Чтение 26–й страницы книги ~Эхо драконьих крыл~

"Кхэйтрикхариссдра, я назначаю тебя Хранителем душ - не вмешивайся в битву".

"Отец, нет!" - прокричал он с мольбой.

"Не отец говорит с тобой, а Старейший из Большого рода и Хранитель душ, - ответил я сурово. - Случится мне погибнуть в этой битве - ты станешь следующим Хранителем, кроме меня лишь ты обладаешь даром Вызова предков. Ты не станешь подвергать себя опасности лишиться его в битве".

"Отец, прошу тебя!" - выкрикнул он, вложив в крик все свое сердце. Я знал, что он жаждал мести, но не мог позволить случиться этому.

"Послушайся меня сейчас, сын мой, - сказал я помягче. - Я взываю не к верности, но к любви. Когда-то я потерял свою возлюбленную и не хочу увидеть, как и сын мой погибнет раньше меня. И кроме всего, Кейдра, сынок, у тебя только что родился малыш. Ему нужен отец".

В следующее мгновение я был уже там.

Ланен

Я не могла поверить в то, что вижу. Этот ублюдок Марик хохотал. Он видел, как прилетел Шикрар, когда Акор уже бросился на него, - и хохотал!

Богиня милостивая! Акор!

Я видела, как от руки Марика взметаются смертоносные огненные круги, один за другим, каждый новый ужаснее предыдущего, и обрушиваются на Акора, поражая его в новых местах, а раны с каждым разом делаются все глубже. За первым кругом последовало еще четыре, и все безошибочно поражали Акора в воздухе. Он упал на землю, так и не успев добраться до Марика, истекая кровью: его прекрасную серебряную шкуру покрывали огромные зияющие раны.

В ярости я кинулась к Марику, но Шикрар уже стоял между ним и Акором, бросившись на врага. Он принял на себя еще более ужасный удар, оставивший страшную дыру у него на плече.

Разум Марика был полностью поглощен драконами.

Я налетела на него со всего разбегу, не задумываясь о собственной безопасности, пока еще не было слишком поздно. Оказалось, можно было не волноваться: средство, которое он использовал для защиты от драконов, явно не действовало против его собственных сородичей. Я сделала так, как учил меня Джеми, и мне это неплохо удалось: он был сбит с ног, и этого было достаточно, чтобы Шикрар с Акором успели собраться с силами. В один миг я уселась ему на грудь и попыталась перерезать ему горло его же кинжалом, но даже не поранила его.

Я попробовала еще и еще раз, но клинок лишь соскальзывал с кожи, не причиняя ему вреда.

Он расхохотался и стал направлять на меня кольцо, силу которого уже использовал на моих товарищах. Я попыталась отклонить его руку, но он оказался проворнее: направив кольцо мне в грудь, он произнес что-то на нечистом языке, которого я раньше никогда не слышала. Мы оба были удивлены, когда ничего не произошло.

Быстро опомнившись, я ударила его; однако мне не удалось как следует рассчитать удар, и Марик не слишком пострадал от этого. И тут я увидела, что на ум ему пришла какая-то новая мысль, она ударила ему в голову сильнее, чем мой кулак. Он поднял руку с кольцом и направил его на Шикрара, который, невзирая на боль, по-прежнему стоял, закрывая собою Акора.

- Выбирай, кто из них умрет, Маранова дочь! - выкрикнул он, ужасно довольный. - Ибо что бы ты ни делала, им меня не коснуться, и любое твое оружие нанесет мне вреда не больше, чем их бесполезные зубы и когти.

И в это мгновение я поняла, как его можно уничтожить. Спасибо Владычице за Язык Истины! "Акор, любимый, да остановит это его!"

Акхор

Я слышал ее сквозь боль, сквозь ярость, что раскалилась во мне добела. Я воззвал к Шикрару, и он отстранился, чтобы я мог видеть, и вместе мы обратили свои мысли на существо, боровшееся с Ланен на земле.

