подаренный самим небом самородок.
месиво. Приближаясь к своему участку, он увидел там группу людей. На
брошенных участках вокруг его ствола вдруг засуетились старатели. Темные
спины гнулись и выпрямлялись, деловито долбя породу, в которой, по слухам,
скрывалось золото, а два брата Гонзага как раз вылезали из его шахты. Они
закричали на Тристана раньше, чем он успел открыть рот.
- Мы посмотрели и все обмерили, ты влез на территорию нашего участка!
Самородок наш!
неповадно было! - добавил Исмаил - он был младше, но выше ростом.
хотя, по правде говоря, вспоминая сейчас лихорадочные удары киркой, он
припомнил также и ощущение, будто лезет в чужой карман, и теперь спрашивал
себя, не залез ли он и в самом деле на чужой участок. Точного ответа не
было, поскольку даже сам он не мог бы сказать наверняка, из какого именно
места выработки он получил самородок.
адвокатов!
долгие месяцы, привлек внимание центральной прессы. Самородок снова и
снова вынимали из банковского сейфа и фотографировали; хотя он и был
меньше золотых булыжников, найденных в Австралии в 1851 году, но оказался
самым большим из обнаруженных в горах Серра-ду-Бурако. Новая волна
алчности всколыхнула Бразилию благодаря средствам печати. Корреспондентка
"О Глобу" приехала с фоторепортером, и тот сфотографировал Тристана и
Изабель в их хижине: Изабель купалась в оцинкованном корыте, погрузившись
по самые плечи в пену и игриво выставив голую ногу, Тристан держал на
руках пухлого бледного сынишку и краснокожую дочь, и глаза его, блестевшие
под благородным лбом черными пузырьками, с опаской глядели в объектив.
мятой одежде, который сыпал шуточками, чтобы заставить их улыбнуться, а
интервью брала молодая прогрессивная женщина с худыми, как тростинка,
ногами, обтянутыми сетчатыми чулками. Оба были настолько любезны, что
Тристан и Изабель нарушили бы все законы провинциального гостеприимства,
если бы они выставили их за дверь и отказались позировать перед камерой.
Журналисты пробыли у них всего час и вели себя как добрые родственники из
города, приехавшие в Гойас очаровать своих близких, и ничто не выдавало в
них людей, которые выставят их обоих на всеобщее обозрение. Правда, у
Изабель хватило сообразительности уклониться от ответов на вопросы о ее
родителях, а Тристану его хитрость уличного мальчишки помогла солгать о
своей семье, которой он стыдился, - но четкие черно-белые фотографии
выдали их с головой. Из освещенной фотовспышкой хижины на читателей "О
Глобу" глядели Тристан и Изабель, превратившиеся в одну из тех супружеских
пар, чьи ошеломленные и напуганные лица по капризу фортуны оказываются
вдруг в центре всеобщего внимания, как попавшаяся на крючок рыба. Один из
заголовков гласил: "Старатели оспаривают права на огромный самородок".
"Беглая парочка остановлена на пути к богатству", - сообщал другой. За
первыми репортерами последовали другие, и Тристан любезно принимал всех.
Это нашествие могло принести с собой беду, а могло и привести к прорыву
вперед.
на одном из двух стульев человека в сером костюме. Поначалу Тристан со
стыдом подумал, что Изабель стала заниматься своим ремеслом дома, но
потом, приглядевшись, узнал мужчину с печальным лицом, поседевшими висками
и аккуратно подстриженными усиками - это был Сезар. Изабель испуганно
жалась к плите, держа на руках толстенького сынишку, распущенные волосы
доходили ей до самой талии. Корделия лежала в колыбели, всхлипывая во сне.
вороненый револьвер, но, как будто из вежливости, не наводя его на
Тристана. - Под крышей другой семьи - на этот раз, правда, твоей
собственной. Прими мои сердечные поздравления.
нападающим за "Тирадентес" из Мооки?
другую работу.
дисциплины в нашей стране, Бразилия все же не лишена определенного
порядка, традиций и устоев. Ты же, кстати, беспокоишь моего замечательного
хозяина.
