которыми находился вход в пещеру. У Феди оказался фонарик. Он жужжал, и Кыш
начал потявкивать. Жужжание фонарика напоминало ему ненавистную папину
электробритву.
разбегу запрыгнул сам.
спускаться вниз. - Ногой бревно нащупал... Вроде бы ступеньки... Толково
придумано... Ого! Целая квартира!.. Двухкомнатная! - немного погодя услышал
я его гулкий голос. - Давай сюда собак!
не сразу сумел осмотреться, хотя Федя вс" время светил фонариком. Нашим
собакам было легче: они принюхивались. Это была пещерная прихожая с очень
низким сводом. Я касался его затылком, а Федя стоял на коленках. Фонарик
осветил штабел"к ровно нарубленных дров и закопч"нный котелок, мет"лку из
сосновых веток, старые ботинки, пустые консервные банки, разобранную
гранату, гильзу от снаряда.
ходить по ней пригнувшись, а я разгуливал как по комнате. Первым делом мы
разожгли в очажке, окруж"нном камнями, кост"р, и дым потянулся, словно в
печке, к дыре вдаль-нем углу пещеры. И сразу стало светло и тепло. Я увидел
верблюжье одеяло Анфисы Николаевны на соломенной подстилке и сказал Феде:
набросаю.
Васька прятался здесь от фашистов и как ему было одному жутковато и голодно.
Тогда, как сейчас, догорали сосновые ветки. Внутри них взрывались капельки
смолы, и из сучков, шипя и попыхивая, вырывались струйки дыма. И у Васьки,
так же как у меня, немного рябило в глазах от бликов огня на бурых стенах.
Только я приехал в Крым с папой и мамой загорать и купаться, а он тогда в
одиночку партизанил, и его фашисты повесили бы, если бы поймали...
меня. А Кыш и Норд лежали рядышком, смотря на угольки, и глаза у них
сверкали.
обедом я ни до чего не дотронулся, а только слушал рассказ про войну.
колбасу и бутылку минеральной воды.
консервы и подогрел на угольках. Это были болгарские голубцы. Мы съели по
одному с хлебом и помидорами.
нам, и намного. Ведь они ещ" не умели шить пальто и костюмов. Надо было
охотиться, кормить детей, защищаться от всяких крокодилов и динозавров и,
главное, воспитывать отстающих обезьян, которые почему-то не желали
становиться людьми... Начало истории человечества мне рассказывала бабушка,
когда я лежал с ангиной и не ходил в детский сад...
историю своей дружбы с людьми. Федя ворошил угольки. Я спросил у него:
тянет. Веришь? Как заш"л сюда, так почуял волнение души. Не пойму, что со
мной. Веришь?
начали, - сказал я. - И им было потрудней. Они ж не знали, что есть
рисование, а ты знаешь.
я такого важного сделал за семь лет? Ничего. Зато я всегда жалел животных -
и диких и домашних. И почти никогда не врал. А врал только тогда, когда
знал, что мне не поверят, даже если я скажу правду... Я своими болезнями и
диатезом часто расстраивал маму. Но нарочно болел всего один раз: на днях,
когда сам себя обж"г крапивой... Иногда в мою голову приходят плохие мысли,
но я в этом не виноват. Они приходят без спросу. И я их прогоняю, чтобы они
не превратились в дела. Я знаю несколько гадких слов, но никогда не пишу их
мелом на стенах и на асфальте, хотя... нет... однажды написал: "Рудик...",
но тут повалил мокрый снег, засыпал это слово. А мне стало стыдно... Жадина
ли я? Это да. Немного жадина. Но как не жалеть свой значок, когда его
предлагают поменять на худший? Или как дать прокатиться на велосипеде, если
сам ещ" не накатался? Трудно. Значит, я жадина. Но вот когда меня ребята
просят оставить пирожка или яблока, или ч"рного сухарика, или воблы, я
всегда оставляю. Это точно. Всегда... Конечно, я не такой смелый, как Мишка
Львов, по прозвищу "Тигра", но за несправедливость могу вызвать на дуэль
любого человека, кроме мамы, папы, учительницы, Снежки и завуча. Они
справедливые люди... Мне бы научиться побыстрей читать книжки и писать без
ошибок слова, и я был бы совсем человек, как другие люди! Потом бы я
воспитал Кыша, кончил бы школу, и мы с ним выступали бы в цирке с вес"лыми
номерами по чтению и арифметике...
Ведь его жизнь была длиннее моей. Вдруг Кыш зарычал и, залаяв, бросился
через лаз в "прихожую". Федя, пригнувшись, пош"л за ним. Но Кыш перестал
лаять и возвратился к костру.
Прожили бы здесь дикарями весь отпуск!.."
было телевизоров и кино? И что они слушали? Ведь они не имели ни радио, ни
радиол... Наверно, они после охоты садились на камешек и смотрели на небо,
на деревья, на травы, и цветы, и голубое море, по которому ещ" не научились
плавать. И без передачи "В мире животных" они встречали в лесу медведей,
тигров, обезьян, страусов, орлов и даже тех зверей, которых мы никогда по
телевизору не увидим. Их больше нет в лесах земли... Зато разве смог бы
пещерный человек объездить за свою жизнь столько стран, морей и островов,
сколько я смотрю за один только раз в "Клубе кинопутешествий"? Не смог бы...
А может быть, повидать один настоящий остров лучше, чем увидеть тыщу
островов по телевизору?
Наверно, сейчас мама и Анфиса Николаевна смотрят эту передачу. Хорошо бы,
они спали спокойно и не беспокоились о нас с Федей. А вдруг беспокоятся и
пошли искать? Нет. Я же оставил телеграмму!.."
Васильевича и не пропустил мимо ушей его вопросы об Анфисе Николаевне, то
сумел бы напасть на след. Впрочем, вс" вышло к лучшему... Глаза у меня
слипались... Полешки потрескивали... Дымок тянулся к потолку... Посапывали
собаки... Я ещ" помечтал, как докажу людям, что видел Пушкина и у него
голубые глаза и мягкие кудри...
погас. Федя ещ" спал. Я выбрался из пещеры.
подкинуть в угольки сухих веточек, раздуть огонь и согреться.
что ночью по склону горы не ходили люди во главе с папой и мамой, не жгли
факелы и не кричали: "Ал"ша-а!.. Ау-у!.. Ау-у!.. Фе-дя-я!"
костре и вышли из пещеры.
ч"м-то сво"м. И вдруг он остановился и воскликнул:
фашистов и защищал Крым, а я размалевал его! Разгравировал! Но теперь я
понял, что надо делать! Понял!