Даже против столь необычного нападения, чего никогда не случалось прежде за всю историю кантри, Марик имел какую-то защиту, ибо разум его сопротивлялся достаточно долго, чтобы он успел исторгнуть из своего кольца последнее зло. Пока мы с Шикраром пытались добраться до его разума, остановить его силой нашей воли, ему все таки удалось направить проклятую штуковину на меня - и последний взметнувшийся круг темного пламени разорвал мне грудь мучительной болью. Я опустил взгляд и был потрясен, узрев зияющую рану.

Кости мои были целы. Я знал это, потому что видел их.

К счастью, когда боль начала прожигать меня насквозь, ноги мои подвели меня, и я упал наземь, лишившись чувств.

Марик

Камни поют все громче, даже в своей победе я не могу заставить их замолчать; эти ужасающие звуки пронизывают меня до мозга костей, бросают в дрожь. Но дочери Маран не удалось спасти серебряного, и я поверг его.

Свет, белый свет перед глазами, в голове звенят голоса... Заткнитесь, убирайтесь прочь, убирайтесь! УБИРАЙТЕСЬ!

ОГОНЬ.

Моя голова охвачена огнем.

Голову переполняют вопли камней, пропади они пропадом!

Пропади...

Пропал, пропал, пропал!..

Умри в муках, ракшадакх!

Белое пламя разгорается в голове.

А потом тьма, сплошная тьма, ни света, ни воздуха - все исчезло, пропало.

И все исчезло.

Исчезло.

Все пропало.

Пропал, пропал, пропал...

Нет, нет, не-е-е-е-ет!..

Кейдра

Когда Акхор пал, отец позвал меня, рассудив, что Марик больше не опасен.

- Кейдра, помоги мне: государя нужно отнести в его вех-чертог - воскликнул Шикрар, не обращая внимания на собственную рану; голос его с трудом вырывался из горла. Мне пришлось отвернуться. Возможно ли было, что Акхор до сих пор был жив? Я никогда не видел и не представлял себе подобных ран.

- Помоги мне, Кейдра, мне не под силу унести его одному.

Взяв себя в руки, я подошел к ним, размышляя, как же нам поднять его, если Шикрар и сам тяжело ранен. Неожиданно я услышал голос:

"Кейдра, Шикрар, я прибыла. Где вы?"

"В лагере гедри, госпожа Идай", - ответил я с облегчением. Она была старше меня, больше и сильнее - с ее помощью мы наверняка смогли бы унести Акхора.

"Предупреждаю, Идай, раны его тяжелые, - произнес Шикрар, когда она подлетела ближе. - Мы должны отнести его в вех-чертог и отчаянно нуждаемся в твоей силе. Отложи горе на потом, сейчас ему нужно, чтобы мы действовали".

И все-таки она закричала, когда увидела его. Подле него была Ланен, склонившаяся к земле; я рассудил, что этим она выражает горесть и отчаяние, будучи не в силах чем-либо помочь.

"Кто с-сделал это? - вопросила Идай на Языке Истины, и даже голос ее разума был шипящим от переполнявшей ненависти. - Это вс-се ведьма гедри, это вс-се из-за нее! - добавила она и что было силы закричала ей: - Отойди от него пр-р-рочь!"

"Не отойду!" - прокричала Ланен ей в ответ, обращаясь с Языком Истины так, словно он был дарован ей от рождения.

Она встала, развернувшись к Акхору спиной, и сейчас больше всего походила на мать, защищающую своего детеныша: ноги ее прочно стояли на земле - насколько это вообще возможно при двух ногах, - руки подняты, она словно приготовилась ринуться в бой; ярость ее была очевидной, и она чуть ли не зашипела в ответ:

"Акор мой, так же, как я - его, и я останусь с ним, даже если ты убьешь меня, будь ты проклята!"

Так они стояли в напряжении друг против друга несколько мгновений, потом Ланен пала на колени, и я учуял запах морской воды.

