прошлом году в марте на городском митинге и поливали памятник павшим
овечьей кровью, взятой на бойне.
ребята у супермаркета меня всегда пугают. Я просто быстро выхожу из
магазина и иду, не глядя по сторонам.
пейзажа, как дерево.
озабоченным. Когда я увидела его на концерте, мне даже показалось, что ему
хотелось прильнуть ко мне. Я подумала, что это непорядочно по отношению к
Сьюки, и потому оттолкнула его.
Коддингтон-Джанкшн, в каком-то совершенно ужасном поломанном трейлере,
вместе с отчимом, потому что мать вечно разъезжала, выступая где-то на
карнавале, это называют акробатикой.
если не знать, как она управлялась с Даррилом Ван Хорном.
родители или она сама, сейчас людям нравится давать себе имена вроде
Цветок Лотоса, или Небесное Божество, или что-нибудь в этом роде.
струя холодного семени, предназначалась она именно Джейн. О сексуальном
поведении женщин можно обычно только догадываться, да это и к лучшему,
ведь оно может оказаться _слишком_ колдовским. Александра пыталась
прогнать из памяти эту картину и спросила:
какой-нибудь мотель и натрахаются до одурения. Так трогательно. - Именно
Джейн, а не Сьюки ласкала ее первой. Она представила себе Сьюки - нежное
белое пламя ее тела и как, лежа на плитках пола, Сьюки обнаружила на
животе у Александры маленькую впадинку около левого яичника. Бедная
Александра, бедная: она была убеждена, что однажды ей сделают операцию, но
будет слишком поздно, внутри все будет кипеть черными раковыми клетками. А
может, они и не черные, а ярко-красные и блестящие, как цветная капуста
кровавого цвета. - Потом, - продолжала Джейн, - отправятся, наверное, в
какой-нибудь большой город и постараются присоединиться к Движению. Думаю,
для Эда это все равно что пойти в армию. Находишь призывной пункт, тебя
назначают на медкомиссию, если ее проходишь, тебя берут.
был здесь, казался моложавым и энергичным или, по крайней мере,
_интересным_, и у него была его церковь, он был на виду...
что это предательство.
белкой, что прыжками, то и дело останавливаясь, осторожно пробиралась
через покосившуюся каменную стену в конце двора. Партия малышек обжигалась
в потрескивающей печи в комнате рядом с кухней; она попыталась сделать их
покрупнее, но тут же обнаружилось несовершенство ее техники - техники
самоучки, ее незнание анатомии. - А как Бренда, как она все это
воспринимает?
открыто прощала, что Эд погуливает на стороне, но никогда не думала, что
он ее бросит. Приход - это все, что было у нее и детей. А как теперь?
Может случиться, что их просто выгонят. - Холодная злоба, прозвучавшая в
голосе Джейн, ошеломила Александру. - Ей придется искать работу, и она
почувствует, что значит самой зарабатывать на жизнь.
уж ты меня об этом спрашиваешь, она была слишком самодовольна в роли жены
пастора, сидя над своим кофейником, как Григ Гарсон. Ты бы видела, как она
врывалась в церковь во время наших репетиций. Знаю, - сказала она, - мне
не следует злорадствовать и отпихивать другую женщину, если она в беде, но
я довольна. Думаешь, я не права. Думаешь, я злая.
зло? Бедная Франни Лавкрафт могла бы сломать в тот вечер бедро и ходить с
палкой до самой могилы. Александра подошла к телефону, держа в руках
большую деревянную ложку, и медленно, в ожидании, когда из Джейн выйдет
вся злоба, гнула ее усилием воли так, что черенок загнулся кверху, как
собачий хвост, и покоился теперь в углублении ложки. Затем она приказала
похожему на змею завитку медленно обвить ей руку. Шершавое прикосновение
дерева действовало ей на нервы. - А как Сьюки? - спросила Александра. - Не
чувствует ли она себя тоже брошенной?
использовать эту тварь Дон. Думаю, уж она-то его поимела.
Ложка наделась на шею и касалась губ своим углублением. От нее пахло
салатным маслом. Александра провела по дереву языком, язык был пушистым и
раздвоенным. Обеспокоенный Коул прижимался к ногам, чуя колдовство.
