Чтение 26–й страницы книги ~Ричард де Амальфи~

Я подумал, вздохнул, развел руками.

- Как отец нации, что не спит у карты мира, должен признать, что вы, мои дорогие друзья и соратники, правы... хотя, как всякий мужчина, предпочитаю правым считать только себя. Значитца, так: оставляю на вас охрану замка. А сам с двумя простолюдинами пошустрее попробую пройти по их проклятому подземному ходу.

Зигфрид сказал с пьяной задумчивостью:

- Понимаю ваше стремление к славным подвигам, но...

- Это даже не стремление к подвигам, - сказал я, потом решил, что для них это будет слишком, рыцарь всегда стремится к подвигам, даже когда трезв, - это еще и стремление обезопасить себя и замок. Кто знает, откуда они вышли?

- Из ада, - ответил Зигфрид. Икнул, сконфузился, объяснил: - Отец Ульфилла так сказал, а он знает.

- Из ада, - подтвердил Алан. - Что еще там внизу может быть, кроме ада и мертвяков?

- Увидим, - ответил я. Хлопнул в ладоши, появился слуга, я велел строго: - Немедленно приведи отца Ульфиллу! У нас церковь не отделена от государства, так что если заартачится - тащи силой!

* * *

Дверь распахнулась, отец Ульфилла часто дышал, красная мясистая рожа полна негодованием, из маленьких глазок брызжут короткие молнии. За ним двое крепких парней, морды довольные, нечасто доводится применить силу к церковному деятелю, а руки чешутся всегда.

- Приветствую вас, отец Ульфилла, - сказал я дружелюбно. - То, что я вам не нравлюсь так же, как и вы мне, не должно нас останавливать, верно? Пока что мы в одной упряжке. Как вы слыхали, над замком Амило гордо реет, подобно буревестнику революции, мой стяг. Так что пусть трусливые пингвины робко прячут сало, масло, зерно... Ах да, вы в том сражении тоже участвовали, как боевой капеллан... Но церковь в том захудалом замке, как мне показалось, соответствует понятиям не вполне, не вполне...

Он отдышался, зыркнул злобно, но поборол себя и, вместо того чтобы наброситься с обвинениями на непочтительное поведение моих людей, буркнул недружелюбно:

- Я и без вашего напоминания собирался туда завтра с утра.

- Вот как? - удивился я. Спросил ревниво: - Зачем?

- Узнать у местных собратьев, не нужна ли помощь. Христиане, сэр Ричард, всегда помогают друг другу!

- Да, конечно, - согласился я. - Вот только не упомню, уже была или не была Варфоломеевская? А утро стрелецкой казни? Словом, я одобряю ваши поползновения укрепить свое влияние и повысить рейтинг. В конце концов, это влияние церкви как института. Более того, я прошу вас посмотреть насчет сел и деревень.

Он смотрел исподлобья, мясистые щеки непрерывно двигаются, будто продолжает втихую жевать украденный окорок.

- Я вас не понял, сэр Ричард.

- У Одноглазого были богатые села, - объяснил я. - Не те огрызки, что у меня. А в селе надо иметь либо церковь, либо часовню. Лучше церковь. Как я помню из детства, единственное отличие села от деревни в том, что в селе церковь есть, а в деревне - нет. Словом, я вас уполномочиваю званием старшего священника! Есть такое? Нет, жаль... Но все равно, вы можете приказывать другим, бить им морды, единогласно решать, где поставить часовню, а то и новую церковь...

Мясистое лицо быстро менялось, я смотрел заинтересованно, на худом не смогло бы промелькнуть столько оттенков и отразиться всяческих чувств, наконец он выпалил, злой, как дикобраз на солнце:

- Вы не вправе ни давать, ни отнимать звания лицам духовного чина!

- Но с остальным согласны? - спросил я.

Он поколебался:

- Построить церковь - дорого.

- Выделю нужную сумму, - пообещал я. - Из трофеев! Все остальное: подбор строителей, выбор камня, проект и дизайн - ваша забота. А также попа назначите по своему выбору.

Он все еще смотрел исподлобья.

- Не знаю, зачем это вам. Я чую Антихриста!.. Чую. Но я берусь восстановить порушенные церкви и возвести новые. И да будут разрушены все козни Нечистого, да посрамлен будет со всем своим воинством!

- На этом и закончим, - согласился я. - А то, что я - Враг, хорошо. Когда кот близко, мыши не спят.