"Во имя Владычицы, он истекает кровью, пока мы тут стоим! Я бы с радостью приняла смерть, если бы это могло его спасти. Но что я могу сделать? Милостивая Богиня, что мне делать?"

Гнев Идай приостыл, ибо и она чувствовала то же, что и Ланен, которая, несмотря на свою смелость, была совершенно подавлена.

"Давай подымем его в воздух, дитя. Он должен отправиться в свой вех-чертог и пребывать там во сне, чтобы исцелиться или умереть. Отодвинься, малышка".

Ланен поспешно отошла от Акхора и быстро переговорила о чем-то с Реллой. А мы втроем перевернули государя на спину, потом я на миг остановился и приклонился к земле.

"Давай же, госпожа. Я понесу тебя", - сказал я Ланен.

Она кивнула Релле и запрыгнула ко мне на шею.

"Держись крепче, это будет нелегко", - предупредил я ее. Мы одновременно напряглись и все вместе взмыли вверх, яростно разгоняя крыльями воздух, и понесли царя к месту его отдыха.

Ланен

Я уже достаточно все обдумала и теперь воззвала к Совету - ко всем сразу, сообщив им, что Релла доставит сосуд с самоцветами душ Потерянных к месту встреч у Рубежа. Переговорив с ними, я тут же совершенно об этом забыла.

Надеюсь, мне больше никогда не придется переживать столь ужасные моменты. Я страшно боялась за Акора. Богиня! Святая Шиа! Мать всех нас! Я не могла оторвать от него взгляда, пока товарищи несли его, лишенного чувств, по утреннему воздуху. Огромные зияющие раны страшно кровоточили. Я и представить не могла, что столь могучему созданию можно нанести такие увечья. Милостивая Богиня! Я не могла этого вынести, это было выше моих сил. Но выбора у меня не было. Я должна была вытерпеть это.

Я не рыдала. Думаю, на это у меня просто уже не хватило сил, хотя чувствовала, что щеки у меня по-прежнему мокрые. Я крепко цеплялась за рога Кейдры, когда полет всех троих становился неровным, моля Ветры, Владычицу - любого, кто слышал меня, - чтобы Акору была оставлена жизнь. Ничто иное не имело для меня значения.

Наконец, уже ни на что не надеясь, я увидела впереди под нами холм с озерцом возле него. Трое драконов принялись снижаться широкими кругами - медленно, осторожно. Приземление не было мягким, и я возблагодарила небо за то, что долгие годы нелегкого труда сделали мои руки достаточно сильными, чтобы я могла удержаться. Расжав хватку, я спрыгнула наземь, ибо Кейдра сказал мне, что он единственный, кто может проникнуть в пещеру, благодаря своим не слишком крупным размерам, и ему придется тащить Акора следом. Я поплелась за ним - так, точно уже умерла, но почему-то забыла лечь в могилу.

Кейдре удалось дотащить Акора до золотого пола, где он уложил его в пятне солнечного света, проходящего через отверстие вверху. Акор лежал на спине, и раны его находились сверху; Кейдра же - я не поверила своим глазам! - принялся соскребать со стены золото, дыша на него огнем, пока металл не запылал, сделавшись мягким, точно глина; тогда Кейдра стал лепить из него нечто, очень напоминавшее повязку.

- Кейдра? - проговорила я негромко.

- Это остановит кровь, которая в нем еще осталась, и ускорит выздоровление, - сказал он, не глядя на меня. - Так мы всегда делаем, Ланен. Дай мне закончить.

Я попятилась, обеими руками прикрыв рот, чтобы вновь не отвлечь Кейдру, и следила за его действиями, не замечая, как слезы капают на руки.

Когда он закончил, серебристо-алое тело Акхора было тщательно покрыто сияющими золотыми заплатами; после этого Кейдра опустил голову, позволив наконец предаться своему горю.