быть, давно уже болтал с ней в своей фальшивой отеческой манере, поскольку
он явно не ко времени расслабился, выглядел томным и самовлюбленным, а
револьвер его бесполезно смотрел в глинобитный пол. Он не ожидал, что
Тристан швырнет в него изо всех своих сил двадцатипятикилограммовый мешок
с рудой и попадет прямо в лицо, повалив его на пол вместе с хрупким
деревянным стулом.
прыжком оседлал Сезара и решительным ударом разбил тому голову самым
большим куском руды, выпавшим из мешка. Гримаса боли на лице немолодого
бандита разгладилась, и веки его с дрожью закрылись. Из седого виска
сочилась кровь. Он стал слишком стар для своей работы.
Сезара. - Собери вещи и приготовь детей; я спрячу тело.
печалью человека, который держит все в своих руках. Тело оказалось
грузным, тяжелее, чем три мешка породы, но Тристан, вновь ухватив верткую
судьбу, ощутил прилив адреналина в крови и легко взвалил бандита на спину.
стрекот цикад. В нескольких метрах выше по течению через ручеек вела
цепочка скользких камней; на противоположной стороне в густых прибрежных
зарослях начиналась извилистая тропинка, по которой в сгущающейся темноте
можно было пройти незамеченным. Гаримпейру и члены их семей ходили сюда
справлять нужду; не раз ноги Тристана скользили по невидимому мягкому
калу, и раздавленная корочка дерьма испускала вонь, долго преследовавшую
его. Ветки и листья пальм влажно скользили по его коже, а блестящие
круглые листья куста, названия которого он не знал, царапали его своими
жесткими кромками. Когда Тристан оступался с тропинки, в кожу больно
впивались колючки. Ему стало страшно: как бы Сезар не очнулся и не
заставил его снова вступить с ним в драку. Натренированные мышцы плеч
заныли; заросли поредели, взошла луна, и ему было легче ориентироваться.
Теперь Тристан смог разглядеть неподалеку похожий на замок освещенный
силуэт - это были рудные мельницы кооператива, в которых мешки руды,
добытой старателями, размельчались и обрабатывались сначала амальгамой, а
потом и цианидом, химическим путем извлекавшим атомы золота из породы.
Тонна за тонной шлак ссыпался на противоположный склон Серра-ду-Бурако,
образуя вторую гору, и именно по серым склонам отработанной породы,
поглощенной и изверженной обогатительным оборудованием, Тристан нес
потерявшего сознание Сезара. Никто не заглядывал сюда, в эти необитаемые
овраги, созданные человеком. Даже змеи и огненные муравьи избегали их.
свою ношу; Сезар застонал, не приходя в сознание, и даже стон его
непостижимым образом передавал индивидуальные черты Сезара - чуть
насмешливую отеческую личину, под которой тот прятал хватку бандита.
Взявшись за седую шевелюру, Тристан мягко повернул его крупную,
благородную голову, и на шее под полукруглой тенью мочки уха в лунном
свете обозначилась выпуклая яремная вена. Тристан знал, что под этой веной
проходит ее более яркая и красная сестра - сонная артерия. Вынув из
кармашка шорт свою бритву, свой верный "Бриллиант", он разрезал вену
поперек на всю глубину лезвия, а потом, когда поток крови показался ему
недостаточно сильным, добавил еще один вертикальный разрез, и только
спустя много времени понял, что расписался в своем преступлении буквой
"Т".
отвратительным и неприличным закапывать живого еще Сезара, - его сердце
билось, и кровь толчками струилась из раны. Встав на четвереньки, Тристан
лихорадочными собачьими движениями засыпал серый костюм серой же пылью
отработанной породы, оставив голову Сезара снаружи, и она торчала на
склоне, похожая на булыжник или на голову разбитой прекрасной статуи.
работой, сразу ощутил, что отдыхать некогда, необходимо действовать. Семья
его была готова отправиться в путь, а те немногие пожитки, которые можно
было унести с собой, уже были увязаны в узлы. Оранжевый рюкзак набили
одеждой, а кухонную утварь завернули в одеяло и москитные сетки. Даже
взгляд грудной дочери казался серьезным в трепещущем свете керосиновой
лампы, - она, словно чуя опасность, не издавала ни звука. Старая
индианка-тупи, Купехаки, каким-то образом догадавшись, что хозяева куда-то
направляются, явилась в дом; они пытались довольно грубо запретить ей идти