- Я не сплю, - проговорил он с угрозой. - Я вас насквозь вижу!

- А я думал, - ответил я, - рентген изобрел Иван Грозный.

* * *

Гунтер, который знает всех и все о каждом, по моему приказу отобрал из лучников двух, Нормана и Гульда, малорослых жилистых парней, быстрых и ловких. Я признал, что лучше и придумать трудно: ход подземники рубили по своему росту, мне пришлось чуть ли не на четвереньках, зато они оба не шли - бежали, время от времени останавливаясь и проверяя стены и потолок.

Норман и Гульд несли по факелу, красноватого света которых хватало на два десятка шагов, я ковылял сзади, уже не уверенный, что это в самом деле нужно и что замку может угрожать опасность от подземных жителей.

Так спускались часа два-три, потом низкий свод исчез, я с облегчением разогнул закрепощенную спину. Дорога виляет между длинных массивных сталагмитов, мы в огромной пещере, стена только за спиной, по сторонам и впереди - тьма, свет выхватывает только белые, словно осыпанные солью, камни... камни и эти поставленные острием вверх исполинские сосульки.

Норман в нетерпении убегал далеко вперед, за ним Гульд, оставляя меня в темноте, оба возвращались с торопливыми заверениями, что дальше еще интереснее, причудливее. Оба дергались от возбуждения, ни в одном ни капли страха, Гунтер знал, кого выбрать.

Наконец ход начал расширяться, все чаще встречались глубокие ниши, вполне могли бы служить жилищем, а возможно, и служили в те времена, когда подземники не умели проникать глубже.

Еще час опускались, ход все шире, свод выше, здесь не только бы я легко проехал на коне с гордо поднятым к своду копьем, но стремя в стремя шли бы пятеро-шестеро всадников.

Норман, самый шустрый, так его отрекомендовал Гунтер, все время шел впереди с зажженным факелом, в заплечном мешке запас смоляных палок, что дают долгий и яркий свет, Гульд замыкал шествие, скулил и просился поменяться с Норманом местами.

Остановились перевести дух, перекусили, а когда поднялись, Норман в нетерпении забежал вперед и сразу же ахнул:

- Магия... Только колдуны могли такое...

Я промолчал, осматривался. Жилье, как и вообще постройки, можно делить по классам, по времени, затраченному на строительство. Можно срубить из веток шалаш, для этого нужен только топорик и растительность вроде леса или кустарника. Можно поставить палатку, это комфортнее, но ее нужно таскать с собой. Можно срубить деревянную избу, даже терем, там комфорта еще больше. И, конечно, такая изба долговечнее, чем любой шалаш. Еще лучше - выстроить дом из кирпича или даже каменных блоков. Эти простоят веки, в то время как деревянный дом сгниет за два-три десятка лет. Но самое прочное сооружение, практически вечное, - вырубленное в толще гор. Недаром находим в пещерах кости не только неандертальцев и питекантропов, а то и всяких там лемуров и магацитлов.

А самое главное, такое жилище можно постоянно расширять, углублять, вырубая новые помещения, пробивать новые ходы. Это там, наверху, славяне всякий раз строили новые дома взамен сгнивших, но когда дом не гниет, не рушится, то каждое новое поколение хоть малость да продвигается в толщу гранитной тверди. Вглубь, в стороны, а самые дерзкие или сумасшедшие рискнули пробить ход наверх...

Внизу за небольшим каменным гребнем огромная квадратная пещера. Стены испещрены точками, это входы в пещеры. Похоже на обрывистый берег реки, который облюбовали под гнезда воробьи или ласточки. Но эти жилища - это... подземный город.

- А ход идет мимо, - заметил я. - Не будем останавливаться на полустанке!

Оба постанывали, у меня самого ноги гудели, я со страхом подумывал, как будем подниматься обратно, но сказал натужно бодро:

- Пройдем еще милю. Если не увидим дна, вернемся. Самому не хочется дойти до этой, как ее... Есть только миг между прошлым и будущим... ах да, земли Санникова!

Норман удивился:

- Землю... кого? Сан Никова?

Я отмахнулся:

- Забудь. Тем более что там не остров какой-то зачуханный, а целый мир Плутонии. С подземным черным солнцем в центре Земли.

Они посматривали на меня с опаской, уж очень я уверен, никто о таком не рассказывал.