- Ланен, - сказал он негромко. - Меня он не услышит. А мне следует знать, не нужно ли ему что-нибудь. Когда мы бываем ранены, у тела нашего возникают иные потребности, и только сам раненый знает, что ему нужно. Воззови к нему, прошу тебя, ради его же исцеления. Ты его возлюбленная, ради тебя он пробудится.

Сжав зубы, я заставила себя перестать реветь. Каким-то внутренним чувством я знала, что должна оставаться спокойной, чтобы мое страдание не отвлекло разум Акора от его собственных забот... Глубокий вздох, Ланен. Давай.

"Акор, дорогой!"

Он не ответил.

"Акор, любимый, Ланен зовет тебя, Ланен Кайлар. Дорогой мой, ответь мне, прошу тебя, хотя бы за миг до того, как на тебя снизойдет вех-сон. Акор?"

Ничего.

"Прости, дорогой, - подумала я про себя. - но Кейдра тут, и я не могу заставить его уйти. Я должна сделать то, что должна".

Затем, изо все,х сил стараясь придать своему голосу повелительный оттенок, я произнесла - одновременно вслух и на Языке Истины.

- Кордешкистриакор! Проснись! Ланен Кайлар зовет тебя!

Словно всплыв из водных глубин, он поднял голову:

- Ч-чего ты хоч-чеш-шь, милая? Я долж-жен ус-снуть...

"Государь Акхор, это Кейдра, - произнес Кейдра на истинной речи достаточно громко, чтобы было слышно и мне. - Ты ранен. В чем ты нуждаешься?"

"Лиш-ш-шъ во с-сне, Кхейдхра, - ответил Акор так же громко. - Ты налож-жил на раны кхаадиш-ш?"

"Да, государь, - ответил Кейдра. - Не нужно ли тебе мяса, воды, тепла, железа?"

"Лиш-шь с-сна, малыш-ш, - ответил он. - Но где ж-же Лханен, что воз-звала ко мне?"

"Я здесь, сердце мое, - ответила я, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. - Могу ли я чем-то помочь тебе, любимый?"

"Позволь мне лишь ощутить прикосновение твоей руки", - ответил он более разборчиво, чем говорил до этого.

Я подошла поближе и положила руку на его мягкую кожу, пониже челюсти, увидев, как он при этом расслабился.

"Ах-х. Ты опас-сна, Лханен Кайлар. Вокруг тебя мир меня-етс-ся так быс-стро, что не могу я оправитьс-ся от одной неож-жиданнос-сти, как меня уж-же подж-жидает другая. Но тпы делаеш-шь ж-жизнь такой интерес-сной! - он улыбнулся- - С-спи на крыльях Ветров, Лханен Кайлар. Я разыщ-щу тебя, когда прос-снус-сь..." - голос его разума затих, и он уснул.

Я смотрела на него. Он превзошел свою боль, он забыл о Совете, о Марике - обо всем, что всегда означало для любого из нас опасность, - но он продолжал помнить о своей любви ко мне. И помнил мое имя.

- Спи на крыльях Ветров, любимый, - сказала я тихо, слегка коснувшись потускневшего самоцвета его души, и неожиданно с губ моих слетели слова прощания: - Благополучно отправляйся и хорошенько береги себя - и возвращайся счастливо домой, ко мне. И тут я зарыдала по-настоящему.

Глава 18

ВЕТРЫ И ВЛАДЫЧИЦА

Ланен

Когда мы с Кейдрой покинули чертог, Акор был уже охвачен глубоким вех-сном. Кейдра радовался, что дыхание государя было ровным, - он сказал, что это верный знак того, что выздоровление наступит. Он вынес с собой наружу большое количество кхаадиша и приложил его к ране на плече у Шикрара. При этом Шикрару, как мне показалось, было больно; однако когда все закончилось, ему явно стало легче переносить свою рану.