Припахивало горелым.
нравится Даррил, как тебе. Или мне, если уж на то пошло. Сьюки нравится,
когда мужчина _внизу_. Я ей советую положить глаз на Клайда Гэбриела.
помочь Сьюки.
положила извивающуюся ложку на пол, шерсть у него на холке встала дыбом,
ложка подняла свою головку, а Коул показал зубы, глаза его загорелись, он
готовился к нападению.
Александра позволила ложке разогнуться, ложка опустила головку и плашмя
ударилась о линолеум.
Фелисия Гэбриел в категоричной самодовольной манере, будто обращаясь к
горстке друзей, единодушно полагающих, что она замечательная женщина, хотя
на самом деле ее единственным слушателем был Клайд. Он пытался вникнуть в
мысли статьи в "Сайентифик Америкэн" о новых аномальных явлениях в
астрономии, но затуманенные алкоголем мозги плохо повиновались ему.
Раздраженная, в напряженном ожидании Фелисия стояла в дверях комнаты,
вдоль стен тянулись книжные полки, Клайд пытался использовать эту комнату
как кабинет, когда теперь здесь не было Дженни и Криса, нарушавших тишину
грохотом электронной музыки.
школьницы. Они с Клайдом вместе учились в государственной школе в Уорвике,
и какой энергичной была она на любом внеклассном мероприятии - от
студенческого совета до волейбольной команды девочек, круглая отличница по
всем предметам, первый женский капитан в дискуссионном клубе.
Пронзительный голос, перекрывающий все другие голоса в невероятно высокой
части "Звездно-полосатого знамени" [гимн Соединенных Штатов Америки],
пронзал его, как скальпелем. Вокруг нее постоянно крутились парни, она
была стоящей добычей - Клайд постоянно напоминал себе об этом. Ночью
Фелисия засыпала с ним рядом с пугающей быстротой добродетельной и
сверхактивной натуры, а он в одиночку часами боролся с демонами
бессонницы, влив в себя обычную вечернюю порцию спиртного, и при лунном
свете рассматривал ее спокойное лицо: притененные веками глазницы, губы,
сложенные во сне для невысказанной в споре реплики. Во сне Фелисия
казалась такой хрупкой. Он лежал, опершись на локоть, и разглядывал ее, и
память возвращала ему энергичную девочку-подростка, которую он полюбил
когда-то: в пушистом свитере пастельных тонов, в длинной клетчатой юбке
мелькавшей в коридоре с рядами высоких металлических шкафчиков зеленого
цвета. А он, Клайд Гэбриел, опять ощущал себя "подающим надежды"
подростком; гигантская иллюзорная колонна потерянного и потраченного
понапрасну времени вырастала из стен спальни, а сами они казались двумя
скорчившимися фигурками у основания вентиляционной шахты. Но сейчас она
стояла перед ним в полный рост, ее нельзя было не заметить, в черной юбке
и белом свитере, в которых председательствовала на вечернем заседании
Комиссии сторожевых псов заливных земель, где и узнала от Мейвис Джессап
об Эде Парсли.
когда-то сказали, что он красив. Мне он никогда не казался красивым, с
этим его псевдоаристократическим носом и уклончивым взглядом. Ему не
стоило принимать сан, у него не было призвания, он решил, что может
очаровать Бога, как очаровал старых дам, проглядевших, что перед ними
пустой человек. Что до меня, я считаю... Клайд, _смотри_ на меня, когда я
говорю, - ему совсем не удалось развить в себе качества Божьего слуги.
тихо отвечал он, все еще надеясь, что удастся почитать. Квазары, пульсары,
звезды испускают каждую миллисекунду потоки материи, более мощной, чем та,
что содержится во всех планетах: возможно, в таком космическом безумии он
сам искал старомодного небесного Бога. В то далекое наивное время, когда
его считали "подающим надежды", он написал большую курсовую работу по
биологии на тему "Мнимый конфликт между наукой и религией", из которой
следовал вывод, что такого конфликта нет. Хотя тридцать пять лет назад эта
работа была оценена на пять с плюсом женоподобным, с одутловатым лицом
мистером Турманном, Клайд теперь видел, что он солгал. Конфликт был
налицо, и наука побеждала.