Вообще-то, как уверял персонаж не то Гоголя, не то Достоевского, в центре Земли еще одна Земля, только диаметром поменьше. Если это так, а при этом гребаном спуске готов поверить в любую нелепость, то рискуем встретить не просто племя подземников, а союзы племен, народности, нации, государства, военные блоки, колумбов и магелланов, вместе с куками и миклухо-маклаями, осваивающими чужие континенты и дальние острова.

Спускались еще долго, я потерял счет времени. Утомившись, укладывались на отдых, снова опускались при свете негасимых факелов.

Норман держался все возбужденнее, дергал носом, глаза горят, как у ночного зверя. Несмотря на приказ далеко не уходить, все чаще вырывался вперед настолько, что теряли из виду. А однажды оттуда, из-за снежной гряды, раздался ликующе-потрясенный вопль:

- Есть!.. Я вижу!

Мы прибавили шагу. Впереди пещера наконец-то заканчивается сплошной инеистой стеной от свода и до пола. Ровной такой стеной, словно природа создавала по отвесу строителя. А в середине стены зияет, ощерившись острыми камнями, темный пролом. Отсюда выглядит как дыра, в которую пролезет разве что кулак, но я прикинул масштабы пещеры, размер сталактитов на той стороне и крохотную фигурку Нормана возле пролома и понял, что в такую дыру пройдет паровоз, разве что слегка царапнет трубой. А то и трубой не царапнет.

Норман возбужденно махал руками. Мы с Гульдом спустились по заледенелому склону, дальше поверхность пещеры - словно тщательно выложенный плитами пол в церкви, пролом расширяется, я увидел странные сооружения, ускорил шаг.

Норман повернулся, лицо было белое, губы дрожат. Через пролом открывается вид, как сквозь синее стекло, на исполинскую пещеру, в которой расположился город. Десятка два величественных зданий, красивых и торжественных, дивные постройки, не то церкви, костелы, храмы или мечети, не то Дворцы культуры, но уж точно не многоэтажки для жилья. Все это покрыто снегом, ледяной коркой. Везде голубоватый цвет, ему подвластно все, и только в проломах голубой цвет переходит в густо-синий.

Свод пещеры теряется в черноте, но чувствуется, что весь из выступов и щелей, как и окружающие стены, зато внизу поверхность ровнее зеркала, здания отражаются, будто их выстроили на голубом льду.

Норман и Гульд онемели. Потом Гульд пробовал шевелить губами, но не срывалось даже писка. Я долго всматривался, Норман сопел рядом, я проговорил с затрудненным дыханием:

- Именно это и есть Первые... первые подземники... Они даже дома строили по-старому, хотя пещеры, понятно, проще... Или это религиозный принцип?..

- Ваша милость, - сказал Норман испуганно, - если они выйдут наружу, то, уж простите за смелость...

Но трусливо умолк, только зыркал из-под низких, очень редких бровей.

- Завоюют не только нас, - закончил я за него, - но и всех соседей... В самом деле, если их столько, то почему не выйдут и не завоюют?.. Могли бы отвоевать земли... размером с королевство! А то и вовсе пройти, как орда Чингисхана.

Он развел руками.

- Сие только Господу известно.

- Да, конечно, - буркнул я.

С другой стороны, мелькнула мысль, а что они забыли на поверхности, где совсем недавно, по их меркам, была отравленная радиацией земля, где сменяются разрушительные сезоны: зима с ее морозами, метелями, лето с иссушающей жарой и сокрушительными грозами, весна и осень с катастрофическими наводнениями... в то время как внизу, прикрытые куполом тектонических пород, всегда в одном и том же климате и при одинаковой температуре без всяких перепадов. Если и не нравилось в первые поколения, то потом не просто привыкли, а приспособились, так что в нашем мире все должно пугать, наверху могут жить только дикие звери и такие же дикие люди.

- Вообще-то с ними можно сосуществовать, - рассудил я, - как люди - с глубоководными рыбами. Не соприкасаясь, не пересекаясь, вообще не зная друг друга. С другой стороны, человек - такая скотина, что если заметит дыру в стене, обязательно полезет взглянуть, что там за стеной... Ты понял?

Норман кивнул, лицо угрюмое, вздохнул с облегчением.

- Я уж боялся, что вы, ваша милость, сдуру полезете смотреть в эту дыру.

- Мы - да, - согласился я. - Полезем. Не белей лицом, аки девица! Не сейчас, а как-нибудь на досуге, когда со всеми делами разделаемся. Но дыру заделай, чтобы не полез кто другой. Сам не можешь, придешь сюда с дюжими ребятами. Даю тебе на это свое соизволение, а также высочайшее указание сюзерена.