Шикрар и Идай заботливо разожгли для меня костер на поляне, ибо день хотя и был ярким, но в нем явственно чувствовалось приближение зимы. Я поблагодарила их и встала поближе к огню, удивляясь своей усталости. Богиня милостивая, да не действует ли на меня вех-сон? Нет, этого никак не может быть. Но тогда почему я так слаба? Я даже начала дрожать.

И тут внутренний голос, который всегда живет в глубине моего разума, заговорил несколько насмешливо:

"Что ж, девочка, кроме того, что ты чуть не умерла два дня назад, прошлой ночью спала не больше часа, боролась с Советом за свою жизнь и смотрела, как у тебя на глазах твоего любимого терзают чуть ли не на куски - ты еще и ничего в рот не брала с тех пор, как последний раз завтракала похлебкой в хижине Марика полтора суток назад. Помнишь?"

Меня даже пошатывало, пока я стояла.

- Послушайте, а тут ничего поесть не найдется? О Богиня, я даже не знаю, чем вы питаетесь. Но я страшно голодна.

Шикрар нагнул ко мне голову и негромко произнес:

- Мы едим мясо и рыбу, малышка. Можешь ли употреблять в пищу скот, который твои люди привезли с собой?

- Все, кроме костей, шкуры и волос, - ответила я. - Только не думай, что я способна сейчас изловить корову, тем более - разделать ее.

Шикрар негромко прошипел.

- Посиди и отдохни, госпожа. Ты обладаешь душой моего народа, и я почти забываю, что телом ты не похожа на нас. Как часто вам требуется пища?

- По меньшей мере, один раз в день. А лучше всего - два или три раза, - я угрюмо опустилась у костра; однако, несмотря на голод и усталость, мне доставило удовольствие увидеть дракона, принявшего позу явного Изумления.

- Отдыхай же, - повторил Шикрар, придя в себя. - Кейдра будет присматривать за Акхором, Идай - за тобой, а я принесу еды.

Он поклонился - изящным, волнообразным драконьим поклоном - и быстро улетел. Я ухитрилась проводить глазами Кейдру, отправившегося в Bex-чертог, и пробормотать нечто вроде благодарности Идай (несмотря на ее явное недовольство тем, что ей поручили за мной присматривать), прежде чем меня сморил сон.

Я надеялась, что отдохну во сне, но этому не суждено было сбыться. Едва я закрыла глаза, как на меня навалились сновидения. Я почти уверена, что причиной тому послужили слова Шикрара. Я видела себя в образе дракона с кожей, сияющей золотом, и с адамантовым самоцветом на челе. Еще более правдоподобно я чувствовала крылья, которые были дадены мне, чтобы воодушевить меня на Полет Влюбленных. Я изгибала их, я училась летать - и, к великой радости, прожила свою жизнь в облике одной из Большого рода. Мы с Акором долго и счастливо жили вместе; у нас было четверо малышей, и мы гордились ими. Но этот чудесный сон имел устрашающий конец. Мне пригрезилась наша смерть: мы были охвачены тихим сном, а тела наши были сожжены огнем изнутри, как и рассказывал мне Акор. Но среди мягкого нашего праха, где лежали, мерцая, два наших самоцвета, я узрела то, что видела лишь несколько мгновений на поле битвы, вечное свечение самоцветов душ Потерянных, так и не спасенных, не восстановленных, - и мне показалось, точно мы с Акором и вовсе никогда не жили.

Я с криком проснулась, но Идай была рядом - весьма недовольная, и ее присутствие успокоило меня. Я вновь забылась. И опять очутилась в своем сне, но на этот раз он предстал передо мной с иной стороны: Акор снова явился ко мне в образе высокого, среброволосого зеленоглазого мужчины, каким я представляла его в своем воображении. Жизнь наша была нелегкой, полной скитаний и приключений; опасности и мрак часто препятствовали счастью - нашему и наших детей; но когда сон этот закончился и мы обрели вечный покой, я увидела множество кантри, что летали над нашими могилами, и было их больше, чем могло родиться за время моей жизни, я знала, что это были Потерянные, каким-то образом возвращенные в этот мир.

