом свете.

Мимо, шаркая ногами и волоча по камням пику, продефилировал часовой.
Вор услышал, как тот зевнул. Тише, думал про себя вор, тише. Как все-таки
здорово, когда часовые ходят и поднимают шум, а не стоят на месте и
слушают.

Часовой зашагал налево по периметру стены, а вор заскользил направо,
к северной стороне. На правой руке его виднелся сделанный из кожи и меди
напульсник, а на запястье левой - браслет из черной кожи. В каждом из них
таился несущий смерть метательный нож из отливавшей синевой стали. Еще
один клинок был спрятан в левом ботинке, а ножны и рукоять на поясе
служили лишь для декорации. Другого оружия видно не было. Собираясь на