Возвращались мы примерно суток двое, а может - и больше, в таком месте счет времени теряешь быстро: наверх карабкаться - это не вниз по крутому спуску, а когда выползли, не чуя ног, я повис на руках Гунтера и Тюрингема, не спорил, когда отнесли меня в спальню.

И уже не чувствовал, как провалился в сон.

Глава 15

Пожар, толкнула мысль, я очнулся от глубокого сна, как будто вынырнул из глубокой темной воды на поверхность лесного пруда. За окном ночь, однако комната озарена ровным чистым светом. И этот свет идет от моей постели.

Я поспешно повернул голову. Рядом со мной мирно посапывает, распустив роскошные золотые волосы и свернувшись калачиком, Леция. Милое девичье лицо, почти детское, порозовело от сна, губы, и без того пухлые, вздулись, как спелая черешня. Я привык видеть ее с туго заплетенной косой, а сейчас золото волос покрыло подушку и чуть ли не половину ложа. От волос струится свет, который при ярком солнце был бы незаметен, но сейчас освещает комнату лучше лампадки.

Целомудренно спит в длинной рубашке, однако с таким глубоким вырезом, что я, скосив глаза, рассмотрел и вторую пару грудей. От нее идет еще и зовущее животное тепло, я попытался отодвинуться, ну не свинья же я, чтобы пользоваться правом первой брачной ночи... тут же внутренний голос ехидно заметил, что я совсем ханжа, а еще и дурак: при чем здесь право брачности? Девушка сама пришла, никто ее не звал, не подманивал, не принуждал. А я, если прогоню, поведу себя не совсем по-джентльменски. Да и вообще... скажут, ездил на единороге именно потому, что этот, как его, девственник. А девственником в наше время можно быть только по одной причине...

Я всхрапнул, последние заслоны рушатся, горячая кровь вздувает члены, ну да, все члены, даже кончики пальцев зачесались, в них пошел зуд, слишком быстро и бурно наполняются кипящей кровью.

Осторожно, стараясь не разбудить, придвинулся, выждал минуту, медленно и бережно обхватил, прижал к своему телу. Леция дышит все так же ровно, однако сердце под моими пальцами застучало чаще, намного чаще.

Я замер, а она после паузы осторожно подняла веки. Ясные голубые глаза взглянули на меня без страха, только жаркий румянец поджег упругие щеки и пополз вниз на шею.

- Сеньор... - пискнула она.

- Спи-спи, - сказал я успокаивающе.

- Сеньор, - повторила она тем же тоненьким голоском. - А вы... не собираетесь...

- Что?

- Ну... потешить свою плоть... Я видела, как вы смотрите на меня.

Я буркнул:

- Да, но... Мужчина должен себя сдерживать. Если становится отвязанным, то это уже не мужчина.

Она смотрела с пониманием.

- О, рыцарский обет?.. Я слышала, что некоторые рыцари дают странные обеты...

Я привлек ее к себе, поцеловал в лоб, Леция замерла, я начал снимать с нее рубашку. Она пискнула в страхе:

- Сеньор, не нужно...

- Я тебя уже видел, - напомнил я. - У тебя прекрасное тело.

- Я боюсь...

- Девственница?

- Да...

- Это и понятно, - ответил я.

- Сеньор, оставьте хотя бы рубашку!

- Перепачкаем, - объяснил я, мудрый, как сто сексопатологов, зарабатывающих на сочинении книг о здоровом сексе.

Рубашка полетела на пол, Леция попыталась закрыть груди ладонями и локтями, но такое редко удавалось и нормальной женщине, а ей, с тремя парами грудей... гм...

Я ласково взял ее за тонкие кисти рук и медленно развел в стороны. Она со страхом и ожиданием смотрела на меня снизу вверх.

- Не трусь, - шепнул я. - Я такой же ненормальный... Только во мне это незаметно. Да здравствуют ненормальные!

* * *

Остаток ночи мы не спали, в самом деле ненормальные, учитывая то, что ей предстоит работа на кухне, а мне надо заниматься неожиданно свалившимся вторым замком и всеми владениями сэра Одноглазого.

Я сумел разжечь жар и в Леции, девственность мешала недолго, в моем мире мало кто знает дифференциальное уравнение, зато в этой области мы еще со школы продвинуты, знаем, что надо делать и зачем, как разжечь, как поддерживать огонь, а Леция - уже давно сухая вязанка березовых дров, да еще и облитая бензином, к которой никто не решался поднести спичку.