Я медленно пробудилась, в глубине души понимая, что мне предоставлен выбор. Впрочем, окончательно проснувшись, я позабыла об этом: надо мной стоял Кейдра и тихо звал меня по имени, а ветерок доносил до меня запах мяса, жарившегося неподалеку. Время перевалило за полдень. Идай и Шикрар говорили о чем-то возле озерца.

Пока я ела, Кейдра лишь сказал мне, что Акор теперь глубоко погружен в вех-сон, а ему самому пора улетать. Теперь многое нужно было сделать, и в первую очередь вернуть самоцветы Потерянных на их законное место в Чертоге душ - дело, которое Шикрар мог доверить лишь Кейдре.

- А Шикрару не потребуется вех-сон? Рана его выглядит просто ужасно, - сказала я негромко.

- Возможно, скоро это случится, но пока он, похоже, решил повременить. Кажется, ни на него, ни на Идай вех-сон пока не начинает действовать.

- Ох, Кейдра, - вздохнула я, и мне захотелось протянуть к нему руки: на мгновение я пожалела, что он не человек, а то бы я непременно обняла его. - Жаль, что ты не можешь остаться подольше. Но я не буду препятствовать тебе в выполнении твоего долга.

Он поклонился.

- Я бы остался, будь это возможно. На сердце у меня тяжко от горя, госпожа; я переживаю и за тебя.

Я тоже поклонилась и протянула ему обе руки, хотя жест этот, лишенный истинной глубины чувств, не мог заменить объятие.

- Кейдра, дорогой друг, я не знаю, какие слова подобрать, чтобы горячо отблагодарить тебя за все, что ты сделал. Без тебя...

- Я лишь начинаю возвращать тебе то, что ты сама дала мне. Прощай, госпожа Ланен. Да пребудет с тобою любовь - моя и моих родичей, - сказал он и, медленно нагнувшись, нежно потерся носом о мои руки.

Я не в силах была говорить. Сложив руки, освященные его прикосновением, ладонями вместе, я смотрела, как он взлетел в темнеющее небо.

Когда он улетел, я пошла к озерцу, чтобы попить воды и умыться. Идай и Шикрар, стоявшие у берега, молчали, пока я пила.

- Ну вот, - сказала я, когда напилась. Глянув на них, я вздохнула. - Чего такого вы не хотите мне рассказать?

Шикрар тоже вздохнул и поклонился мне.

- Воистину, нет иной причины для нашего молчания, кроме той, что мы не хотели взваливать на тебя непосильное бремя. Госпожа, я боюсь, что... Весьма вероятно, что...

Хотя я и полагала, что уже вряд ли чему-то удивлюсь, меня поразило то, как голос Шикрара задрожал и пресекся на этих словах. Тогда я еще не знала, что Шикрар потерял свою возлюбленную вскоре после рождения Кейдры, и ему была хорошо знакома боль, которая сейчас коснулась меня.

Идай закончила за него:

"Могу ли я обратиться к тебе, Ланен? - голос ее разума был резким, но сейчас, по крайней мере, в нем не было гнева. - Я знаю, что мы уже общались на Языке Истины, но мне бы хотелось начать заново. Меня зовут Идай. Я не слишком хорошо владею твоим языком".

"Я была бы рада. Прошу тебя, госпожа Идай, скажи: что удручает Шикрара, почему он не может говорить? - я почувствовала, что горло мое сжимается, и была рада, что мы говорили на Языке Истины, ибо вдруг поняла, что готова излить целое море слез. - Пожалуйста, госпожа, прошу тебя. Я хочу знать правду".

"Все дело в Акхоре. Он рассказывал тебе о вех-сне?"

(Немного. Он говорил, что сон этот одолевает вас, когда вы ранены", - ответила я, а про себя подумала: "Ну скажи же мне, Идай, не тяни!" - совсем забыв, что и это ей будет слышно.

