слова из английского, он с грехом пополам выстроил фразы. И обмер, когда понял
сокрытый в них смысл.
длительный, каждодневный контакт; ибо он знал, что сильнейший - тот, кто знает,
что сила - оттуда. Так и его сила проистекала из пустоты, входя затем сквозь
уши в его глаза". - Он посмотрел на обложку. - Валер Новарина* "Эссе". Не
дурно. И главное - не Пелевин.
знал, теперь в жизни Карины ничего случайного быть не может. Хотела она этого
или нет, осознавала или нет, но она неумолимо приближалась к критической точке
своей судьбы. Останавливать бесполезно, более того - опасно. Тот, кого зовет
Пустота, чтобы провести через посвящение к звездам, подобен лунатику на краю
крыши. Окликнешь завороженного Зовом - погибнет. Предоставишь его судьбе - есть
шанс, что уцелеет. Максимов по своему опыту знал: все уже предопределено и
назад отыграть невозможно. Можно лишь идти рядом, страхуя по мере возможности.
Вышел из гаража, плотно закрыл дверь, стал возиться с тяжелым замком. За спиной
хрустнул гравий.
сколько же такой кирогаз стоит?
мотоцикла. Подержанная "Хонда" Карины осталась в Калининграде, из города
пришлось экстренно уносить ноги, и тащить с собой дребезжащий кусок железа было
себе дороже. За две недели в Москве девчонка успела обзавестить новой вороного
цвета "Ямахой".
языком. - Слышь, а к нему гроб полированный сразу прилагается или отдельно
покупать надо?
поставил ногу на стартер.
появившуюся в конце дорожки. - Меня на такое уже не хватит.
послала через крыши гаражей.
Максимов. - Сдается мне, из рогатки пуляла и по заборам лазила. Головная боль,
а не девчонка!"
знаешь, что у падчериц миллионеров свои причуды?
рождения... Извини, не сообразил.
сегодня - зажигаем!
наполнилось мощной дрожью. Показалось, что оседлал застоявшегося скакуна.
сжав руки. Максимов на секунду зажмурился.
места, разбрызгав в стороны мелкий гравий.
клубился дым черного кубинского табака, наполняя комнату нездешним терпким
запахом.
солнцем. Смуглые люди сверкали белозубыми улыбками, азартно жестикулировали и
двигались с невероятной грацией, свойственной только жителям южных стран.
Казалось, все в них бурлит в такт ритмам сальсы, вырывающейся из каждого окна.
Женщины с фигурами богинь плодородия скользили в толпе, купаясь в горячих
взглядах мужчин. Дети копошились у обочин, как стайки галчат. Город был старым
и невероятно запущенным. На высокомерный европейский взгляд-даже нищим. Но в
узких улочках, где не развернуться лобастой американской машине, застрявшей на
острове со времен Аль Капоне, царил вечный карнавал. Карнавал нищеты. Когда
счастлив сам по себе, пьян от солнца и любви, пропитавшей все вокруг, терпкой,
как запах самых лучших в мире сигар.
по полу от открытого балкона полз холодный сквозняк.
беспорядок и остался доволен. Ликвидировать следы вчерашнего загула ни вокруг
себя, ни на себе намеренно не собирался. Ждал гостей.
общаться у позвонившего почему-то сразу же отпало, стоило Максимову прохрипеть
в трубку: "Алло". Классический проверочный звонок. После него, как правило,
следует визит незваных гостей.
мятную жвачку. Это была единственная дань гигиене, на которую он пошел, решив
выглядеть перед гостями невыспавшимся и туго соображающим после вчерашнего.
месте. Покосился на часы. Половина одиннадцатого. Нормальные служаки уже давно
продрали глаза после инструктажа и разбора полетов за истекшие сутки,
оттянулись пивком и дружно вывалились в народ, по совместительству являющийся
электоратом и криминальной средой.
нет? - мысленно обратился он к затерявшимся на подходе ментам. - Работать надо,
работать! По сводкам новостей бесхозный труп уже прошел, сам слышал".
не подберется. Сначала долго куролесили на смотровой площадке на Воробьевых
горах, потом перебрались в бар со звучным названием "Яма".
углу Нижней Масловки полностью соответствовал названию. Интерьер без особых
изысков: обшарпанные стены с фресками в стиле Валеджо, выполненные самородками
с незаконченным ПТУшным образованием, грубая мебель, громкая музыка и клубы
дыма. Минимум санитарных и социальных норм. Пиво из горла и водка по кругу.
Все. в черной коже, пропахшие бензином и гарью. Руки в живописных татуировках и
пятнах машинного масла. Вызывающий макияж женской половины общества, пьющей
наравне с мужской. Карина, вырвавшись из-под домашнего ареста, отрывалась
вовсю. Максимов радовался одному: чужаков вокруг не было. В "Яме" они сразу бы
бросились в глаза, как мужик в ватнике на нудистском пляже.
Вскочил, набросив на плечи спортивную куртку, прошел в прихожую, замер,
прижавшись к дверному глазку. Искаженная оптика выгнутой линзы предъявила его
взору два вытянутых лица. Одно принадлежало участковому - капитану Дыбенко.
Второе неизвестному мужчине. Они о чем-то совещались шепотом, при этом
незнакомец жестикулировал резче, явно на правах старшего.
китайская кукушка.
дверь.
гостей ничего не выражающим взглядом.
доехал до родного колхоза и положил жизнь на то, чтобы больше никогда там не
оказаться. Так и остался на перепутье. Москва его не приняла, держала на правах
пасынка. Столичных жителей Дыбенко ненавидел всей душой, как только умеет
обделенный всем и вся провинциал. Горожане платили ему той же монетой, но
Дыбенко был уверен, что все это из-за милицейский формы.
на погонах. Дыбенко, хоть и тугодум, дураком не был и без труда смекнул, что
четыре звездочки - это максимум, отпущенный по лимиту судьбы, а должность
участкового - предел мечтаний для его умственных способностей.
демократии. В город хлынули орды бандитов, торгашей и проституток со всех весей
Союза. На каждом углу понастроили киосков, автосервисов и притонов. Попадались
и честные работяги. Но мыкаешься ли ты на трудовые рубли или жируешь до
очередной отсидки, за право топтать московский асфальт и дышать столичной гарью
платить надо всем. За регистрацию - мэру, за покой - участковому. К
подведомственному участку Дыбенко относился, как к колхозному полю, - что
уродилось, то можно использовать для личных нужд. Много не брал, не забывал
делиться и оставить на черный день. И конечно же его раздражало, когда в его
огород вламывались пришлые, интеллигентного вида и со столичным гонором.
помирал не полагающейся ему смертью от пьяной драки, а с подозрительными
выкрутасами. В таких случаях дело тянули не ребята из местного отделения,
которые лишних вопросов не задают, а кишкомоты с Петровки или, что еще хуже, из
Следственного управления МВД. С ними капитан Дыбенко чувствовал себя
председателем захудалого колхоза, встречающим комиссию из Москвы: суетился,
шутил невпопад и обещал устранить замеченные недостатки.
присутствие превращало обычную процедуру опроса жильцов в пытку, и Дыбенко тихо