Алая заря заглядывала в окно, во дворе орали петухи, но не могли заглушить наше хриплое дыхание. Наконец мы упали и не двигались, не расцепляя рук, Леция часто-часто дышит, потрясенная собственным взрывом и наплывом непонятных и неизведанных чувств, глаза расширены, лицо в бледном рассвете кажется похудевшим, строгим, а глаза стали совсем огромными.

Я уткнулся лицом в ее груди, переползал от одной пары к другой, наслаждаясь богатством, Леция простонала:

- Сеньор... довольно!.. Иначе я умру.

- От этого не умирают, - заверил я. - Хотя... ты права, надо остановиться. Сейчас принесут воду для умывания. Тебе надо смыть кровь. Воды не боишься?

Она затрясла головой:

- Нет, сеньор Но не люблю из тазика. Я хожу купаться вниз...

Я насторожился, переспросил:

- Это куда?

- Там внизу река, - объяснила она. - Под мостом. Есть тропка, я спускаюсь вниз, вода чистая, холодная...

- Там течение, - заметил я. - Но ведь в воде, я сам слышал рев, живет какое-то чудовище?

- Я купаюсь в тихой заводи, - объяснила она. - Там есть такой грот... А водяная корова совсем не страшная. Правда, ревет громко, но сэр Зигфрид, бывает, кричит еще страшнее.

Я вспомнил, поинтересовался:

- Так это тебя я видел там на камнях? Ты сидела на порогах и кормила не то птиц, не то рыбу...

Она покачала головой.

- Нет, то моя сестра, она там и живет. Я не выхожу из грота.

В дверь послышался стук, приучил я все-таки, но тут же вслед за стуком, не дожидаясь отзыва на пароль, вдвинулся слуга с огромным тазиком. Второй нес огромное полотенце.

Леция поспешно залезла под одеяло, спрятавшись с головой. Я сделал слугам знак все оставить и проваливать, в свободное время еще поработаю над их воспитанием, дождался, когда дверь закроется, похлопал по оттопыренному под одеялом тугому заду.

- Вылезай, папарацци ушли.

Она высунула мордочку и быстро огляделась.

- Сейчас не войдут?

- Нет, не трусь.

Она вылезла из-под одеяла нерешительно, взглянула на меня с немой мольбой, словно просила подать ей рубашку, которую я ночью отшвырнул на середину комнату, но не решилась попросить сеньора подать, сама слезла и торопливо прошлепала голыми ступнями.

Я наблюдал с удовольствием, фигурка изумительная, Леция ухватила рубашку и трясущимися руками набросила на себя. Я расхохотался, она повернулась и уставилась на меня непонимающими глазами.

- Сеньор, что-то не так?

- Да, - ответил я очень серьезно.

- Что?

- Задом наперед.

Она опустила взгляд, охнула, торопливо содрала рубашку, перевернула и снова надела, а уже потом сообразила, что одевалась, стоя передо мной голая лицом к лицу.

Жаркий румянец затопил ее щеки, поджег уши и разлился по шее и сполз на грудь. Я спрыгнул с постели, загораживая красные пятна на простыне, подошел к Леции, она качнулась и прильнула ко мне, ища спасения во мне от меня же.

* * *

Я дал слугам себя одеть, снизу уже поднимаются вкусные запахи, а когда я подал знак, что готов изволить откушать, на столы начали спешно переставлять с подносов не то чтоб уж изысканные, но превосходно приготовленные блюда.

На завтрак явились по традиции рыцари: старожил Зигфрид, новичок в рыцарстве Гунтер, а также примкнувшие сэр Алан и сэр Теодерих. Сэр Алан принял как должное, что обедают с сеньором, он вообще, как погляжу, мало удивляется и почти никогда не ржет во все горло, даже не улыбается, а Теодерих всему удивляется и смотрит большими радостными глазами.

Слуги подавали все на золотой посуде, очень неудобно, кстати, еще нелепее золотые ложки, тяжелые, как смертный грех, но статус сеньора обязывает есть на злате, а пить только из золотых кубков, украшенных к тому же рубинами и прочими драгоценными камешками.

Зигфрид, выказывая особое уважение к сэру Алану, собственноручно налил ему в кубок темно-красного вина, мол, это лучшее, что есть у сэра Ричарда, отведай, а потом попробуй сказать, что я не прав.