"Хорошо, Ланен. Возможно, Акхор выживет, возможно, - нет. Если нет, то смерть вскоре успокоит его. Если же ему суждено выжить, - и тут голос ее задрожал так же, как до этого дрожал мой, - то исцеление займет много, очень много времени. По меньшей мере, полвека. Я не знаю ни того, сколько тебе лет, ни того, как долго ты думаешь жить, но мне известно одно: когда он проснется, ты, в лучшем случае, будешь уже в преклонном возрасте".

Сердце мое онемело. Значит, умрет ли вскоре мой возлюбленный или выживет, проснувшись здоровым и сильным, когда мне пойдет седьмой десяток, в любом случае большая часть моей жизни уже иссякнет. По меньшей мере полвека. Если я вообще доживу до того времени.

- Прости, госпожа, что мы так безжалостно открыли тебе самую суть, но тебе ведь нужно было знать это, а у нас не так много времени, - сказал с грустью Шикрар. - Bex-сон охватил Акхора; он передастся и нам, если мы поскорее не уберемся отсюда, - он замолчал, облизывая края собственной раны, что вновь начала сочиться кровью из-под золотой заплаты после того, как он слетал за мясом. - Возможно, что меня вех-сон одолеет в любом случае, но только не здесь.

Меня удивляло собственное спокойствие. Осознание жестокой действительности лишь способствовало этому. Когда ты понимаешь, что стенания бесполезны, порой наступает странное состояние, в котором жизнь воспринимается таковой, какая она есть, и ты делаешь то, что должен делать.

- Ты сможешь задержаться еще ненадолго, чтобы я успела попрощаться с ним? - спросила я спокойным голосом.

- Вестимо, госпожа, - ответил Шикрар, благопристойно поклонившись.

Я была немного удивлена тому, как он мне ответил, но напомнила себе, что он был старейшим из народа, жизнь которого достигает двух тысяч лет. Удивляться, скорее, следовало тому, что он не просто говорил на моем языке, а в большинстве случаев употреблял слова, хорошо мне известные, а не те, которые использовались давным-давно моими предками.

Возвысившись над своей душевной болью, над невеселыми мыслями и стенаниями, я отправилась ко входу в вех-чертог, чтобы попрощаться с Акором. Начинали сгущаться сумерки, и я прихватила с собою горящую головню, чтобы мне было светлее. Мне хотелось насмотреться на него перед уходом, чтобы по прошествии пятидесяти лет, когда я как-нибудь вновь вернусь сюда, я помнила бы его облик.

Акор по-прежнему спал; однако, подойдя ближе, я была поражена исходившим от него жаром. Тело его было жарче, чем духовка пекаря, и я едва смогла приблизиться. Спал он неспокойно, извиваясь и ворочаясь, однако сон его был беспробудным; потом я увидела, что тело его застыло, утратив гибкость. Меня это ужаснуло, показалось таким странным! Подойдя к нему так близко, насколько позволял жар, я тихонько заговорила с ним. Я не стала называть его истинным именем, опасаясь, что он может проснуться и вновь почувствовать боль; я использовала ласковые слова, с какими обращаются к ребенку. В конце концов он расслабился. Я почувствовала большое облегчение, однако ненадолго. Вскоре подобное повторилось - снова и снова.

Конечно, я никогда раньше не видела, как спят во время вех-сна, и Акор ничего похожего мне не рассказывал. Я представляла его себе, как сон человека. Может, я и ошибалась, но ведь он тоже видел, как я спала при нем. Если бы мой сон слишком отличался от их сна, он бы не преминул спросить меня - в этом я была уверена.

Нет, тут что-то было не так. Это не походило на исцеление.

Потом он начал стонать. Это были ужасные звуки - глубокие и густые, несмотря на боль, но при этом надтреснутые, словно засохшая на солнце грязь. Несмотря на всю свою любовь, я не могла здесь оставаться. Я выбежала наружу, голося невесть что.