в тот день, когда он вспомнил, что когда-то был ангелом.
как это можно было бы себе представить. У ее матери была бурная жизнь и
неутолимая жажда душевных движений - ты понимаешь, что я хочу сказать.
Ничего северного, голландского в ней нет. А отец Эвелины - один из самых
меланхолических и спокойных людей, каких я видел, меньше всего похожий на
испанца. Результат этого брака - Эвелина. И вот теперь, ты видишь, она
вносит в нашу жизнь элемент абсурда, без которого иногда было бы скучно. Мне
порой кажется, что она все это делает нарочно, потому что она действительно
умна и все понимает, когда находит это нужным.
Эвелина, Андрей, Артур, ты и я. Но вот наша связь не рвется ни при каких
обстоятельствах. Что, собственно, нас объединяет?
счастливым. Или - так было бы печальнее - никто из нас не способен быть
счастливым.
У меня, например, как мне кажется, очень скромные требования к жизни, и, я
думаю, будь все чуть-чуть лучше, я мог бы быть совершенно счастлив.
Твоя память перегружена, твое воображение никогда не остается в покое, и
даже когда тебе кажется, что ты ни о чем не думаешь, в тебе все время идет
упорная работа, и эго продолжается всю твою жизнь. Быть счастливым - это
значит забыть обо всем, кроме одного блистательного чувства, которое ты
испытываешь. Но ты никогда ничего не забываешь. Нет, милый мой, до тех пор,
пока ты не изменишься и не станешь таким, каким ты был раньше - мы все
помним, каким ты был несколько лет тому назад, - до тех пор ты не способен
стать счастливым.
как потребность сна. Не смешивай это с другими вещами.
от центральных районов города, и эта улица, с узким пространством между ее
зданиями, когда туда проникал солнечный свет, напоминала мне гравюру в
темных тонах. Но в свете электрических фонарей это впечатление терялось.
моей квартире звонит телефон. Кто мог вызывать меня в этот час, на рассвете
сентябрьской ночи?
акцентом, я ли такой-то. После моего утвердительного ответа женщина сказала:
вернемся в Париж и я тебе все расскажу. Ты видел Артура?
получалось. Ты понимаешь, трудно это сказать в нескольких словах, все так
необыкновенно...
твоего приезда.
оказался в Мексике, что это могло значить?
x x x
когда он проснулся, в квартире было тихо.
насколько неверны даже те ощущения, которые возникают из таких, казалось бы,
конкретных вещей, как пять чувств. Мне снится, что звонит телефон, это
происходит от раздражения уха. Мое воображение под влиянием сна и звуковых
воспоминаний создало это впечатление, которое не соответствует ничему
реальному. Наше восприятие - это сны, воспоминания, ощущения, значение
которых от нас ускользает, это ежеминутно меняющийся мир, природа которого
тоже не какое-то постоянное понятие. Вся непостижимая сложность нашего
душевно-психического облика, который тоже...
категорических утверждений, единственное, в чем ты можешь быть уверен, это в
их несостоятельности.
квартире действительно звонил телефон. Ты эго услышал во сне, но проснулся
не сразу и когда ты открыл глаза, то все уже было тихо. А тихо было потому,
что разговор по телефону был очень короткий. Так что вся твоя тирада о
недостоверности и неопределимой природе наших ощущения произнесена зря.
враждебное и не могу от этого чувства избавиться. Она тебе нравится?
и нашел, что это крайне утомительно.
сталкивается. И мне искренно жаль Мервиля, я за него боюсь.
для этого?
казалось бы, бояться? Но вспомни, что Андрей так же думает, как я.
доказательств или фактов, то может оказаться, что будет слишком поздно.
Посмотри - ты, Андрей, Эвелина, я - мы все к ней относимся отрицательно не
потому, что она нам сделала что-то дурное, а инстинктивно, и это недаром.
безошибочен, а инстинкт Мервиля вдруг оказывается не таким, как нужно?
Почему ты думаешь, что прав ты, а не он?
Мервиль не испытывает.
x x x
- не оставив, по обыкновению, даже записки. Утром, когда я проснулся, его
уже не было. Комната, в которой он жил, была в идеальном порядке, все стояло
на своем месте. Но шкаф, в котором висели его костюмы, был пуст и коврика,
на котором спал Том, не было. Артур прожил у меня недолго, но я успел
привыкнуть к его присутствию. которое никогда не было стеснительным, привык
слышать его быструю походку, его голос, видеть его за столом или в кресле, и
мне показалось, что в квартире стало пусто. Я годами жил один, никогда не
думал о своем одиночестве и его не чувствовал. Но после ухода Артура я вдруг
по-новому понял, что я опять остался один, и на этот раз мне было как-то
неприятно, - точно Артур не был моим случайным и временным гостем, а был
человеком, присутствие которого мне стало казаться собственным и почти
необходимым. Я знал, что рано или поздно он вернется. Ко он мне был нужен
именно теперь, потому что, пока он жил в моей квартире, я, в свою очередь,
был нужен ему йог этого мое существование переставало казаться мне
совершенно бесполезным.
было, чаще всего чувства, которое искало бы выхода или удовлетворения,
интерес к искусству или философии, наконец, просто стремление к спокойствию
и обеспеченности, как у Андрея. У Артура были бурные страсти, над которыми
мы смеялись, потому что нам они казались непонятными - в том смысле, что мы
не были способны даже отдаленно себе представить, что могли бы испытать
нечто подобное. У Мервиля был его "лирический мир" и поиски эмоционального
равновесия, у Эвелины - своя собственная жизнь, в которой она, как актриса,
играла то ту, то другую роль, чаще всего роль возлюбленной, и жестокий ее
эгоцентризм. Правда, в отличие от Мервиля и Артура, она знала, избегая в
этом признаться даже самой себе, что это все было похоже на вздорный мираж и
что в этом не было ни подлинного чувства, ни подлинного увлечения. Ее
существование однажды очень правильно определил Мервиль, сказав, что для нее
в одинаковой степени характерны две особенности, которые, казалось бы,
должны были исключать друг друга: глупейшая жизнь - и несомненный ум. И
когда после этих размышлений я возвращался к мыслям о самом себе, я думал,
что у меня не было ничего, чем жили мои друзья, - даже возможности хотя бы
на короткое время представить себе, что все идет так, как нужно, и что я
именно этого хочу. Вместе с тем, когда у меня проходила душевная усталость,
которая чаще всего управляла мое существование, как постоянно действующий
медленный яд, мне казалось, что в известных условиях, - как это было до тех
пор, пока Сабина была со мной, - все могло бы быть совершенно иначе, чем
теперь. Но об этом я никогда никому не говорил.